«Зачем я буду врать, что я настоящий панк, если это не так?»: Эльдар Калимулин — о фильме «Год рождения»
Спасибо! Ощущения у меня, правда, двоякие. С одной стороны, конечно, мне очень приятно. А с другой, как будто уже надо рефлексировать, что ты сделал, насколько это заслуженная награда: иначе ты расслабишься, а расслабляться в этой жизни нельзя. Ну и не для награды все делалось, приз — это такой бонус, морковка на удочке.
Я из противоположного лагеря. В детстве у меня было погоняло Рэпак: я ходил в «трубах», читал рэп (смеется). Панк, рок, рок-н-ролл — все это осталось от меня в стороне.
Единственное — у меня есть план сыграть Егора Летова. Мне иногда говорят, что я на него похож. Похож?
Вот! Я постоянно слышу: «Нам нужен байопик о Егоре Летове!» Но никто не решается его сделать. Так вот, заявляю прямо: я готов! (смеется)
Я как-то в школе пришел к товарищу и говорю: «Нам надо делать группу, давай напишем тексты!» И мы сели писать — нас было три человека, три автора каких-то песен (смеется). Не было музыки, ничего не было, но каждый написал по тетрадке песен. Куда эти тетрадки потом делись, я не представляю.
И я иногда думаю: почему кто-то дальше двинулся — взял гитару, придумал музыку, — а у нас на этой тетрадке все закончилось. Наверное, я понял, что надо расставить приоритеты, и сосредоточился на другом.
Миша называл много разных групп, я кивал и видел, как он грустнел из-за того, что я далек от этой темы (смеется).
Ликбез был в другом отношении: чтобы снять «Год рождения», нужна была музыка, которая будет звучать в фильме, и ее нужно было написать. Миша всю дорогу, пока мы работали над фильмом, ее сочинял — и периодически мне прилетали какие-то демки записей, тексты, инструментал. Я варился в музыке, которая была написана специально для нашего кино.
Да я сразу сказал об этом. Зачем я буду врать, что я настоящий панк, если это не так? Мне было важнее в этом кино рассказать про отношения — тема, которая меня волновала, которая у меня, у Эльдара, болела.
Мне очень хотелось сделать что-то про то, что происходит в отношениях людей, когда они узнали, что их ждет событие — они скоро станут родителями. У меня есть жена и сын, я сталкивался с теми же проблемами, что и Филипп, и, мне кажется, привнес в фильм свой опыт. Например, у тебя есть мечта, ты хочешь работать над тем, чтобы ее воплотить, а надо диван поставить. Или возник конфликт, и так получилось, что ты в нем прав, но ты и неправ одновременно. Важно, чтобы любимая женщина, которая носит твоего ребенка, чувствовала себя хорошо. И если для этого ты должен копошиться на ферме, значит, так и нужно.
В нашем фильме герою приходится повзрослеть. Это тоже важная для меня тема. Тебе кажется, что ты готов к взрослой жизни и к рождению ребенка, но на самом деле ты себе придумал, что готов. Это нельзя понять: раньше ты не нес ответственность даже за себя самого, а теперь должен отвечать за всех. И когда это в тебя влетит (ударяет кулаком по ладони), ты в этот момент просто опешишь. Это чувства, а не размышления. И в результате оказывается, что ни к чему ты не был готов. Может быть, мне этим кино хотелось извиниться за свои поступки, которые я совершил в запале.
Я хотел в этом фильме Мишиным языком рассказать о себе. У меня тоже был момент, когда я должен был сделать выбор — мечта или приоритеты, семья или карьера. И в какой-то момент я решил, что все очень просто: есть традиционные ценности — воспитать сына, построить дом, вырастить дерево, — и они важнее. Я пошел по этому пути и оказался несчастен. И я стал думать: почему я это делал? Мне же никто не навязывал, я же сам решил, что так правильно. А почему я так решил? И почему прошло совсем немного времени и я теперь думаю иначе? При помощи магического реализма в нашем фильме я пытался сказать, что мечтать очень важно. Не знаю, простые это выводы или нет, но мне потребовалось многое пережить, чтобы прийти к ним.
Когда я пришел на пробы, Миша мне сказал: «Мы думали о тебе, когда писали сценарий, и ты первый, кого мы пригласили». И я такой: «Классно! Мне есть что сказать на эту тему». Мы с Мишей очень долго говорили в тот день. А дальше была мучительная тишина, мне никто не писал, прошел я или нет, и в какой-то момент я уже мысленно отпустил проект. Я подумал: «Это хорошее кино, пусть у его авторов все получится — как они хотят, с теми, с кем они хотят, но, видимо, без меня». Время шло, я начал сниматься во втором сезоне «Эпидемии», и тут мне позвонили и говорят: «Приезжай на ансамблевые пробы "Года рождения"!» А я уже думал, что ребята за это время кино сняли!
Когда мы снимали второй сезон «Эпидемии», мы с Юрой жили в одном домике, много времени проводили вместе, и так получилось, что классно с ним смэтчились. Я тогда узнал, что буду сниматься в «Годе рождения» и в «Химере». Юра тоже узнал, что получил роль в «Годе рождения», но ничего нам не сказал: он тогда уже был везде (смеется)!
