Самое приятное в рентгеновском методе — прежнюю работу можно даже реконструировать в цвете. По тому, как лучи рассеиваются, проходя через объект, можно установить, из какого вещества он сделан, узнать его точный химический состав. А у каждой краски состав свой, с особым набором элементов, и если сопоставить, как распределяется по полотну каждый из них, становится ясно, какого цвета была каждая точка на картине. Позовите еще химика — и можно пользоваться этим для атрибуции: установив точные типы красок, мы можем подтвердить, что перед нами — оригинал.

Или убедиться в обратном. Так было, например, с «Медумскими гусями» — картиной, которую в конце 19 века нашли в гробнице египетского принца Нефермаата. Подозрительно было уже то, что великолепно сохранившуюся работу нашел «черный археолог» и по совместительству художник Луиджи Вассалли, да не просто нашел, а вырезал из стены и привез в Каир на всеобщее обозрение. На его произвол тогда закрыли глаза — а сегодня ученые сомневаются, была ли находка подлинной. Первыми в этом усомнились биологи, заметив, что в Египте такие гуси, как на картине, просто не водятся. А химики после обследования постановили: некоторые пигменты в красках не были известны египетским мастерам. Хорошая попытка, Луиджи! Впрочем, искусствоведы пока не пришли к однозначному мнению — быть может, Вассалли и ни при чем, а у гусей просто сменился ареал обитания.

Исследование пигмента, возможно, поможет найти и целую фреску Леонардо. Все вертится вокруг небольшого окрашенного фрагмента, который извлекли с помощью другой околомедицинской технологии — эндоскопа — из-за фрески Джорджо Вазари «Битва при Марчиано». Итальянские исследователи считают, что Вазари получил заказ закрасить фреску Леонардо, но на работу великого мастера у него не поднялась рука. Понимая, что если не он, то кто-нибудь другой, художник не стал отказываться, но вместо того, чтобы безжалостно соскабливать шедевр, построил перед ним другую стену, на которой уже и написал свою фреску. Забавно: Вазари — тот самый биограф, который невольно спровоцировал уничтожение множества работ Андреа дель Кастаньо, а вот работу да Винчи он, возможно, спас. Возможно — ведь пока что у исследователей есть только кусочек внутренней стены, пигмент на котором совпадает с тем, что использовал Леонардо, к примеру, при работе над «Джокондой».

С самой «Джокондой» тоже не все однозначно. Ее загадочной улыбке нашли неожиданное объяснение врачи. Американский искусствовед и стоматолог Джозеф Борковски утверждает, что выражение лица дамы типично для людей, потерявших передние зубы. На это же, по словам ученого, указывают и шрамы вокруг ее рта — не иначе как последствия травмы. Впрочем, наверняка сказать нельзя, ведь другие американские доктора уже один раз диагностировали бедной Лизе еще и очаговую алопецию — мол, из-за нее-то у нее и бровей нет. Но эту гипотезу уже разрушил наш любимый рентген. Брови Джоконде Леонардо нарисовал, просто из-за многочисленных реставраций они становились все менее заметны, пока совсем не исчезли.

Возможно, именно такие чудаковатые дискуссии подтолкнули искусствоведов и программистов объединиться и разработать нейросеть для анализа лиц на картинах. ИИ регистрирует форму мелких деталей вроде уголков рта и расстояния между частями лица, например, между глазами. Сказать наверняка, конечно, компьютер не берется — только определяет вероятность, что на двух картинах изображено одно лицо. И все равно сенсаций хватает.

Так, недавно алгоритм исследовал тондо Де Бреси — круглую картину, изображающую Мадонну с младенцем, — и заявил: это Рафаэль. Картина всегда считалась копией неизвестного автора со знаменитой «Сикстинской мадонны», но пару десятков лет назад ее владелец решил, что так похожей на оригинал может быть только авторская копия. И если исследователи-люди отринули эту версию, то ИИ лишь холодно замечает, что сходство лиц на двух картинах — не ниже 86%. Насколько это применимо к копии, которая и так не должна сильно отличаться от оригинала, — вопрос спорный, тем более что ИИ уже замечен и в ошибочных суждениях: например, одного и того же героя в разном возрасте он за одно лицо не считает.

Впрочем, тут вопросы могут быть и к художнику. Максимально точным изображением могли похвастаться немногие умельцы, в то время как иные великие мастера даже собственный портрет не могли написать идеально. Британские искусствоведы как-то раз заметили, что у Рембрандта на некоторых автопортретах и пропорции неправильные, и поза какая-то странная. Проконсультировались с физиками — и те после долгих изысканий вынесли вердикт: у Рембрандта был проектор! Вместо того, чтобы просто смотреться в зеркало, художник проецировал свое отражение прямо на холст с помощью сложной системы линз, зеркал и камер-обскур.

Физики даже построили несколько таких систем — и оказалось, что они искажают изображение именно так, как на автопортретах Рембрандта. Кое-кто даже выдвинул гипотезу, что такие приборы в Голландии были у многих художников. Как минимум, камеру-обскуру точно использовал Вермеер в работе над пейзажами. Удобно: изображение уже на холсте, нужно только придать ему цвет.

Даже энтомологи нашли способ облегчить жизнь искусствоведам, а заодно решить и свои проблемы. Они заметили, что в старых гравюрах, поеденных червоточиной, размер отверстий колеблется в зависимости от региона, где она создана или хранилась. Благодаря их микроскопическим замерам и энтомологи узнали кое-что новое о жучках, что любят древесину, и искусствоведы научились определять историю гравюры по тому, кто её ел.

Это неожиданный пример сотрудничества — но вполне закономерный. Все науки так или иначе взаимосвязаны, и, пожалуй, от каждой можно протянуть ниточку к истории искусства и одной из ее многочисленных тайн. Возможно, некоторые из них никогда не будут разгаданы — уж очень много воды утекло. Но в том, что нас ожидает еще множество захватывающих открытий, не приходится сомневаться.