Всю вторую половину ХХ века архитектура шла по пути дематериализации: бетона становилось все меньше, стекла все больше. К началу 2000-х стеклянная башня (или коробка) стала олицетворением среднестатистической современной архитектуры. Постройка, которая не заявляет о себе как о самостоятельной единице, а, напротив, растворяется в пространстве, отражая все вокруг — дома, деревья, небо, прохожих. Так городской пейзаж становится частью интерьера, и наоборот. А кто не согласен, может закрыться шторами.
В последние годы начался обратный процесс. Стекла не становится меньше, но оно обретает плоть: покрывается второй «кожей», уплотняется, теряет прозрачность, становится цветным и так далее. И это не просто стилистические упражнения, а интеллигентные способы контроля освещенности. Прозрачность — палка о двух концах, и, как показало время, среднестатистическая стеклянная башня с проблемой света справляется не очень хорошо. По просьбе BURO. архитектурный критик Юлия Пешкова подобрала шесть характерных проектов из стекла, которые точно не растворятся ни в пространстве, ни в истории.
Свет — штука хлопотная. То его много, то не хватает; солнце тоже на месте не стоит и никакого постоянства от него не дождешься. Традиционно эти проблемы решались ставнями, шторами и жалюзи. Но чем больше площадь застекления, тем меньше помогают традиционные методы. Точнее, из-за них прекрасный стеклянный фасад покрывается пэчворком жалюзи и шторок. Помните Национальную библиотеку Доминика Перро в Париже? Четыре раскрытые стеклянные книжки-башни поставлены по углам парка. Прозрачные фасады обещают легкость и проницаемость, но все, что мы видим, — это глухие деревянные спинки книжных шкафов. Понятное дело, ведь книжки прямого света не любят. Ощущается некое противоречие, что библиотекари чего-то недопоняли в замысле автора, да и даже если бы было так задумано.
Деталь светочувствительного внешнего фасада и окон Института арабского мира Жана Нувеля в Париже
Один из первых проектов, который показал, как можно жалюзи сделать частью архитектуры — Институт арабского мира Жана Нувеля в Париже. Постройка не новая, успела стать классикой архитектуры, но до сих пор ее вспоминают, когда говорят об освещенности и методах ее регулирования. Решается вопрос не с помощью какого-то особенного стекла (оно здесь вполне обычное), а дополнительным защитным слоем. Главный — южный — фасад института изнутри покрывают 240 алюминиевых панелей со светочувствительными диафрагмами. В зависимости от яркости света они раскрываются или закрываются, регулируя освещенность внутри.
Стилизованы эти диафрагмы под арабский орнамент и напоминают резные деревянные ставни мушараби. В результате именно они и стали главным декоративным элементом и аттракционом этого в остальном довольно неинтересного здания. Большинство туристов приезжает посмотреть на них, а не на отличную коллекцию арабского искусства или неплохие временные выставки. Причем разглядывать диафрагмы лучше как раз не снаружи, а изнутри — тогда есть возможность увидеть механику и движение. Увы, устройство этих жалюзи оказалось таким сложным, что они часто ломаются, и далеко не всем посетителям удавалось увидеть их в действии. Декоративности их ломкость не отменяет, хотя несколько портит имидж идеи.
Жан Нувель, архитектор Института арабского мира в Париже
Институт арабского мира стал интересным примером решения вопроса освещенности, но не породил армию подражателей. Архитектура, особенно музейная, пошла по другому пути — использования разных типов матового стекла. К нему регулярно обращается американец Стивен Холл. Самый показательный пример — художественный музей Нельсон-Эткинс в Канзас-Сити. Точнее, это не самостоятельный музей, а пристройка к уже существующему, неоклассическому зданию 1930-х годов.
