Иван Ургант: «Меня не могут заставить разлюбить мою страну и куда-то уехать»

— Расскажите, откуда у вас в инстаграме фотография
с Вирджилом Абло?

— Я вышел из галереи фонда Prada в Венеции, столкнулся с ним, и все — как искра пробежала между нами. Мы теперь очень близко дружим. Пока еще ничего друг другу не писали. Но просто остались очень близкими друзьями. Потому что, если один друг просит другого друга с ним сфотографироваться, тот всегда отвечает согласием.

— Вы знали о его творчестве и работе до этой встречи?

— То есть вы думаете, я просто фотографируюсь с людьми другого цвета кожи, вне зависимости от того, где они находятся? Нет, я прекрасно знал.
Слушайте, вот на мне, видите, кроссовки? Поэтому я про него знал. У него такой карьерный рост. Как говорится, от Канье Уэста к Луи Виттону. Вот тебе привет.

— Будете носить Louis Vuitton от Вирджила Абло?

— Пока не начинал еще об этом думать. Но если друг попросит… Понимаете, там в «Луи Виттон» очередь передо мной стоит.

— Филипп Киркоров, например?

— Он один из первых.

— Кто следит за вашим стилем?

— Это мой товарищ и партнер, художник по всем моим костюмам, которого зовут Игорь Ступников. И я всегда ему звоню, говорю: "Игорь, скажи, эти колготки можно надеть вот с этими джинсами?» Он говорит: «Можно», — и я надеваю.

— Стиль в «Вечернем Урганте» — это все его работа?

— Это полностью его работа, конечно. Он большой профессионал. В смысле стиля я не всегда себе доверяю, но благодаря усилиям Игоря уже могу как-то себя сдержать, чтобы не надеть некоторые предметы гардероба.

— Вы рассказывали в интервью Познеру, что у вас осенью был кризис в отношении «Вечернего Урганта», что все казалось уже не таким задорным.

— Я всегда нахожусь в перманентном кризисе и сомнениях по поводу того, что я делаю. Как говорят филологи, я на стреме.

— Как вы себя мотивируете?

— Прежде всего неудобным бельем. Это не дает расслабиться ни на секунду. Нефизиологичная форма сидения на кресле, на котором я сижу.Попытка заигрывать с темами, с которыми сложно заигрывать. Вот и все. Все время дискомфорт. Мистер Дискомфорт, так меня называют на «Первом канале»

— А коллег как мотивируете?

— Я просто очень активным образом демонстрирую собственный дискомфорт, а когда человеку плохо, всем вокруг тоже становится плохо. И это сразу подстегивает к юмору.

— У вас часто меняются люди в команде?

— Очень редко.

— То есть 6 лет…

— То есть людям нравится смотреть на это, да.

Игорь, скажи, эти колготки можно надеть вот с этими джинсами?»  Он говорит: «Можно», — и я надеваю.

— А вы следите за рейтингами передачи?

— В конце первого сезона мне дали аналитическую выкладку какую-то, что программа пока сырая, что ко мне относятся с большим интересом, чем к программе. Такой серьезный монументальный труд. И я думал, что мне сейчас сделать? А потом я подумал: да пошли они со своими этими рейтингами. И мы стали просто делать программу. Вот и все.

— Золотые слова.

— Видимо, я не переживаю, потому что все не так плохо. Я недавно слушал интервью Говарда Стерна вашему другу Девиду Леттерману. У него сейчас есть шоу на «Нетфликсе», называется «Мой следующий гость не нуждается в представлении»; у него был Барак Обама, Джей-Зи. Говард Стерн —  самый высокооплачиваемый радиоведущий США, глыба. Он провокационный, наглый, матершинник, пошляк, но зарабатывает больше, чем любой телеведущий в Америке. И Говард рассказывал, что узнал, что рейтинг измеряется всегда на 14-й минуте. Он сказал: «Я сделал все, чтобы на 14-й минуте меня никто не выключал». То есть весь самый ад и просто ужас он говорил именно в эту 14-ю минуту. Ну вот так он технически задрал свой рейтинг.

А дальше уже ремесло и прочее. Мы не так подробно это изучаем, но все-таки стараемся. По крайней мере, какого гостя позвать в начало, какого во вторую часть, где уйти на рекламу, где не уйти, — конечно, об этом мы тоже думаем.

— Были люди, которые отказывались к вам приходить на программу?

— Были.

— Кто?

— Группа «Грибы».

— В какой момент появился интерес ко всяким товарищам вроде группы «Грибы», Ивана Гая, СБПЧ? Есть задача омолаживать аудиторию?

— Нет никакой задачи омолаживать аудиторию. Мы делаем то, что интересно нам. Я же не делаю вид — «ой, а кто это такие, ну надо же интересно как», а на самом деле сижу и думаю: «так, скорее бы они все ушли, я Петра Лещенко поставлю на патефоне и посижу нормально, послушаю».

