Архитектор — о том, как вывести классику из летаргического сна
Сейчас в Подмосковье строят жилой UP-квартал «Римский». Его автор — известный московский архитектор Михаил Филиппов. Он разрабатывал планы реконструкции Михайловского дворца и Русского музея в Санкт-Петербурге. Он строил церкви и большие жилые комплексы по всей России.
Неоклассические фасады UP-квартала «Римский» будут противостоять многоэтажкам, от которых все уже устали. Мы отправились в мастерскую Михаила Филиппова и выяснили, почему классика будет жить, а современные постройки будут сносить без сожаления.
— Что такое неоклассика?
— Для того чтобы понять неоклассику, нужно знать основные принципы архитектуры. Их сформулировал Витрувий еще в I веке до нашей эры в Риме. Эти принципы — красота, польза и прочность. Они сходятся в классической и неоклассической архитектуре. Ее красота — в устойчивых классических формах, в классических ордерах.
— Что лежит в основе вашего художественного языка?
— Я считаю, что классика — это живая тема, которая спала летаргическим сном несколько десятилетий в течение ХХ века. Чтобы ее возродить, не нужно делать копии старой архитектуры или реплики каких-то зданий. Нужно держать в уме принцип красоты, пользы и прочности. На этом поле следует искать новые объемные решения. Это об устойчивости здания, классических пропорциях. Я пытаюсь искать новые образные решения, которые никогда не встречались.
— Почему вы считаете классику единственной формой архитектуры?
— Весь ХХ век и начало ХХI века в мире экспериментируют с неклассической архитектурой — модернистской. В каких-то отдельных сооружениях это решение имеет некоторый смысл и успех. Особенно когда эти здания находятся не в городской среде, то есть в лесу, на берегу моря. Вспомните Музей Гуггенхайма в Бильбао или Театр оперы в Сиднее.
Но не получилось построить ни одного полноценного модернистского города, который мог бы хоть немножко сравниться с любым старым городом. Модернисты пытались создавать градостроительные шедевры. И сейчас они смотрятся ужасно. Состояние построек, которым не больше полувека, — это катастрофа.
Ничего другого у них не получилось. И это при том, что за ХХ век построили в сотню раз больше, чем за всю остальную историю по всему миру. Но ни одного градостроительного памятника. Ни одного.
— Чем же себя дискредитировал модернизм?
— Он крутится вокруг одних и тех же образов. Он никуда не сдвинулся с момента своего появления. Модернизм не создал большого стиля. Вот гениальный Людвиг Мис ван дер Роэ построил Сигрем-билдинг. И потом на Парк-авеню возникло несколько десятков похожих зданий, которые отличить друг от друга практически невозможно.
— А в чем преимущество классики?
— Классика создает красивую городскую среду. Но только если она употребляется в той форме, в которой существовали центры городов до появления модернизма. Например, Вашингтон. Он наполнен неоклассическими монументальными сооружениями, но все равно не похож на старый город. В нем есть элемент искусственности. Некоторые из этих сооружений по отдельности очень хороши.
То же касается и сталинской архитектуры. Такую полноценную среду, как старая Москва, она не создала. Мы можем говорить о таком феномене, как высотки. Но в них гораздо больше выпада, политики, чем красоты.
Старая Москва все равно создает очень сильное впечатление. Хотя в центре Москвы очень много средних провинциальных сооружений, которые не обладают большой художественной ценностью, в целом все находится на своих местах. По центру Москвы гуляют. Вокруг высоток не гуляет никто. На Ленинском и Кутузовском проспектах не видно прохожих.
Графика Михаила Филиппова для UP-квартала "Римский"
— Сейчас вы работаете над UP-кварталом «Римский». Расскажите о нём.
— UP-квартал «Римский» — это очень своеобразная постройка. Это не просто красивые дома в итальянском духе. Мне хотелось создать целый городок. В его основе — двойной генеральный план. Единственный пример такого плана существует в рисунках Леонардо да Винчи. Так он предложил техническое разделение города на уровни.
Это решение я использовал для UP-квартала «Римский». Комплекс имеет два уровня. Все внутриквартальные проезды, подъезды к жилым домам находятся на нижнем уровне. Верхний уровень отдан только пешеходам, транспорт там полностью отсутствует.
Маленькие площади и улочки переходят друг в друга на нижнем уровне. Там — магазины, общественные сооружения, галереи. То, что наполняет старый центр современного города. А наверху находится жилой квартал, в котором отсутствует автомобильное движение. Этим он необычен.
