Вообще я человек крайне увлекающийся, недаром основным видом моей деятельности в конечном итоге стал конный спорт. Сначала, много лет назад, увлекся коллекционированием часов, а затем сферой интересов стало искусство. Это стало логичным следующим шагом, особенно в период, когда было модно иметь в своих хобби весь «джентльменский набор».

А когда уже подошел к этому вопросу серьезно, то сразу решил коллекционировать русские картины, но никогда не обращал внимания на направление реализм. Прямо скажу — мне не нравились Шишкин и Айвазовский, которых покупали абсолютно все. Я искал более «продвинутые», более экспрессивные вещи, новаторских художников. У меня в собрании были даже Ларионов и Гончарова. Но все это произошло до того, как я влюбился в работы художницы Марии Васильевой.

Сложно сказать, потому что не могу заявить, что собираю, например, исключительно авангард. Даже Васильева — это не четкий авангард. У меня это направление всегда ассоциируется с более абстрактным искусством, «кубики и треугольники», как я его называю. Работы Марии Васильевой — это поставангард. В нем гораздо больше души.

Ничего рационального, все только чувственное. Рационально художника нельзя собирать, он нерационален сам по себе и никогда не рассматривает произведения как наживу, не планирует получать за них деньги.

И я не считаю коллекцию инвестицией. Я в принципе человек, действующий больше сердцем. Дело в том, что когда покупал работы Васильевой, в среднем они стоили от 25 до 50 тысяч долларов. Сейчас, на последних аукционах, ее хорошие картины выставляются на торги за 600–700 тысяч долларов. Мне эти вещи абсолютно не интересны, не стремлюсь выгодно продать свое искусство и даже не знаю, кто покупает эти работы, кто сейчас их ищет. Возможно, конечно, какие-то произведения остаются непроданными, не слежу за динамикой рынка, но эстимейты в каталогах аукционов вижу такие.

Страшно сказать, это случилось уже 40 лет назад. Я шел по Парижу и на улице Сент-Оноре, напротив Президентского дворца, располагалась русская галерея Попова, там в витрине стояла картина Васильевой с черным вороном. Я зашел и сказал, что хочу приобрести. Мне объявили цену — 30 тысяч долларов. На тот момент это были огромные деньги, для меня в том числе. Ответил, что не могу выплатить такую сумму, но попросил сделать мне одолжение, рассрочку. Пообещал, что буду платить галерее в течение года по три тысячи долларов в месяц. Они согласились — хорошие люди. С моей стороны было только одно условие — картина должна была всегда стоять в окне, в той же витрине, в которой увидел ее впервые.

За 10 или 12 месяцев выплатил весь долг и параллельно стал искать более прицельно работы Марии Васильевой, находящиеся в свободном доступе. И, конечно, найти их можно было только в аукционных домах — Sotheby’s, Christie’s, Bonhams, а также на небольших французских аукционах. Я отслеживал и покупал там абсолютно все работы, которые были по силам, которые мог потянуть по цене.

В свое время в моей коллекции числились, как уже упоминал, и Ларионов, и Гончарова, а потом вдруг понял, что абсолютно все стремятся их купить, это мне стало неинтересно. Я и не так богат, и не интересуюсь известными, раскрученными авторами. Тогда принял решение продать практически все работы в моей коллекции, кроме Васильевой, чтобы сосредоточиться именно на ней и открыть заново. С первой встречи с ее произведением мне показалось, что эти работы крайне самобытны. Да, в творчестве просматривается влияние многих мэтров, с которыми ей довелось общаться во Франции, но ее картины не перепутаю ни с кем. Мне кажется, Мария Васильева крайне чувственная художница, искренняя, не следующая трендам.

К тому же Мария затрагивала в творчестве очень сложные, глубокие темы — религия, культы, великое наследие прошлого, иллюзии — и в то же время создавала вполне «земные» портреты, сцены с детьми и внуками. Все это составляло мир, очень мне близкий.

Самое интересное для меня время — с 1910-х по 1930-е. Именно в этот период ощущается дух эпохи. Она не из тех, кто мог быть автором вне времени — Васильева была в колее, внутри парижской жизни, формировала этот дух, то, за что так любим искусство начала XX века.

Удивительно, что вывез коллекцию из Франции чуть больше года назад, ровно перед тем моментом, как это стало невозможно. Дверь закрылась ровно за моей спиной. Тогда еще конкретного плана, где и как экспонировать Васильеву для широкой публики, у меня не было — я просто хотел повесить картины у себя дома. Но, считаю, все действительно получилось «по судьбе».

Идею выставки вынашивал много лет, предложил ее Василию Церетели — он согласился. И я рад, что экспозицию удалось реализовать именно в Московском музее современного искусства, потому что актуальным авторам XXI столетия предшествуют великие мастера прошлого века, новаторы, экспериментаторы. И о таких художниках, разумеется, нужно знать, ведь именно они сформировали то искусство, которое сегодня называем современным.

Моя миссия — показать Васильеву людям, вернуть на родину. Мне кажется, что это должно быть обязательной миссией любого коллекционера, собирающего эмигрантское искусство. Но, к сожалению, со мной солидарны лишь единицы.

Нет, не собираю современное искусство. Наверное, к сожалению. Дело в том, что все художники сейчас хотят чем-то поразить, но я совсем не фанат такого подхода. Работы художников, которые приобретаю, не пытаются никого и ничем поразить. Да и нынешние тренды будто связаны с коммерцией, там нет никакой романтики.

Тем не менее, знаю хороших авторов. Например, Александр Ситников и Ольга Булгакова — мои друзья и современные российские художники. Еще был очень близок с Наташей Нестеровой, которой не стало совсем недавно. Это мой круг. Всех, кто был позже, совсем молодых — пока, честно скажу, не понял.

Все верно, это абсолютно правильная мысль. Сложно сказать, как пришла идея. Мне банально стало жаль, что люди не видят то, что должны увидеть. Все-таки это русская художница, о которой должны знать, ее должны узнавать.

У меня нет конечной цели и, пожалуй, быть не может. Я просто собираю красивые картины русских художников. Однако мне бы хотелось открыть новое имя для публики. Я хочу показать миру художницу Марию Васильеву, надеюсь, у меня получится.