Все, наверное, помнят описание деревни Обломовки из романа с ее мирной, спокойной и сонливой жизнью. Она является герою как картина детского рая. Но так ли она проста? Повторю, этот роман был написан человеком, увидевшим весь мир и переводившим с нескольких европейских языков. Давайте взглянем на Обломовку как на модель мира, где время течет особым образом.

Есть европейская модель истории: все события происходят линейно и последовательно. Это концепция прогресса, в этой концепции существует Андрей Штольц — он все время хочет «суету навести». Другой моделью истории является периодическое время, когда события начинаются, продолжаются, заканчиваются и начинаются снова. И, наконец, третьей моделью живет деревня Обломовка. Это циклическое время. Оно не начинается, не продолжается и поэтому не заканчивается. Гончаров, как стихийный буддист, показывает людей, которые достигли русской нирваны. И Обломов кто-то вроде их бодхисаттвы.

Однако разрешите посмотреть на Обломова иначе. Не так философски и восторженно. Дадим слово Антону Чехову: «Между прочим, читаю Гончарова и удивляюсь. Удивляюсь себе: за что я до сих пор считал Гончарова первоклассным писателем? Его "Обломов" совсем неважная штука. Сам Илья Ильич, утрированная фигура, не так уж крупен, чтобы из-за него стоило писать целую книгу. Обрюзглый лентяй, каких много. <…> Я спрашиваю себя: если бы Обломов не был лентяем, то чем бы он был? И отвечаю: ничем. А коли так, то и пусть себе дрыхнет».

Чехова как человека, посетившего Сахалин, как врача, в конце концов, раздражала фигура Обломова, который удостоился целого романа. Для России это вообще характерный типаж — мужчина, лежащий на диване, которому сегодня прислуживает уже не Захар, а жена или курьер. Этот мужчина философствует наедине с собой или в худшем случае в социальных сетях. И конечно, не следит за своим здоровьем. Врач видит Обломова не просто милым толстячком, а человеком с ожирением. Чеховский взгляд заставляет увидеть в нем не философа бодипозитива, а лентяя и обжору [1].

В героях Гончарова можно видеть людей, цель жизни которых — деградировать. Простите, если я оскорбил Гончарова. Но вспомните, например, что в России действует так называемая Пушкинская карта, дающая молодым людям право на посещение музеев, театров, выставок и так далее. Теперь представьте, что вы услышали об Обломовской карте. Какими будут первые ассоциации? Скорее всего, это карта для домоседов или карта, которую можно получить и не пользоваться. Еще одна бессмысленная карточка в вашем кошельке.

Получается, что Обломов далеко не положительный герой. Но и не отрицательный. Это персонаж, который просто не захотел быть героем.

Однажды я сидел со своим другом и, рассуждая о Гончарове, спросил, какой картиной он мог бы проиллюстрировать его произведения. Друг сказал, что для ответа ему, как поисковой сети, нужны ключевые слова. Я подумал и ответил: «Ленивый… полный… глуповатый… домашний». Друг кивнул, взял смартфон и через несколько секунд показал мне на экране фотографию домашнего кота. Я даже немного обиделся: я ему о серьезном, а он… Но вскоре вынужден был признать, что друг прав и точен. Обломов действительно выглядит как домашний кот. Разница лишь в том, что Обломов все-таки человек.