Общая композиция такова. Дома собраны в своеобразные ансамбли, которые перетекают друг в друга. Как и любой старый город, квартал состоит из множества фасадов. Каждый — максимум на семь окон, не больше двух-трех этажей. В ансамбле сочетаются разноэтажные дома. Нельзя строить целые кварталы из однотипных домов без малейшего архитектурного образа. С такими на рынке уже перебор.
— Какую градостроительную задачу решает этот комплекс?
— Жителям этого квартала больше не надо мучиться в выходные: стоять в пробках на пути в центр, толкаться в метро, чтобы погулять по привлекательному городскому центру. Им можно никуда не выезжать. Ведь квартал очень напоминает европейский город. И мне кажется, что сюда даже будут приезжать, чтобы просто прогуляться. Ведь главным рекреационным центром, кроме лесов, парков, является именно старый город с традиционной архитектурой.
Кстати, UP-квартал «Римский» прилегает вплотную к большой лесопарковой зоне, которой нужно благоустройство. Ее почистить — это благородная задача и важная часть проекта.
— Кто выбирает жилье в неоклассическом стиле?
— Думаю, что все люди, которые будут жить в этом комплексе, бывали в Риме. Там они ходили на экскурсии, заполняли музеи, концертные залы, театры оперы и балета. Им нравится римская культурная программа.
Люди покупают себе не просто квартиру или дом. Они покупают город целиком, определенную среду. Я всегда говорю, что человеку не так важно, как выглядит его фасад. Ему важно, как выглядит фасад напротив, ведь он именно его видит.
Михаил Филиппов "Римский дом". Бумага, карандаш
— Ваши постройки кажутся очень недоступными...
— На классику клевещут. Говорят, что ее делают для богачей. А для народа годится современная архитектура. На самом деле вся современная архитектура хай-тек в строительстве намного дороже, чем классика.
Я прекрасно понимал, что мы строим доступное жилье комфорт-класса. Поэтому долго экспериментировал с фасадами. Мы нашли очень качественное решение: это немецкая штукатурка, которая может быть декорирована под камень. Так что все дома будут выглядеть как каменные постройки и максимально соответствовать нарисованным визуализациям. Сегодня с помощью технологий можно даже из социального жилья сделать дворец.
— Как вы используете римские формы в вашей архитектуре?
— Я очень внимательно изучал и рисовал итальянские города. Это моя школа. Мне было важно узнать, из чего реально состоит старый город и в чем его привлекательность.
Одна из моих любимых тем — с руинами. Ее используют в Риме и в других городах, в которых есть остатки античных построек. На этих руинах возникают новые сооружения. Например, театр Марцелла в Риме. Позже на его месте возник дом-замок.
Особенно популярна эта тема была в XVIII веке: тогда римские руины стали создавать искусственно. В Европе боролись за наследие нового Рима или утверждали свою связь с великой империей.
Для меня за этой темой стоит не политическая программа, а культурная. Мне это нравится эстетически. На территории квартала «Римский» я воссоздаю как бы существовавшую римскую руину и обстраиваю ее новыми домами. Ориентируюсь на римскую застройку XVI–XVIII веков: в моих домах не более шести этажей. Я ставлю дома на римскую аркаду, которая сделана из римского кирпича. Это стилизация под плинфу — тонкий квадратный кирпич.
В квартале есть и открытые площади, которые выглядят как остатки римских руин. Еще я использовал форму большого римского амфитеатра. Улицы идут лучами, они застроены маленькими домиками.
— Как этот квартал вписывается в архитектурную среду Подмосковья?
— За последние годы все Подмосковье было катастрофически разрушено как образ. В 90-х в Москву хлынули тысячи приезжих со всей России и стран СНГ. Они хотели жить в столице, потому что здесь уровень жизни для них был на порядок выше. Москва у них ассоциировалась с многоэтажными жилыми районами, которые стоят по окраине — до 30 этажей.
Сейчас ситуация коренным образом изменилась. Приезжих в Подмосковье стало меньше. Едут ведь больше в Москву. На мой взгляд, в Подмосковье заселяются молодые семьи. Им просто нужна квартира: хотя бы студия, но своя. И для них именно центр Москвы является примером хорошей архитектуры. Отсюда резкая популярность неоклассики.
— А как выглядело Подмосковье до этого?
