Нам с коллегами часто задают вопрос о трендах, хотя мы всегда выступаем за «медленный» дизайн. Мы стараемся делать такую архитектуру вне моды, которой клиент будет пользоваться в течение долгого времени, но обязательно вернется к нам снова. Одно из подтверждений этого метода — проект ресторана Nude. Coffee and Wine, сделанный в 2014 году. «Бруклинские» потертые стены и латунь были тогда большим хитом, но, кажется, нам удалось использовать эти элементы ненавязчиво и органично — в помещении ресторана уже были кирпичные стены с фактурным наслоением штукатурки и слоев покраски. Мне нравится следить за тем, как этот интерьер живет сегодня. Мы очень обрадовались, когда владельцы Nude Артур и Зара Берсировы обратились к нам для разработки дизайна ресторана Sight. Coffee and Dine в Санкт-Петербурге. Этот интерьер, конечно, совсем другой, но я надеюсь, он будет взрослеть так же грациозно, как и его московский предшественник.

Глобализация сделала дома и одежду в разных точках земного шара похожими, в результате чего некоторые ремесла оказались под угрозой исчезновения. Надеюсь, с ростом путешествий по стране произойдет некоторый перелом, и ремесла наконец получат заслуженное внимание. К тому же я верю в теорию малых дел. В своей серии предметов мебели Emma я использовала вышивку — мне кажется, что сочетание стежков с деревом и металлом придает объектам трогательность и невинность, которыми обладают кустарные вещи, но часто обделены их «фабричные» двойники.

А в проекте загородного дома в Суздале мы совместили традиционные для Владимирской области деревянные фасады с минималистичным современным объемом. Работа с резьбой была абсолютно новым опытом для меня и для команды проекта. Мы разработали узоры на базе того, что видели в домах вокруг. Я уверена, что увядающую красоту покосившихся наличников и карнизов необходимо сохранить не только для музейных залов, но и для современной архитектуры, и тогда ремесло будет по-настоящему жить. Мы специально не делали детали резьбы с помощью лазера, а обратились к местному резчику. В этом проекте для нас была особенно важна аутентичность, шероховатость — именно такие вещи могут остановить скользящий взгляд наблюдателя в мире реализаций и рендеров, неотличимых друг от друга. Судя по всему, мы смогли найти правильную интонацию — дом тепло приняли не только российские, но и зарубежные медиа. Возможно, секрет в том, что мы работали над ним так же тщательно, как ремесленники прошлого, — от генплана до расстановки книг на полках.

Время, затраченное на исследование, — самый ценный этап для архитектора: здание и местность сами подскажут все, что нужно о них знать. Мы впервые столкнулись с этим, когда делали офис музея «Гараж» в непримечательном на первый взгляд административном здании в Парке Горького. Но чем дальше мы знакомились с его историей, тем больше понимали, что не сможем создать рассказ лучше уже имеющегося. Изначально построенное как судоремонтный завод, здание с легкой руки архитектора Алексея Щусева стало Кустарным павильоном Всесоюзной сельскохозяйственной выставки. Потом Эль Лисицкий перестроил его в административный корпус парка, а позже здесь открылся первый в Москве звуковой кинотеатр, разрушенный снарядом в 1942-м. Расчистив и обнаружив все эти культурные слои, мы решили законсервировать это пространство, предварительно выявив его первоначальную пластику. Результатом нашей работы стал не только интерьер, но и книга об истории здания.

Когда мы приступили к проекту офиса, нам досталась последняя итерация этого помещения — магазин сантехники. Я увидела сохранившееся там наследство евроремонта с подвесными потолками и прочими радостями из нулевых. Возможно, наше нежелание жить с советским наследием требовало именно таких крайних мер. Но прошло время, и люди снова обращаются к своему прошлому, в том числе и совсем недавнему, — перетягивают заново чехословацкие кресла, присматриваются к винтажным светильникам и возвращают в городские квартиры сосланную на дачу старую посуду. Именно вещи с историей придают интерьеру уникальный характер и парадоксально продлевают ему актуальность на долгие годы.

Когда я только начинала работать с выставочным дизайном, это была почти вакантная ниша. Но вскоре и наша с Верой Одынь практика в FORM, и работы других бюро сделали архитектуру выставок одной из самых динамично развивающихся областей в России. В некоторых случаях яркая сценография становится не фоном для искусства, а костылем для куратора — затмевает доверенные ей произведения и скрывает смысловые недостатки экспозиции. В 2018 году мы даже выступили в журнале «Диалог искусств» с текстом — призывом остановиться, который мы про себя назвали манифестом белых стен. Сегодня мое мнение осталось прежним. Архитекторам необходимо соблюдать дистанцию и учиться у искусства — к сожалению, многие иногда забывают, что архитектура тоже его часть. Участие в выставочных проектах в качестве куратора и художника помогает мне сменить оптику: недавно завершилась юбилейная выставка MMOMA 99/19, где я была архитектором экспозиции и куратором зала «Архитектура». Сейчас я вернулась к работе над предметами из хрусталя и уже планирую новую серию.

Архитектору необходимо иногда замедляться, чтобы посмотреть на свою работу со стороны и понять, в какую сторону он движется. Конечно, единицы могут позволить себе работать в неспешном темпе, но время для самоанализа не бывает потраченным впустую. И хотя мы ни на минуту не переставали трудиться, самоизоляция дала мне возможность оглянуться на то, что уже было сделано. Тогда и пришло осознание необходимости перемен — после десяти лет в бюро FORM мне захотелось вернуться к камерности первых дней работы. Этой осенью я вышла из состава партнеров бюро и основала свою практику, чтобы сконцентрироваться на эмоциональной стороне архитектуры и художественных проектах. Во многом это экспериментальная студия — я не хочу ограничивать себя исключительно архитектурными задачами. Но чем бы мы ни занимались, я уверена, что нам предстоит увлекательное путешествие.