Большинство показывало так называемое чемоданное искусство — лететь из Москвы в Майами долго и дорого, а перевозить работы официально — еще дороже. Так что положили в чемоданы — и вперед! Занятно было наблюдать, как на ленту транспортера в аэропорту среди сумок отдыхающих падает современное искусство. Чье — не скажу, чтобы не подставить коллег; мы же показывали работы живущего в Нью-Йорке художника Пацифико Силано, так что у Fragment с транспортировкой проблем не было.
Кстати, в начале свой карьеры так же — в чемоданах — искусство возил французский арт-деятель Эммануэль Перротен, галерея которого в то время располагалась у него же в квартире. Днем он общался с коллекционерами, а вечером убирал все по углам, раздвигал кровать и там же спал. Сегодня галерея Perrotin — одна из самых влиятельных в мире еще и потому, что ее владелец очень точно чувствует время и умеет создать пиар-поводы. Помогают ему в этом его же художники: именно на стенде Perrotin был представлен нашумевший арт-объект «Комедиант» Маурицио Каттелана, представляющий собой банан, приклеенный к стене сантехническим скотчем. Два экземпляра ассамбляжа были проданы по цене 120 000 долларов каждый, а с третьим галерея была готова расстаться уже за 150 000 долларов и только при условии приобретения в музейную коллекцию. Первой обладательницей необычного произведения стала Сара Андельман, основательница парижского магазина Colette. Купивший второй экземпляр решил сохранить анонимность. Еще одна интрига, связанная с «Комедиантом», в том, что он, похоже, все-таки получит статус музейного экспоната: третий экземпляр планируется передать в дар одному из музеев, но его название, как и имя щедрого покупателя, пока не раскрывается.
В последний день ярмарки на стене висел уже авторский экземпляр, но его пришлось снять, так как к банану никак не зарастала народная тропа из желающих сфотографироваться, что создавало проблемы для посетителей ярмарки и для галерей на соседних стендах. Впрочем, после того как банан сняли, стена пустой не осталась — неизвестные на ней написали «Эпштейн умер не сам», подразумевая загадочную смерть в тюремной камере Джеффри Эпштейна, приятеля Клинтона, Трампа, принца Эндрю, членов саудовской королевской семьи и других воротил, которого обвиняли в сексуальной торговле. Можно еще вспомнить посредственный перформанс художника Дэвида Датуна, который, решив прокатиться на волне хайпа, якобы неожиданно съел банан, но фактически добавил работе еще больше веса в бесконечно обсуждающем и осуждающем ее обществе. Правда, спроси кого про Датуна — уже сейчас его имени никто не вспомнит. Интервенция Александра Бренера, нарисовавшего знак доллара на картине Малевича в 1997 году и отсидевшего 5 месяцев в тюрьме за это, была куда сильнее.
Новости про кателлановский банан заверили многих, что на ярмарках современного искусства можно продать всякий мусор — это не так. Продают большие и известные галереи, а вот средним и маленьким приходится выживать. Обычно на ярмарках получается наладить продажи только с третьего года участия, поэтому галереям надо постоянно возвращаться. Тот же Эммануэль Перротен рассказывал, что в 1996 году выставлял на ярмарке в Швеции Такаси Мураками, Маурицио Каттелана и Дэмьена Херста, но не продал ни одной работы и оказался на грани закрытия. Единственное, что ему тогда удалось сбыть, — собственный ремень с пряжкой, расписанной неизвестным художником.