Это была одна из моих первых главных ролей, и я решил посоветоваться с Юрой. Он мне говорил (изображает голос Борисова. — Прим. ред.): «Старик, ты понимаешь, это главная роль. Это кажется, что у тебя есть возможность что-то не сыграть. На самом деле, такого права у тебя нет. В каждой сцене с тобой должно что-то происходить, персонаж должен меняться, ты должен двигать это кино!» На площадке Юра был моим коучем. Когда мы снимали сцену концерта, я спрашиваю Юру: «Ну как?» И он говорит: «Все не то! Че ты руки как-то зажимаешь! Открой руки!» Я открыл руки, сняли дубль, Юра подходит ко мне и говорит: «Вот ты открыл руки, а стало еще хуже!» (смеется)
Было классно, что я в жизни так хорошо с Юрой взаимодействую — и он будет играть Соплю. Думаю, что это тоже повлияло на наш фильм.
Я теперь хочу сыграть отца Романа Евдокимова и младшего брата Кирилла Кяро (смеется)! Думаю, нам с Ромой надо продолжать работать вместе — можно и без родственных связей разок попробовать. Мне кажется, нам теперь нужен совместный проект в театре.
Когда мы записывали песни, передо мной снимали Юру Борисова. Я приехал на съемки, и Юра поет, все замерли и слушают его. Юре уже надо было идти, но он говорит: «Ничего, я еще дубль сделаю!» — и продолжает петь. А я к этому моменту уже сильно волнуюсь, что у меня так не получится. Потом Юра прощается со всеми как суперзвезда и уходит.
Точно (смеется)! В общем, я встаю у микрофона, и Миша говорит: «Старик, давай ты споешь а капелла!» Я прошу дать мне ноту — и не попадаю в нее. А на съемках все люди очень хорошо понимают в музыке. Леша Смирнов, наш сценарист, говорит: «Миш, на терцию надо опустить!» И они начинают между собой говорить на непонятном мне языке. Мне дают другую ноту, я снова не попадаю. И Миша такой: «Хорошо! Хорошо. Нам нужен дублер!» И после этого мы еще полтора часа все вместе ехали в такси (смеется).
Я в итоге все-таки спел в фильме, а мог спеть сам Миша, и мне иногда жаль, что зрители не услышат, как он поет. У моего героя есть слова «Все будет на наших условиях» — и это про Михаила Местецкого. Он может быть тонким и интеллигентным, но он реальный панк! Мне надо было поработать с ним, чтобы это понять.
Я был бы человеком-амфибией: мне кажется, в глубинах океана интересно, плюс я очень люблю фантастику Беляева! Хотя человеку-амфибии так одиноко. В суперспособностях героев — и их проблемы: быть доктором Манхэттеном, мне кажется, беспонтово. А в нашей вселенной я бы выбрал суперспособность быть добродетельным человеком. Наверное, когда всем раздадут такую сверхспособность, можно будет мечтать и о человеке-амфибии, и о докторе Манхэттене.
Знаешь, если забить в поисковик мое имя, один из самых популярных запросов — «Эльдар Калимулин — аутист?». Ко мне подходили на улице люди и говорили: «Вы не болеете? Я просто работаю в этой сфере и хотела бы вам помочь». И я не знаю, как такие ситуации воспринимать — как проклятие или свидетельство того, что я очень убедительно сыграл роль.
Это все чудеса камеры. Например, у нас с Юрой Борисовым разница в возрасте меньше года, но, если мы вместе оказались в одном кадре, кажется, что он меня намного старше. Иногда я встречаю своих одноклассников, и они уже дяди по всем фронтам, а я выгляжу как школьник. Это и моя суперспособность, и проблема. Я долгое время пытался с ней бороться: у меня уже сын есть, мне 30 лет, а мне по-прежнему предлагают роли школьников — что за дела? За то время, что я играл подростков, выросло несколько поколений (смеется)!
Вообще, я считаю, что лучший возраст для актера-мужчины — 40–55 лет. Он не обязательно совпадает с реальным возрастом. У кого-то он начинается раньше, и он уже в 30 лет выглядит в кадре на 40, а у кого-то — позже. Мне кажется, в это время открываются темы, которые ты до этого не мог сыграть. Например, могу ли я сейчас сняться в роли генерала? Вряд ли. Зрители будут говорить: «Да какой он генерал?» Дальше старшины я не пройду (смеется).
Я играл тень Питера Пена и пропавшего мальчишку по имени Тутулс в Московском театре юного зрителя. Тень — отличная роль! Она появляется в первые 15 минут — и каждый раз, когда я выходил тенью, я срывал овации, — а потом исчезает. И после этого ты переодеваешься и еще два часа играешь пропавшего мальчишку по имени Тутулс. Мне недавно позвонили и попросили снова сыграть в этом спектакле. И я подумал, что, если бы мне предложили только тень, это была бы идеальная роль: 15 минут славы — и не нужно выходить на поклоны!
В «Годе рождения» у нас были сцены, которые мы снимали на хромакее, — не буду раскрывать подробности, чтобы не спойлерить. И когда я читал сценарий, я немного наивно думал: «Ну, как-то это все сделают — нарисуют, как-то все получится». И я не думал, что съемки на хромакее будут настолько сложными физически. Например, ты висишь на тросах, а тебе при этом еще нужно играть!
Мне бы хотелось еще поработать с хромакеем. Когда ты снимаешься в реальных декорациях, это совсем не то же самое, как когда ты просто стоишь на синем фоне, вокруг ничего нет и ты играешь свою роль. Для меня это такой полутеатральный опыт, уровень абстракции выше, чем в кино.
Конечно! Я бы хотел сыграть и суперагента, и в «Звездных войнах», только не R2-D2, а Хана Соло или Дарта Вейдера, и Саурона во «Властелине колец». Я хотел бы сняться в очень большом, очень дорогом кино — и чтобы оно получилось!
10.11.23, 17:18
Выбор редактора
Подборка Buro 24/7