Пятилетка в срок: как «Гоголь-центр» изменил театральный ландшафт России

Невольная проницательность — такое качество, за которое обычно много чего прощают хорошему или среднему художнику. И вот Кирилл Серебренников в интервью «Московскому комсомольцу» в самом конце говорит демократическое: «Я считаю, что должно быть максимум два срока у худрука — по три года» — это в октябре 2012-го. «Ваше интервью прочитали, — заговорил Воланд», — как-то так пошутили бы, наверное, литературоведы. Серебренников же продолжает и заканчивает: «За это время, за шесть лет, можно очень много сделать». Тут уж не поспоришь.

С абсурдным арестом худрука и директора «Гоголь-центр» оказался в странном положении. Формально театр продолжает работать, и даже «Маленькие трагедии» Серебренникова довели до выпускного состояния без его непосредственного участия. Вместе с этим неопределенность, которая бок о бок идет с российским правосудием, неизбежно распространяется и на театр. Несмотря на все разговоры о выстраивании горизонтальных структур, в «Гоголь-центре» концептуально, если не технологически, многое завязано на Кирилле Серебренникове — некоторые работники даже шутят про «Гоголь-церковь». Как сама реорганизация «Гоголь-центра» стала для России кейсом беспрецедентным, так же и арест Серебренникова ставит театр в новое, незнакомое положение. В стране, где подозреваемых могут содержать в СИЗО или под домашним арестом годами, а приговоры на несколько лет появляются буквально из воздуха, совершенно непонятно, как с арестованным худруком планировать свою деятельность и чего ждать. Ну, хотя бы о пути, пройденном «Гоголь-центром» за время с момента его основания, можно говорить с большой определенностью.

С этим театром и с работой Серебренникова в нем принято связывать стремительную европеизацию российского (московского) театра. Еще в рамках «Платформы» разрабатывались принципы мультидисциплинарной труппы, взаимопроникновения разных типов искусств, работа современных академических композиторов в театре и тому подобное — это было целиком перенесено в «Гоголь-центр» и там получило свое развитие. Именно «Гоголь-центру» мы обязаны реализацией проектного подхода в российском театре: свой первый сезон он начал с блока спектаклей по киносценариям, тут же можно вспомнить поэтический цикл «Звезда». То есть Серебренников и «Гоголь-центр», как его коллективное сознательное, думают не отдельными спектаклями, как это принято в репертуарном театре, а целыми блоками событий, к которым присовокупляется дополнительная программа в виде обсуждений, лекций, видеопоказов.

С самого начала в дополнение к театральной программе было придумано несколько кураторских проектов для других типов искусств: «Гоголь-музыка», «Гоголь-кино», «Гоголь-books» и «Гоголь+», в который должны были войти все околотеатральные мероприятия, не являющиеся спектаклями. В рамках «Гоголь+» была придумана амбициозная медиатека, куратором которой была обозначена Марина Давыдова (и чья роль там была, судя по всему, довольно формальной), архивариусом выступила Ада Шмерлинг. Из их двух совместных коллекций сложился каталог из почти 200 видеозаписей спектаклей, которые начиная с декабря 2014-го можно было посмотреть, придя в театр с паспортом. Благодаря кураторским усилиям, посещаемость этого дела была, мягко говоря, не очень, и спустя короткое время, медиатеку благополучно забросили — последнее мероприятие в разделе «Гоголь+» датируется июнем 2015-го, а сайт медиатеки не работает с января прошлого года. Выставок в «Гоголь-центре» давно не проводилось, программа «Гоголь books» ограничивается книжной лавкой на территории театра, как-то существует «Гоголь-кино», и только кураторы «Гоголь-музыки» продолжают поставлять концерты популярных коллективов на которые, кажется, кто-то ходит. Зато все так же театр открыт в дневное время суток — люди приходят, сидят в кафе и обсуждают, должно быть, следующий срок российского президента.

Если о художественных достижениях «Гоголь-центра» и самого Серебренникова можно (и неизбежно нужно) спорить, то достижения продюсерские и вся их работа на ниве расширения контекста вокруг театра — неоценимы. Именно в стенах «Гоголь-центра» проходила значительная часть важнейших дискуссий про театр не как творческую фабрику, а как общественный институт: дискуссия про цензуру в театре, например, или первый всероссийский форум независимых театров, собравшийся в 2016-м. В постсоветском театральном сообществе исторически сложился редуцированный дискурсивный фокус на спектакле и на творческой команде, иногда — на театре как едином целом; поле вокруг театра почти не обсуждалось. «Гоголь-центр» же своей работой выводил театр в более широкий общественный контекст. Нельзя сказать, что этот процесс был в максимально удачной степени запущен или не был оборван на начале пути. Но это та деятельность, которая необходима современному театру, чтобы осознавать себя и давать узнать о себе «широким народным массам». И вот — в прошлом году уже не по собственному желанию «Гоголь-центр» стал триггером для выхода российского театра в совсем уж широкое поле общественного и политического контекста. Ни театр, ни сообщество к этому оказались не готовы.

Если относиться к этим событиям формально, то в истории «Гоголь-центра» можно увидеть новейшую историю России после 2012 года, которая с самим театром случилась как запоздавший отзвук медведевских четырех лет. Радикальная и неожиданная реформа, назначение смелого худрука по инициативе Капкова, а уже через десять месяцев его же официальное требование отменить показ фильма о Pussy Riot. Матерный пост Серебренникова об этом, затем работа в обычном режиме — спектакли выходят как надо, но что-то уже надломлено. Затем сокращение госсубсидий и отказ нескольких сторонних партнеров в финансировании, проблемы с долгами. Наконец кульминация в виде судебного преследования и ареста.