В парижском Fondation Louis Vuitton открылась одна из самых ожидаемых выставок года  —  «Шедевры нового искусства. Собрание С. И. Щукина». Рассказываем все, что необходимо знать о главных картинах из собрания русского купца-мецената, и их судьбе.

Русских коллекционеров искусства Сергея Щукина и Ивана Морозова знают даже те, кто слово «искусствоведение» напишет с тремя ошибками. Именно они первыми в России начали коллекционировать Матисса, Мане, Дега и еще с десяток имен, которыми гордятся главные музеи страны — Пушкинский и Эрмитаж. И если Морозов не горел желанием дарить коллекцию, то Щукин в принципе планировал: об этом говорилось в завещании 1907 года, которое он, правда, в итоге переписал на дочь и зятя. Но после побега из России в 1918-м купец навсегда расстался с картинами, а шедевры в 1948 году поделили между Эрмитажем и ГМИИ им. Пушкина. 

Сергей Щукин больше чем просто коллекционер: так, как он, дух времени не чувствовал, пожалуй, никто. В 1890-е он собирал импрессионистов, в нулевые — Гогена и Матисса, в 10-е — Пикассо и Дерена. В усадьбе Щукина в Большом Знаменском переулке часто бывали интеллектуалы, студенты, да и просто интересующиеся: туда охотно пускали не только аристократию. Молодежь, по словам князя Щербатова, смотрела на коллекцию «как эскимосы на патефон». Потом все это отойдет ГМНЗИ — чуть ли не первому музею современного искусства в мире: он появился лет на пять раньше, чем МОМА в Нью-Йорке, 1923 год против 1928-го.

Перед вами — пять картин из коллекции главного русского мецената. Мы выбрали экспонаты с самой богатой историей.

Клод Моне «Завтрак на траве», 1866 год

«Вот Моне, — говорил Щукин. — Вы посмотрите, живой». «Завтрак на траве» Клода Моне мы искренне не советуем путать со скандальным полотном Эдуарда Мане — гордостью парижского музея Орсе. Сюжет по большому счету схож: представители творческой богемы отдыхают на пленэре. На этом сходство заканчивается. У Моне — ни провокации, которую так любил Мане, ни отсылок к классике, которыми последний тоже регулярно грешил (сравните «Олимпию» с «Венерой Урбинской» Тициана). В коллекции Щукина хранится вариант картины 1866 года небольшого формата. Но тремя годами ранее Моне создал огромное полотно с аналогичной композицией, которое в итоге пришлось временно отдать в счет оплаты квартиры. Арендодатель обращался с «Завтраком на траве» не слишком аккуратно — кусок картины прогнил, и Клод разрезал ее на три части. Две из них сейчас в музее Орсе.

С моделями у бедствующих импрессионистов особого разнообразия не было — позировали родственники и друзья, что Клод не скрывает и здесь. Для многофигурной композиции натурщиков у художника было всего три: брат Базиль (слева под деревом и в нижнем углу), художник Ля Грон (сидит у скатерти), невеста Камилла (женские образы с портретными чертами). А кринолиноподобные юбки Моне заимствовал из журналов мод — да, они вовсю издавались уже тогда.

Эдгар Дега «Танцовщица у фотографа», 1875 год

«Вот Дегас, жокей, танцовщицы, а вот Симон... Пойдемте в столовую, там у меня Пюви де Шаванн» — так Щукин встречал гостей. Жокей и танцовщицы — главные персонажи картин Дега, которых у мецената было в достатке. В отличие от более поздних мастеров, которых Щукин любил за «торжество цвета» (Гогена или, например, Матисса), Дега никогда не использовал цвет в чистом виде: его живопись — градация мягких полутонов, будь то пастель или масло. Это купец явно оценил: за Дега он с маршанами (так в те времена называли арт-дилеров) почти не торговался. И выкладывал за отдельные полотна нескромные 25 тысяч франков. Несмотря на то, что в остальных случаях любил говорить: «Хорошая картина — дешевая картина».

 
Поль Гоген «А, ты ревнуешь?», 1892 год 

«Благородная монументальность композиции придает им какой-то оттенок религиозности — словно в нежной и величавой роскоши таитянских пасторалей художник прозрел вещую правду любви и смерти», — писал об «иконостасе» из 16 картин Гогена художественный критик Сергей Маковский. Не пугайтесь: в арт-критике выражаться пышно было принято всегда.

Многие из картин Гогена Щукин приобрел в 1906 году на его посмертной выставке: там было показано более 200 работ. На этом же салоне впервые в Париже с триумфом выступили русские художники — по инициативе балетмейстера Сергея Дягилева. Экспозиция заняла 12 залов Гран-Пале, некоторые из них отдельно предоставили крупным мастерам вроде Сомова и Врубеля.

Гоген впечатлил и пришедших на салон русских художников: многое почерпнут у него, например, Михаил Ларионов и Наталья Гончарова. У Щукина же он сначала висел на не самом почетном месте — в маленьких комнатах на первом этаже особняка. А потом переехал в столовую на второй — к темным шторам и расписному потолку.

Поль Сезанн «Масленица», 1888—1890 годы

«Черт знает что: вот не люблю Сезанна, противный, а от этого карнавала с Пьеро и Арлекином у Щукина не отвяжешься. Какие-то терпкие, завязли в зубах, и хоть бы что», — кривился от взгляда на нынешнюю жемчужину собрания ГМИИ им. Пушкина Валентин Серов. Сезанна Щукин покупал в том числе и у Амбруаза Воллара — главного по тем временам арт-дилера, промышлявшего импрессионистами и постимпрессионистами. Воллар выкупал картины Сезанна и Гогена партиями — даже не десятками, а сотнями штук. И, в отличие от современников, был не только торговцем картинами, но и большим другом художников — его портреты писали Сезанн, Пикассо, Боннар, Ренуар, Валлотон и Дени.

Анри Матисс «Танец», 1910 год

У фовиста Анри Матисса, как ни странно, долгое время не складывалось с карьерой. Первой его талант прощупала писательница Гертруда Стайн, а вслед за ней и Сергей Щукин. Финансовые возможности последнего были куда мощнее, чем у американских коллекционеров, что и позволило почти 40-летнему Матиссу засесть за творчество — и выполнять один крупный заказ за другим. Именно такими заказами и стали панно «Музыка» и «Танец» 1910 года. Щукина смутили уже эскизы: нагота, и в большом количестве.

Для России начала прошлого века — вызывающе. «Сударь ... увы! Я не могу поместить ню у себя на лестнице», — отнекивался коллекционер, отправляя Матиссу одну телеграмму за другой. Дошло даже до того, что Щукин пообещал оплатить два больших панно подороже, но без обнаженной натуры. Но после очередного эскиза он вдруг отменил все предыдущие просьбы и написал еще одно письмо: «Сударь, я нахожу в вашем панно "Танец" столько благородства, что решил пренебречь нашим буржуазным мнением и поместить у себя на лестнице сюжет с обнаженными. В то же время нужно будет второе панно, сюжетом которого могла бы быть музыка». Панно задали направление всему фовизму: яркие (в некоторых случаях даже кислотные) цвета, максимально простые формы. 

До 20 февраля, www.fondationlouisvuitton.fr