Приделать к историческому строению из кирпича и камня прозрачную стеклянную коробочку, которая не пытается копировать оригинал, но вроде как и не спорит с ним — распространенный вариант реконструкции. В этом случае Холл поступил смелее: рядом с типичным храмом искусств с колоннами он расположил пять новых корпусов из белого матового стекла разной формы и размера. Это только вершины айсберга — большая часть нового музея находится под землей. Днем корпуса кажутся кусками льда, а вечером превращаются в огромные фонари, освещающие парк. Сам архитектор называет их «линзами» — центральной идеей проекта был свет. Хотя музейные залы почти целиком находятся под землей, искусственное освещение им почти не нужно. Днем эти «линзы» поглощают, преломляют, рассеивают и транслируют внутрь солнечный свет; вечером — наоборот, отдают. И сделаны они, разумеется, не просто из матового стекла — стены представляют собой многослойный сэндвич. Внешний слой склеен из двух листов стекла, обработанных пескоструйным аппаратом, и покрыт полупрозрачным изоляционным материалом, задерживающим излишки света и тепла. Внутренний — из стекла, обработанного кислотой и ламинированного пластиком. Между ними — пространство шириной в метр, служащее для тепловой изоляции. Летом нагретый солнцем воздух выкачивается, чтобы избежать эффекта теплицы, зимой — задерживается.
Стены-линзы создают в целом благоприятное музейное освещение, достаточное, но не слишком яркое, а полупрозрачные жалюзи с компьютерным управлением автоматически корректируют его в зависимости от сезона, времени суток и погоды. Для каждого зала отдельно, смотря что выставляют — у древнего манускрипта, скульптуры или медиаинсталляции разные запросы к свету. Свет в проекте Холла — не только технический параметр: он сделал его частью экспозиции. Солнце, тучи, дождь, легкие облака — что бы ни происходило снаружи, все это чувствуется внутри. Снаружи «линзы» не так активно взаимодействуют с пейзажем, как прозрачное стекло, но тоже меняют свой оттенок в зависимости от времени суток и погоды.
Цветное стекло еще интереснее, чем матовое. С его помощью можно не только уменьшить освещенность и избавить от любопытных взглядов, но и создать определенную атмосферу: желтый свет, например, дает иллюзию солнечного дня. Из цветного стекла можно и вовсе создать отдельное произведение искусств — витраж. Кажется, церковь обладает монополией на их использование, однако и светская архитектура витражи никогда не забывала. С тех пор как появились новые возможности нанесения цвета и рисунка — печать, наклеивание пленки и прочие, — у этого направления открылись новые горизонты.
Из множества проектов на эту тему хочется выбрать самый эфемерный — инсталляцию Даниеля Бюрена «Обсерватория света». Она просуществовала всего чуть больше полугода в 2016-м, но это и есть самое интересное: не так часто удается примерить на здание цветные витражи и сравнить, как оно выглядит с ними и без. Речь идет о Фонде Louis Vuitton в Париже архитектора Фрэнка Гери, автора знаменитого музея Гуггенхайма в Бильбао. Спроектированное в фирменном деконструктивистском духе здание напоминает парусник, потерпевший крушение посреди Булонского леса. В оригинальном проекте растрепанные ветром паруса выполнены из прозрачного стекла, на котором проступают прожилки каркаса. Для Бюрена, художника-концептуалиста и друга архитектора, они оказались идеальным фоном. Оживление прозрачных поверхностей цветом — его любимый прием. Точнее, он привносит лишь цвет, а за оживление отвечает природа. Все эти блики, отражения, движение теней, изменение картинки в зависимости от времени дня, погоды и сезона — все то, что не просчитаешь никакой компьютерной программой.
Двенадцать парусов фонда Louis Vuitton состоят из 3 600 стеклянных панно, которые в проекте Бюрена покрылись пленкой — матово-белой, бело-полосатой или цветной. У инсталляции четыре степени погружения. Издалека разноцветная махина выглядела ярко и эффектно, но плоско — как и церковные витражи снаружи. Подойдя ближе, можно было увидеть, как паруса пронизывает солнце, и их отражение в воде небольшого водоема, сделанного будто специально для инстаграма. Больше всего эмоций достается тем, кто купил билет: внутри здания сложная витражная мозаика, дублирующаяся бликами на полу, выглядит эффектнее всего. Однако вечером, когда здание освещается изнутри и корабль начинает светиться в темноте леса, в выигрыше оказываются как раз гуляющие снаружи. В 2017 году здание вернулось к своему нормальному виду, и многие вздохнули с сожалением.