Как я говорил, в Майами проходит параллельно больше 10 ярмарок; только на Art Basel Miami Beach представлены 290 галерей, на Nada — 135, на Untitled — более 150, при этом каждая, как правило, показывает работы нескольких художников, число которых бесконечно. Все обойти и посмотреть невозможно — передоз от искусства обеспечен. Конечно, важно не количество, а качество, потому что все ярмарки разного уровня и представленное на них искусство сильно отличается. Несмотря на то что галеристы платят за стенды (на Art Basel — от 25 000 долларов, а одна стена на Nada стоит 3 000 долларов), сами ярмарки строго подходят к отбору участников. Знаю, что одну российскую галерею не взяли на ярмарку Untitled в Сан-Франциско, потому что в этом году она участвовала в Scope, которую многие арт-профессионалы считают ярмаркой-продажей для галерей без амбиций (коммерческий успех в арт-мире, понятно, амбицией не считается, а вот мировое господство — вполне). По слухам, для российских галерей участие на Scope в этом году себя не оправдало — в прошлом продавали лучше. И да, каждая галерея вынуждена определиться, что ей нужно больше — продажи или репутация.
У каждой ярмарки есть экспертный совет из галеристов, которые давно в ней участвуют; именно они следят за уровнем представленного искусства. Что они оценивают?
По всем этим пунктам экспертный совет выставляет оценки, по сумме которых проходят сильнейшие. Scope дает минус к карме, а тот же Untitled — плюс, хотя Untitled в Майами считается не такой важной, как в Сан-Франциско. Уровень ярмарки, в свою очередь, определяется по представленным там галереям. Художественная жизнь развивается через галереи, и, несмотря на то что ярмарки — это коммерческая деятельность, во всем мире есть государственные и частные программы поддержки маленьких галерей. Например в Nada участвовала японская Misako & Rosen, половину расходов на ярмарку — оплата стенда, билеты, гостиницу и транспортировку работ — покрыло японское правительство. Такие программы существуют в Бельгии, Литве, США и даже ЮАР — много где, кроме нашей страны, в которой поддерживают участников антикварных салонов, а не современное искусство.
Проблема российских галерей в том, что у многих как раз нет стратегии: они не возвращаются на ярмарки, не пытаются развивать один конкретный рынок, а хватаются сразу за все и возвращаются разочарованными. При этом восемь наших галерей-участниц в Майами — отличный результат, и хочется верить, что так и на Art Basel вернется российское искусство.
Вместе с тем дома, в Москве, творится какое-то ярмарочное безумие. В феврале пройдет Art Russia, которую позиционируют как «ярмарку современного искусства для всех, кто интересуется арт-рынком». Такое расплывчатое определение подходит для любой ярмарки, а делать проект для художников, которым самим нужно оплачивать участие, — это мне кажется заведомо провальной идеей. Куда симпатичней на этом фоне смотрится, например, независимая ярмарка SAM FAIR, проводимая петербургским Музеем уличного искусства. В ней художники, отбираемые по принципу open call, участвуют на безвозмездной основе. С большой долей вероятности в мае 2020-го случится во второй раз Da! Moscow, которая стартовала с минимальными продажами, но не отчаялась — как раз на днях стартовал прием заявок. Cosmoscow в 2019 году зарекомендовала себя блестяще: на Nada мы продали четыре работы, и две остались в резерве, а на последней Cosmoscow добились лучшего результата за всю ярмарочную деятельность — 20 проданных работ. Так что Cosmoscow 2020 в сентябре все ждут с большим воодушевлением. На этом ярмарки не закончатся — в мае состоится новая, которую запускают владельцы Art Geneve. Зачем она здесь нужна, правда, пока ясно только ее организаторам. Что же, надеюсь, они донесут это священное знание до широкой общественности.
Мне вообще непонятно, к чему так много ярмарок в городе, где с переменным успехом работает порядка 25 галерей? Может, стоит начать поддерживать галереи на государственном и частном уровне, которые, в свою очередь, помогают художникам и могут стать визитной карточкой страны на международных ярмарках? Развивать художественные кластеры с доступными мастерскими? Возможно, инициаторам наших ярмарок стоит сделать что-то системное, кроме того как в очередной раз просить деньги у галеристов и художников в обмен на мифическую аудиторию? Если у кого-нибудь есть внятный ответ — поделитесь.
23.12.19, 16:48
Выбор редактора
Подборка Buro 24/7