— Когда вы делаете видео вроде «Цвет настроения синий» с Киркоровым, как вы уговариваете звезд представать не в самых приятных образах? Лично договариваетесь?

— Это маленькая тайна. Это наша рубрика «Уговори Филиппа».

— То есть это какой-то инструмент, который…

— В случае с Филиппом это конкретный инструмент. Долото.

— К чьей критике вы прислушиваетесь?

— К своей бабушке.

— Что говорит?

— Она говорит: ничего не понятно, Ванечка, очень ты быстро говоришь. И перестань перебивать людей. И хватит ржать все время. Вот Юлий Соломонович Гусман мне, кстати, тоже много критических замечаний [высказывает]. Он говорит, ну что ты ржешь все время, как гиена?

— А еще кто комментирует?

— Владимир Владимирович Познер. Он никогда не будет врать, если что-то ему не нравится. Он очень нежно ко мне относится, за что ему огромное спасибо. И поэтому он меня бережет. Он не будет мне наступать на больные мозоли. У меня масса недостатков.

— Во всех публичных проявлениях вы очень положительный человек.

— Я просто хороший человек. И интеллигентный. Знаете, Довлатов писал, что невозможно про себя сказать «я хороший человек». А я вот совершенно спокойно говорю: я хороший человек, вот и все. Но это не главное мое качество. Я добрый. И скромный.

— А можно про деньги спрашивать?

— Конечно, можно, вы же «Бюро 24».

— На 7.

— В том-то и дело. Если бы просто 24, я бы еще подумал, но 24, на секундочку, на 7.

— Когда вы сотрудничаете с брендами, например с тем же Audi, это рекламный контракт?

— Это рекламный контакт! Никакого контракта нет, это контакт. Я вот, когда в Audi сажусь, как домой возвращаюсь.

Мистер Дискомфорт, так меня называют на «Первом канале».

— А когда вы, например, с «Актимелем» работали,
то же самое было?

— С «Актимелем» было по-другому. Потому что «Актимель» нужно было пить. А в Audi не к чему присосаться. «Актимель» — это была прямая реклама. А тут дружба. Просто все как-то совпало. Им приятно со мной, а мне приятно с ними. Я люблю ездить за рулем Audi. Ну хороший автомобиль, что я могу сделать.

— То есть тут ней нет никакой финансовой подоплеки?

— За кого вы меня принимаете?

— В целом за звезду.

— И что?

— Обычно им платят.

— Звездам платят? Не слышал. Это «Первый канал», здесь — нет.

— Какие у вас есть способы монетизации?

— Это не ваше дело, вот и все, так и отвечу: «Бюро 24», не ваше дело. Аккуратненько закрываем ларчик с этими вопросами. Я стараюсь поменьше думать об этом. Поменьше монетизацией заниматься. У меня есть некоторые коллеги — вот прям такое ощущение, что к ним просто голодная смерть постучалась. По домофону позвонила, сказала: «Ксюша, я пришла». И началось.

— Ксюша — это какая-то ваша знакомая?

— Нет-нет, это просто пример. Я не могу себя монетизировать. Хотя мне, бывает, говорят: «Иван, не мог бы ты встать вот в эту позу на этом массажном коврике и сфотографировать себя вот с этой стороны?»

— А как вы выбираете тех, с кем готовы дружить? Вот Юрий Дудь говорит, что он рекламирует только то, чем сам пользуется. И очень гордится рекламой Durex в этом смысле.

— Я вспоминаю, что такое Durex. А как это происходит? Просто он в конце интервью говорит: «Между прочим, все интервью я сегодня был в дюрексе»?

— Это рекламные интеграции в видео.

— Послушайте, в Юрином случае, к счастью, это единственный способ существовать. Потому что это его прямой заработок денег, никто другой ему ни за что больше не платит. У него нет зарплаты, нет ничего.

— У него есть зарплата на sports.ru.

Не надо считать Юрины деньги.

— Он сам их посчитал и озвучил на конференции «Медузы».

— Он еще и лекции дает. Вот тоже, конечно. Руки загребущие. Но вообще всем бы в цеху посмотреть на такого бригадира и, как говорится, подтянуться. Вот это было бы круто.

— То есть вы уважаете Дудя?

— Что значит уважаю — я его горячо люблю. Я считаю, что это одно из самых ярких событий, которые произошли в российской журналистике. Мы-то думали, все, подохла лошадь. А нет, смотри, бьется сердце, копыто дергается.

— Он вас еще не звал к себе?

— Мы с ним находимся в процессе постоянных переговоров по этому поводу.

— Он зовет, а вы не идете?

—Нет. Не так. Я напрашиваюсь, а он говорит, подожди, подожди. Мне нужно снять еще этих рэперов

— Я почему про монетизацию спрашиваю. Сейчас ведь только ленивый не пытается выращивать из себя самого бренд. Можете что-то посоветовать?

