В Москве еще можно успеть увидеть выставку «Я люблю Зверева», открытую к 90-летию одного из самых известных отечественных авангардных художников — Анатолия Зверева. Музей AZ показывает больше сотни живописных и графических работ из частных коллекций (в том числе, Наталии Опалевой, генерального директора музея), многие из которых никогда не выставлялись раньше. В гиде BURO. рассказываем о нескольких портретах, представленных в экспозиции, через их героинь.

В конце 60-х годов Анатолий Зверев познакомился с вдовой знаменитого в советское время поэта-футуриста Николая Асеева Оксаной Михайловной. Ей тогда было уже сильно за 70, разница в возрасте между художником и его музой составляла почти сорок лет. Асеева — одна из пяти харьковских сестер Синяковых, «муз русского футуризма» и важных героинь Серебряного века. Это ей посвящены стихотворение Асеева «За косы ее золотые, за плечи ее молодые» и пятая часть поэмы Велимира Хлебникова «Синие оковы».

Зверев создал множество портретов, в которых угадывается образ Асеевой: утонченные черты лица, вьющиеся золотые волосы, голубые глаза — автор утверждал, что пишет не тело, а душу. Отношения художника-поэта и его музы длились очень долго. Асеева умерла в 1985-м, Зверев ушел вслед за ней через год.

Полина Лобачевская знала Зверева лично, не раз видела его за работой, позировала ему и впоследствии стала арт-директором Музея AZ, посвященного наследию художника.

Они познакомились в 1956 году, в первый же день он увековечил Лобачевскую на холсте: «И вот — первый взмах руки! Пауза. Прицел. И сильный мазок. Несколько коротких энергичных линий, прочерченных ножом-мастихином. Еще один прищур правого глаза, еще несколько как бы вдавливающих краску в холст движений ножом в полном молчании. И, наконец, появляется кисть. Он яростно ввинчивает ее в поднос-палитру, смешивает краски… и снова слова-словечки, шуточки и легкое порхание кисти. Потом, когда мне довелось наблюдать эти сеансы достаточно часто и порой со стороны, когда Толя рисовал кого-либо из знакомых, я уже понимала, какая огромная затрата энергии, какое глубокое сосредоточение душевных сил стоит за этой внешней легкостью».

Алики — дочь легендарного советского коллекционера Георгия Костаки. Из СССР она уехала вместе с отцом в 1977 году, при разделе его коллекции им отдали работы художников-шестидесятников (в том числе Анатолия Зверева) как не представляющие художественной ценности. Алики передала Музею AZ более 600 произведений.

Зверев был любимым художником Георгия Костаки, очень много проводил времени у него дома и на даче. Однажды даже сделал предложение руки и сердца Алики через отца — она об этом узнала намного позже. Ей на тот момент исполнилось 17, а Зверев никак не проявлял симпатии, лишь писал много ее портретов. Георгий Костаки считал Зверева очень талантливым художником, но никак не зятем.

«Само собой, я специально не позировала, а мыла посуду или, как обычно, делала бутерброды для гостей. Он рисовал исподволь. Схватывал образ сразу. Ни один портрет не похож на другой, хотя на всех — я. Есть совершенно потрясающая вещь: та работа, где он рядом с моим портретом вдруг изобразил себя. Я называю это "С Саскией". Подобного жеста Зверев больше не повторял», — рассказала Алики.

Елена Лобачевская работала над документальными фильмами «Дар Костаки» и «Я люблю Зверева» — последний сопровождает одноименную выставку в Музее AZ.

«В восьмидесятом году грянула Олимпиада, в преддверии которой власти решили очистить Москву от всех сомнительных типов. Толечка Зверев был очень напуган, примчался к моему папе Теду Вульфовичу и рассказал в красках, как алкоголиков хватают на улицах города и высылают в Тьмутаракань. Папа решил вопрос по-военному быстро — вызвал такси и отвез Толечку к нам на дачу — на Николину гору. И все олимпийское лето Толя прожил там. Папа закупил краски, бумагу и холсты, — вспомнила Елена. — На третий день моего пребывания на даче меня разбудил шепот Толечки: «Детуля, ну просыпайся, солнце такое хорошее, вставай, я тебя увековечу. Потом в пинг-понг...» — стал он строить планы. Утро было прохладным, я накинула белую шерстяную кофту, была сонной, но решила составить Толечке компанию, потому что почувствовала, что ему очень хочется общения, а все спят. Он уже и шиповник нарисовал, и букет цветов в вазе. На пинг-понговом столе лежал картон, краски, кисти, Толечка стоял в боевой стойке, только модели не хватало, ну я и уселась на скамеечку возле пинг-понгового стола, напротив художника. Толечка прищурился, подпрыгнул, взмахнул рукой и начал азартно работать. Он был полон кипучих сил и энтузиазма».

Анита — жена коллекционера Георгия Апазидиса, отец которого Димитрий Апазидис собирал работы Зверева и был большим другом Георгия Костаки.

«История такова. Как-то осенью 1966 года сидим мы у нас дома на улице Куусинена — мой муж Георгий, Толя и я, и Толя вдруг говорит: "Поехали ко мне домой (в Свиблово). Мне надо для выставки несколько портретов сделать, вот я Аниту и напишу. Заодно и щами угощу". Приехали в Свиблово. Толя сразу, разложив листы бумаги на полу, принялся за работу и так за час, не больше, написал пять-шесть портретов, из которых два отдал нам, — поделилась Анита. — Судьба остальных после их показа Толей на выставке, которой, как нам потом говорил Толя, он сам был очень доволен, нам не известна. Пока портреты сохли, Толя взялся за приготовление щей и делал это с таким же артистизмом, как и все остальное, к чему он прикасался. Помню, съели по две тарелки с бородинским хлебом. И весело было, много смеялись. Тут и портреты почти высохли. Толя отдал два нам, остальные свернул в трубку, взял под мышку, и мы расстались — он отправился с портретами на встречу с каким-то человеком, организовывавшим выставку, а мы, тоже с трубкой в руках, поехали домой. Вот сейчас вспомнила все это, и так грустно стало: "Эх, вернуть бы это мгновение!"»