Конечно же хотелось, чтобы он повлиял на государственное внимание к теме. Чтобы сдвинулось с мертвой точки обсуждение закона о домашнем насилии и его приняли в оригинальном варианте, который написали правозащитники, а не в отредактированном. Но я понимаю, что, скорее всего, этого не произойдет. Мне кажется, по крайней мере этот сериал поспособствует тому, чтобы люди больше обращали внимание на окружающие их явления и находили слова для их описания. Может, он помог бы кому-то поверить женщинам, кому-то пересмотреть свои взгляды, отказаться от правила «сама виновата». Моя амбициозная задача заключается в том, чтобы зрители поняли, что дискриминация женщин — явление системное и победа над ней зависит от каждого из нас.

Не могу согласиться, что они никогда не найдут работу в медиа — при должной сноровке все у них получится. Эта сфера, где мы все варимся так или иначе, — место обитания довольно привилегированных людей, где пытаются нащупать эту новую норму. Я согласна, что никакой справедливости нет в том, что систематически избивавший жену человек не сидит в тюрьме. При этом не согласна с тем, что люди, харассившие подчиненных, не должны нести за это ответственности.

Некоторые компании разрабатывают этические кодексы, в которых прописывается позиция по харассменту или отношениям на работе. По этому пути пошла «Новая газета». Как быть в таких ситуациях? Надо консультироваться с людьми, которые хоть что-то в этом понимают, — не знаю, что мы можем еще предложить. Надеюсь, этот скандал способствует тому, что в следующий раз многие остановятся, прежде чем шлепнуть по заднице проходящую коллегу.

Конечно, это во-первых сострадание, во-вторых, — непоколебимое уважение. И с Пашей Лобковым такая же история, когда на его защиту поднимаются интернет-войска. Есть люди с иммунитетом против обвинений. Вообще я бы не стала противопоставлять кейс Мостовщикова и кейс Венедиктова. Оба выбрали похожую стратегию ответа. Венедиктов сказал: «Я никого за коленку не трогал, но, если я тебя обидел, Аня, извини». А Мостовщиков «Я никогда никого не унижал, но готов поговорить с каждой». И то и другое — газлайтинг, отрицание слов девушки. И на этом дискуссия заканчивается. Мне кажется, в обоих случаях происходит одно и то же. Да, для Егора — это чуть более неприятный кейс, чем для Венедиктова. Но при этом схема, которой они пользуются, чтобы это прекратилось, абсолютно одинакова.

У других людей конечно может быть мнение, отличное от моего. Я считаю совершенно нормальным, что мы не можем согласиться друг с другом. Мало того, это и не нужно, потому что в дискуссии рождается много смыслов, полезных всем. Я не согласна с оценкой Собчак. Мне кажется, в какой-то момент аргументы в пользу женщин, пострадавших от харассмента, покажутся нашему обществу достаточно убедительными. Но, когда этот момент наступит, я не знаю.

Я как раз об этом говорю в фильме. Я не планировала говорить о том, что и в моем детстве было нечто похожее, что случилось с моими героинями, не в таком ужасающем масштабе, правда. Кстати, ты знала, что ВОЗ дает цифры: каждая пятая женщина и каждый тринадцатый мужчина в детстве подвергались насилию. Можешь представить? Каждая пятая!

Для меня эта тема одна из самых триггерных, потому что роды — момент максимальной уязвимости женщины. Это момент, когда ты боишься не только за себя но и за своего ребенка, и это делает тебя в тысячу раз более беспомощной, потому что ты абсолютно зависишь от врачей. Мне непонятно, почему у нас не уважают женщин с детьми. Не уважают их ни в момент родов, ни когда они уже родили и стали членами общества. Поэтому я настояла, чтобы это было темой отдельной серии. Врачи действительно работают в бесчеловечных условиях сутками, и понятно, что в течение суток ты не можешь сохранять такой же уровень доброжелательности, спокойствия и нормального функционирования, как в начале смены. В современном мире у акушеров смена — восемь часов, но не в России. Есть какие-то практичные вещи, которые смогли бы изменить систему. Мне кажется, во многом это проблема системы, но желание снизу тоже важно. И не стоит забывать, что в России появляется больше роддомов, где с женщинами обращаются достойно. И по ОМС бывают роды, которыми можно остаться довольными. Забавный факт — первый советский феминистский альманах, появившийся в 1970-х, возник, когда одна женщина написала статью «Роды человеческие» о своем опыте в московском роддоме. А другая прочитала ее, и поняла, что очень похожее случилось и с ней, и вместе они выпустили этот альманах. Проблема издевательств на родах существует очень давно, она и в Советском Союзе становилась поводом для активизма.

На это есть миллион причин, которые я озвучиваю в фильме, — к сожалению, в него вошла неполная версия ответа. Одна из них — тупо страшно, и не просто так, а по объективным причинам. Огромное количество убийств происходит после того, как женщины уже ушли. Брошенный человек становится более агрессивным. Вторая причина в том, что насилие домашнее часто идет под руку с экономическим. У миллионов женщин нет ресурсов, они полностью подчинены партнеру. Когда у тебя двое-трое детей, как ты, прости, уйдешь? Скорее надо задавать вопрос, как они находят в себе силы уйти. И спасибо тем, кто решился уйти. Я всегда вспоминаю историю Маргариты Грачевой, которая сообщила мужу, что она с ним разводится и тот отвез ее в лес и стал пытать. Чему нас это учит? Наверное, тому, что ты можешь уйти, но гарантирует ли это какую-то безопасность? Нет.