— Как можно меньше относиться к себе как к бренду. Я к себе так не отношусь никогда-никогда. Мое внимание сконцентрировано на том, что я делаю, и на том, чтобы получать от этого удовольствие и чтобы кто-то еще от этого получал удовольствие, вот и все. И стараться меньше фокусироваться на себе и больше фокусироваться на окружающих.

— То есть вам никогда не хотелось быть известным?

— Нет, я думал о том, что мне хочется быть известным. Но не просто так. Чтобы я был известен благодаря чему-то, а не просто фактом своего существования.

— Чем вы больше всего гордитесь из того, что уже удалось сделать?

— Я горжусь своим браком, своими детьми, своими партнерами и коллегами, и товарищами, и родителями. Я людьми в основном дорожу. Ну и… Нет, все, людьми.

Советую как можно меньше относиться к себе как к бренду. Я к себе так не отношусь никогда-никогда.

— Есть ли какие-то амбиции, которые вы еще не реализовали,
но очень хотите?

— Ну много всего. Книгу написать, фильм снять, сделать так, чтобы программа, которую я веду, продолжала существовать, чтобы люди работали, чтобы мы получали удовольствие, чтобы зрители получали удовольствие. Чтобы дети выросли, простите меня, порядочными, достойными людьми.

— Ваши дети будут жить тут, в России, или еще где-то?

— Надеюсь, что мои дети будут жить там, где им хочется. Что у них не будет необходимости вообще об этом задумываться. Я хочу, чтобы мои дети жили там, где им лучше всего. Где их работа, где их любимые люди, где им нужно быть.

— Вы чувствуете, что вы сейчас там, где вам нужно быть?

— Если бы не чувствовал, так сидел бы сейчас в редакции «Buro 24/7 Малайзия».

— Когда в нашей стране происходит что-то, что расходится с вашими представлениями о хорошем и добром, как вы себя чувствуете? Не хочется ли куда-то сбежать?

— Мне сбежать никуда не хочется. Мне страна подарила самое главное — ноги. Поэтому ничего проще, чем взять и на этих ногах, приделав к ним кабаньи копыта, перейти границу РФ, нет. Понимаете, я очень люблю эту страну. У меня есть вопросы к государству. А к стране у меня вопросов нет. Я ее люблю: людей, русский язык, культуру. Я вырос в этой культуре. Люблю русскую литературу, музыку, искусство. Я даже березы люблю.

— Как вы переживаете ситуации, если во внешней или внутренней политике происходит что-то, что тревожит вас или лишает чувства безопасности?

— Я переживаю за свою страну. Где-то у меня есть какие-то связи, что-то я могу уточнить. Я расстраиваюсь, когда что-то плохо, но считаю, что, если не замечать плохое, ведь лучше-то не станет. Зато если ты способен осмыслить плохое и попытаться сделать так, чтобы это больше не повторялось в будущем, можно прийти к хорошему. В этом я горячо убежден. Ровно так же и с событиями, которые происходили в нашей вполне себе недавней истории. Подобные события не могут заставить меня разлюбить мою страну, людей, которые в ней живут, заставить куда-то уехать. Просто есть понимание, что вот это моя страна. Вот это все мое. А там все не мое.

— Расскажите о своей работе в сфере благотворительности.

— Я занимаюсь двумя благотворительными фондами. Я председатель попечительского совета фонда «Друзья», который помогает другим фондам, и член попечительского совета Центра лечебной педагогики, который обеспечивает помощь особенным детям и их родителям на высоком профессиональном уровне.

— Что сейчас происходит с благотворительностью в России?

— Все получше становится. Люди стали об этом говорить. Когда мне было 15 лет, я не знал, что такое аутизм. Сегодня 15-летние дети уже хотя бы об этом слышали. Я в это верю. Все зависит от конкретных людей: от меня, от вас, от тех, кто это читает. Я оптимист, я идеалист, я романтик, я абсолютно уверен, что доброта человеческая и любовь способны победить все, что угодно.

— Какая помощь сейчас нужнее всего? Например, коллеги из «Таких дел» рассказывают, что главное, чтобы люди стали жертвовать по чуть-чуть, но регулярно.

— Ровно так. Наташа Водянова запустила мобильное приложение ELBI, в котором ты можешь пожертвовать максимум 1 доллар. Если вы взяли и написали эсэмэску и у вас сняли 100 рублей — вы стали лучше, я в этом убежден абсолютно. 100 рублей или 700 000 рублей — это не имеет значения. Потому что для кого-то заплатить 100 рублей гораздо тяжелее, чем для кого-то 700 000. И это же не имеет никакого значения. Главное, чтобы нас всех было больше, чтобы мы об этом задумывались. И задумывались о том, что надо помогать. Неважно даже почему. Просто — надо помогать.