— Подмосковье — это очень интересная архитектурная среда в целом. До Революции оно состояло из небольших городов, многие из которых являются подлинными шедеврами градостроительства. Большинство из них, особенно на западе Москвы, было разрушено во время войны. Что-то восстановили, где-то остались руины.
После войны в Подмосковье и в провинции возникла малоэтажная застройка. В народе говорят, что ее пленные немцы построили. Строили они на совесть. На мой взгляд, районные центры этих городов — это вообще лучший пример мирового градостроительства ХХ века.
К сожалению, эта застройка сейчас катастрофически уничтожается. Почти ничего не объявлено памятниками архитектуры. Малоэтажные дома тогда строили как времянки. О них не думали в культурном отношении.
После этого мудрое советское правительство не давало строить более пяти этажей. Получились хрущевки — сначала кирпичные, а потом панельные. Малоэтажные дома — это то, без чего образ Подмосковья будет неполноценным.
Графика Михаила Филиппова
— Как вы думаете: что останется от современной застройки Москвы?
— Я надеюсь, что ничего. Вообще ничего. В городах останется только классика. Это главный тезис моего конкурсного проекта «Стиль 2001 года». В 80-х он взял приз на конкурсе в Токио. А два рисунка из него сейчас находятся в Великобритании, в коллекции принца Чарльза.
— Как обстоят дела с неоклассикой за границей?
— Неоклассика, к сожалению, там неактуальна. Условно говоря, сейчас весь мир заполнен модернистскими зданиями или полумодернистскими пародиями на модернистскую архитектуру.
Архитекторов с обязательным опытом классического строительства готовят только в Университете Нотр-Дам в Чикаго. Его курирует принц Чарльз.
Кстати, у нас в России даже несколько лучше ситуация. Среди архитекторов много хороших рисовальщиков. На мой взгляд, это чуть ли не самый важный навык в нашей сфере.
— То есть применять зарубежный опыт в Москве нет смысла?
— Это глупо. У нас неоклассика имела огромное развитие в послевоенное время. До сих пор живы люди, которые делали это. Нам надо пользоваться своим собственным опытом. Он больше и лучше чем где-либо.
Мы тут как в области балета — впереди планеты всей. И забываем, что у нас совершенно невероятное наследие. Еще жива культура Серебряного века. Можно просто ездить по России и разглядывать дома начала ХХ века. Они красивые и качественные. Все фасады целы и требуют небольшого косметического ремонта. Нам незачем комплексовать: наш предреволюционный Петербург лучше, чем Лондон, Париж, Рим того же времени.
Для меня как для архитектора-неоклассика поездка в метро по сталинским станциям является огромной школой. Это как находиться во дворце.
— У вас есть любимая неоклассическая постройка?
— Если говорить обо всем ХХ веке, то мое любимое сооружение — это дом Абамелек-Лазарева на Мойке в Петербурге, построенный в 1908 году. Благодаря этому сооружению я стал архитектором. Там есть маленький нижний вестибюль. Он решен совершенно удивительно. В этом вестибюле в домашних интимных формах приведены чрезвычайно монументальные образы. Это зал с колоннами, размером он не больше 2 метров. Такого я нигде не встречал.
Ещё из любимого — дом князя Щербатова на Новинском бульваре. Его архитектор — Александр Таманян. Эта вещь нарисована удивительно красиво. Хорошая архитектура вообще начинается с качественного рисунка. Его проектировали как дом культурного будущего России. Сверху там находится пентхаус, который сделан в виде дворцового павильона. А все квартиры — это как бы поместья друзей князя. В этот дом должны были заселиться собиратели искусства со своими коллекциями. Здесь хотели сделать Московский музей частных коллекций.
— Почему, несмотря на все это, современную архитектуру так любят?
— На самом деле просто интересуются архитекторами-звездами. Норман Фостер, Френк Гери, Заха Хадид. В России, может, и назовут имена этих мастеров, но вряд ли вспомнят их постройки. Попросите их назвать какой-нибудь русский большой стиль в архитектуре. Промолчат. А их у нас было не менее шести.
Чему учиться у Захи Хадид? Подражать ей? Нельзя представить себе города из домов Захи Хадид. Она каждый раз делает какую-то скульптуру, которая выступает на контрасте со всем окружением. Это похоже на шаманство, которое захватывает мозг какими-то действиями. Они не имеют отношения к реальности. Тупиковое движение.
Тем временем жилые дома в мире строятся каждый день. Тысячи проектов в сутки сдается. А что с ними делать?
Материал подготовлен при поддержке UP-квартала "Римский".