Друг еще раз взял смартфон и показал мне картины американца Эдварда Хоппера. Художника, который всю жизнь рисовал повседневность. На его картинах как будто нет ничего особенного: вот ночная улица и ресторан («Полуночники»), вот женщина сидит в кресле в театральном зале («Антракт»), вот юноша и девушка стоят на крыльце дома («Летний вечер»). Обычные скучные картины, но… Когда начинаешь вглядываться в героев, то вскоре понимаешь, за что Хоппера любит режиссер Дэвид Линч. Какой яркий свет, какая черная тьма! На картинах все реально, но за фигурами и поверхностями словно находится нечто невидимое, но осязаемое. Будто проступают зигзаги на полу Черного Вигвама…

Но Гончаров слишком строг, чтобы пускаться в мистику. Если бы гончаровский сюжет взял Лев Толстой, он бы наполнил его светом веры в человечество. Взял бы Достоевский — наполнил бы инфернальной тьмой. Но Гончаров верен своему принципу невмешательства в жизнь. Он скорее фотограф, чем художник, рассматривающий жизнь через линзу объектива. «О, как грустно разглядеть жизнь, понять, какова она, и не понять, зачем она!»

Последней картинкой, которую показал мне друг после фотографии кота и картин Хоппера, была работа великого японского художника Хокусая. «Вот это бы Гончарову понравилось!» Картина называется «Равнина Фудзимигахара в провинции Овари». На ней изображен бондарь внутри бочки, которую делает. Кажется, что это главное, на что нужно смотреть, ведь художник поместил это на переднем плане работы. Но, приглядевшись, видишь, что на заднем плане находится гора Фудзияма. Ведь сама эта картина включена в цикл «Тридцать шесть видов Фудзи». Тогда при чем тут бочка? При том, что она словно объединяет работника с горой Фудзиямой. Ведь даже самый грубый, но осмысленный труд может соединить тебя с вечностью-Фудзиямой. Живи с пользой, работай осмысленно, верь в свое дело. И тогда даже самая обыкновенная жизнь станет Обыкновенной Жизнью.

Увы, герои «Обыкновенной истории» и «Обломова» живут не в Фудзимигахаре, а в Петербурге. Весь роман Гончарова можно было бы передать знаменитым стихотворением Блока «Ночь, улица, фонарь, аптека…» Помните, там есть строчка «Умрешь — начнешь опять сначала»? Из-за него я слышу это стихотворение как русское хайку. Герои Гончарова снова и снова попадают в поток русской сансары, не в силах из нее вырваться. Любовь — единственное, что хотя бы приподнимает Обломова над его диваном. Но, увы, диван и Петербург оказываются сильнее.

Несколько лет назад в уже современном Санкт-Петербурге художники из группы «Ганди» провели акцию, которая очень хорошо иллюстрирует мир Гончарова. Она словно дает надежду, которой так не хватало его героям. Художники вешали на питерских домах «мемориальные таблички» с такими текстами: «В этом доме в 2004 году Иван Семенов пришел в гости к Ольге Чикиневой и нечаянно сломал ей раковину в ванной». Или «В этом доме с 1999 по 2004 г. снимал квартиру PR-директор фирмы "Эллада" Владислав Андреевич Сергиенко». Таблички, с одной стороны, иронические, ведь их герои совсем не героические. Но, с другой стороны, они говорят, что в самых обыкновенных событиях есть содержание, а потому — ценность. «В этом с 2008 по 2010 г. жила и работала копирайтером Валентина Сергеевна Кошкина, но, решив покончить с одиночеством, нашла через Интернет мужа и переехала жить в Торонто».

А какую табличку вы можете повесить на своем доме?

Подумали? Если пока нет идей, ничего страшного. Сделайте себе чай, возьмите что-нибудь сладкое, садитесь за стол, а лучше — ложитесь в кровать. Как говорится в «Обломове», «ничто не мешает думать и лежа».

Спасибо за лень, Иван Александрович.

[1] Здесь уместно вспомнить рассказ Пантелеймона Романова «Русская душа», в котором очень точно передано отношение к здоровью героев, страдающих «обломовщиной»: «Здесь жили без всякого напряжения воли, без всяких усилий, без борьбы. Если приходили болезни, они не искали причины их и не удаляли этих причин, а подчинялись болезни как необходимости, уклоняться от которой даже не совсем и хорошо. Зубы у них портились и выпадали в сорок лет. Они их не лечили, видя в этом что-то легкомысленное».