Даниель Бюрен, автор инсталляции «Обсерватория света»
Стеклянный фасад, помимо практической пользы, представляет еще и символический интерес. Прозрачный офис работает на более демократичный, дружелюбный имидж компании, что особенно касается государственных институций. В последнее время они отходят от образа недоступной крепости и стараются разыграть карту прозрачности. При этом позволить себе совершенно прозрачный офис не могут из соображений безопасности — приходится лавировать. Примеров много; мне нравится, как этот вопрос решен в новой штаб-квартире Совета Европы. Офис построен ровно на месте старого — тесного и морально устаревшего, гранитно-зеркального. Бельгийское бюро Philippe Samyn and Partners интегрировало в проект здание Residence Palace 1920-х годов — прекрасный образец ар-деко архитектора Мишеля Полака. В нем разместились офисы сотрудников, а вот для конференц-залов построен 11-этажный яйцеобразный корпус из стекла. Яйцо находится в кубе с двумя непрозрачными сторонами (их образует Residence Palace) и двумя стеклянными фасадами. Все это накрыто стеклянной же крышей с солнечными батареями.
Самое интересное — двухслойные фасады. Внутренний — вполне обычный, из толстого стекла на металлическом каркасе, а вот внешний сложен из старых деревянных оконных рам количеством 3 750. Своей находкой архитекторы убили аж четырех зайцев. Звуко- и теплоизоляция: двойной фасад создает защитный барьер, визуально не утяжеляя здание. Символичность: рамы собирались по всей Европе, то есть в здании Совета есть частичка каждого члена ЕС. Экологичность: вторичное использование материалов. Ну и это просто красиво. Деревянные переплеты придают огромному зданию человечность. А что касается прозрачности, то она и есть, и нет. Днем сквозь фасад разглядеть почти ничего невозможно — очертания яйца едва угадываются за геометрическим орнаментом рам. С наступлением сумерек включается светодиодная подсветка, и яйцо превращается в фонарь, который освещает не только внутренние помещения, но и улицу. Его прекрасно видно снаружи через ажурный рисунок, и все это вместе вызывает ощущение детской магии — чего никак не ждешь от офиса серьезной организации.
Преимущество стекла в том, что ему можно придать любую форму. И почему бы не имитировать другой строительный материал, например, кирпич? Стеклянные блоки обладают достоинствами обоих материалов: прочность и прозрачность. К тому же это чистое и безотходное строительство (для соединения сейчас используется высокопрочный клей, а разбитые элементы, если такие случатся, легко отправить в переплавку). Из-за своей толщины стеклянные кирпичи не совсем прозрачные — они пропускают свет, но не дают в подробностях разглядеть, что происходит за ними. В общем, сплошные достоинства. Технологию изобрели еще в XIX веке, а знакомый нам вид стеклоблоки приобрели в 1930-е. Это был любимый материал модернистов, в том числе и советских, который в нулевые вернулся в моду. Как вы помните, модернистские стеклоблоки были довольно большими и квадратными и к своему прототипу имели условное отношение. А вот сейчас они все чаще напоминают именно кирпичи.
Самый, пожалуй, резонансный из новых проектов с их использованием — Crystal Houses бюро MVRDV в Амстердаме, который в медиа также называли «бутиком Chanel» — по имени тогдашнего арендатора здания. Кажется, что типичный амстердамский домик из красного кирпича начинает растворяться и к нижнему этажу становится совершенно прозрачным. У 3D-мэпперов есть любимый прием — рассыпать фасад, на который идет проекция, на кирпичики. Вот здесь архитекторы добились того же эффекта во плоти. В нижней части фасада настоящие кирпичи они заменили на стеклянные, причем не резко, а постепенно (на самом деле это обман — часть стеклянных кирпичей просто покрашена).
Кстати, копии кирпичей были отлиты на фабрике под Венецией, а их кладка в точности следует оригинальной. Так MVRDV разрешило извечную дилемму магазинов в исторических зданиях: как получить большую прозрачную витрину, не нарушая исторический облик фасада? Обычный ответ — никак. Здесь же фасад формально сохранен, а витрина не только позволяет видеть интерьер бутика, но и сама по себе является аттракционом. Спустя несколько лет в помещение въехала другая французская марка, Hermès, и это пошло проекту на пользу. Новый арендатор разрешил MVRDV снести глухую стену позади стеклянной, которая была построена по требованию Chanel, и фасад стал действительно прозрачным.
Когда дело касается жилого здания, ко всем аспектам добавляется еще один — психологический. Если люди согласны работать в стеклянных башнях и в целом привыкли, что их могут видеть соседи из ближайших зданий, то в собственной квартире они не готовы к такой ситуации. Зависит, конечно, от культуры (в протестантском обществе к жизни напоказ относятся проще) и обстоятельств (жители одинокого небоскреба меньше нуждаются в интимности, чем люди, которые до соседей практически могут дотянуться рукой). В любом случае архитекторам не стоит забывать о желаниях жителей, иначе вся их прозрачная красота будет испорчена разномастными жалюзи и шторами.
Элегантное решение дилеммы «интимность vs освещенность» нашли архитекторы бюро «Цимайло Ляшенко и партнеры» для строящегося в Москве дома Lumin от Hutton Development. Они вообще умеют интересно обращаться со стеклом — вспомните хотя бы недавний проект «Кутузовский XII» со светящимися стеклянными колоннами. В случае с Lumin они работали с небольшим затемненным участком со сложной конфигурацией, с очень близко расположенными соседними домами. Требовалось обеспечить квартиры хорошей освещенностью и избежать паноптикума. Решение сложилось из двух составляющих. Во-первых, планировка: вместо ровного фасада архитекторы предложили зубчатый — каждая квартира выходит на улицу не одной стеной, а двумя, образуя как бы треугольный эркер. Эта зубчатость полностью поменяла перспективу, которая открывается из окон — вместо стены дома напротив взгляду предлагается уходящий вдаль переулок и город за ним. Вторая находка касается выбора материала: весь фасадный периметр полностью стеклянный. Архитекторы здесь не забыли о психологическом аспекте, который в России особенно силен, и о плотности городской застройки, мало способствующей интимности. Прозрачное стекло использовано только для французских окон, стены же образуют блоки матового стекла толщиной сорок сантиметров. Полые внутри, они работают, как толстые стеклопакеты, обеспечивая тепло- и шумоизоляцию. По сравнению с кирпичными стенами стеклоблоки, разумеется, пропускают больше света, но при этом и не дают увидеть, что происходит внутри. Матовое стекло при этом сохраняет минимальную степень прозрачности.
В итоге днем дом будет похож на глыбу льда, а вечером, когда жильцы начнут зажигать свет, он оживет, как маяк в ночи. За стенами можно будет уловить движения, смутные тени, игру света — фасад будет постоянно меняться, в зависимости от внутренней жизни обитателей. Жильцы тоже смогут угадывать мелькание фар, свет фонарей, движение солнца. Можно, конечно, прервать эту визуальную связь с внешним миром, плотно занавесившись от него, но нужно ли? Идея света обыграна и в оформлении лобби, за которое отвечало модное бюро Crosby Studios Гарри Нуриева. Посередине поставлен арт-объект — световая колонна, которая будет постоянно переливаться разными оттенками и меняться, как и фасад. И все это вместе с названием, обозначающем единицу силы света, задает проекту понятную тему.