«Все могут быть смешными». Екатерина Варнава и Александр Гудков — о фильме «Орел и решка», женском юморе и цензуре
14 февраля на платформе «Кинопоиск» вышел фильм «Орел и решка. Кино». Главные роли в приключенческой комедии по мотивам популярного тревел-шоу сыграли Екатерина Варнава и Александр Гудков — пожалуй, самые смешные артисты российской эстрады. Специально для BURO. Катя Загвоздкина расспросила их о премьере, будущих проектах, дружбе, важности самоиронии и амбициях стать великими драматическими актерами (которых нет).
Варнава:
Вообще-то, я пометила территорию «Орла и решки» своим присутствием даже дважды. Я была в Дурбане в ЮАР с Колей Сергой и в Мексике с моим прекрасным другом Евгением Бороденко. И должна сказать, что это действительно очень крутая программа. У людей, которые любят путешествовать или спонтанно куда-то собираются съездить, есть возможность узнать больше о месте, куда они отправляются.
Но быть ведущими «Орла и решки» очень непросто. На каждую страну выделяется всего пять дней. Каждый день переезжаешь, потому что надо посетить главные достопримечательности и рассказать о них. Ты все время в движении, надо успеть все снять, пока солнце на небе, и все это время ты должен быть очень бодрым. Съемочная группа практически не спит, иногда даже не успевает поесть. Это сумасшедшие поездки! Но я все равно получила колоссальное удовольствие.
Гудков:
Как и Катя, я снимался в специальном выпуске программы, когда у «Орла и решки» был юбилейный сезон. Мы с Иваном Дорном гоняли в Португалию. Началось с того, что Ваня пишет: «Гудок, поехали, поржем четыре дня в Португалии». Я отвечаю: «Конечно, поехали!» В результате за эти четыре дня мы ни разу не пересекались — все снимается параллельно, у нас пять или шесть локаций, которые нужно захватить. Мы встретились только по приезде и когда улетали назад, в аэропорту. И я говорю Ване: «Класс, поржали! Вообще супер».
Варнава:
В начале фильма моя героиня, продюсер Лера, говорит, что эта программа — любимая многими, у нее огромная фанатская база и зрители ждут новых выпусков. Этот спич — чистая правда, он вдохновлен рассказами создателей «Орла и решки». Моя героиня писалась с Лены Синельниковой, продюсера, которая и придумала шоу. Я сама обожаю ее и пересмотрела все выпуски с первыми ведущими, Жанной и Аланом Бадоевыми, с Андрюшей Бедняковым.
Гудков:
На канале «Пятница» бывает день «Орла и решки». И я в этот день всегда почему-то оказываюсь дома у мамы, в Ступине. И залипаю — реально лежу на диване, смотрю то, что не успел в течение года, и наслаждаюсь.
Варнава:
Я хорошо знаю Нателлу Крапивину (продюсер программы и фильма. — Прим. BURO.), и для меня был очень понятен сценарий. Когда его прочитала, я знала, что и как мне нужно будет играть. Ну и конечно, из-за съемочной команды — Саши Бортич, Саши Молочникова; сниматься с ним, кстати, оказалось не так весело (смеется). А вот с Гудковым весело. У нас было пять ночных смен подряд. Это просто адский ад, но с Гудковым можно и на такое приключение отважиться.
Кстати, Гудков — это чуть ли не единственный человек, к которому очень уважительно относятся все артисты в нашей стране. Еще есть Ургант, но его больше побаиваются, мне кажется. А Гудкова все почему-то любят. (Александру) Чего тебя все любят?
Гудков:
Значит, я всех тайно должен бесить. Не кривя душой, скажу, я согласился на проект, поскольку в нем участвует много хороших знакомых и друзей: Саша Бортич, Нателла Крапивина, с которой я по странному стечению обстоятельств стал очень дружен. И Екатерина — она больше чем друг, она родной человек, мы с ней съели вместе столько всякого и стали очень близки.
Варнава:
Буду говорить за себя. Мне кажется, я этот стереотип — «девушка должна быть красивой, улыбчивой, обаятельной, она же девушка!» — уже сломала. Я настаиваю на том, что юмор, так или иначе, делает людей бесполыми. Если смешно, люди смеются, и совершенно не важно, кто шутит, мальчик или девочка. Если мальчик выкатывает свои большие яйца с ощущением, что он мальчик и сейчас все будут смеяться, то он заблуждается. А девочкам давно уже надо перестать думать об этих стереотипах.
Хотя есть разница между эстрадным юмором и стендапом. Девочкам в стендапе до сих пор непросто поднимать некоторые темы, не то что шутить на них. До сих пор, как кажется многим, неприлично. И девочки из «Женского стендапа» ломают барьеры, порой высказываются так, что это кажется смелым даже мне. Они большие молодцы.
Гудков:
Мне кажется, что такой вопрос вообще не должен стоять. Это полнейший бред! Мужчины, женщины, гендерно-нейтральные люди — все могут быть смешными. Нет понятия женского юмора и мужского. Есть только смешно и не смешно, догоняет человек или не догоняет. Я проработал в Comedy Woman 15 лет и говорю вам: женщины шутят в тысячу раз смешнее, тоньше, класснее, чем мужские коллективы. Вообще, мне кажется, только в России может возникнуть вопрос про женский юмор. Это все устои, представления, что девочки должны быть дома у плиты, воспитывать детей и ни в коем случае не самореализовываться, не быть важнее мужчины в доме, тем более в таком святом мужском направлении, как юмор!
Варнава:
Конечно. Мы такие мощные старушки в этом плане (смеется). Мы пробили очень правильную дыру — не на дно, а в светлое юмористическое будущее. Своим появлением на телевидении на протяжении многих лет мы упорно доказывали общественности и телезрителям, что женский юмор есть и будет. И, возможно, в какой-то момент он поглотит мужской (смеется).
Варнава:
С одной стороны, это очень грустно, с другой, как правильно заметил Александр, мозг работает еще активнее. Ты начинаешь придумывать, как бы из этой ситуации выйти, так завуалированно пошутить, чтобы всем все было понятно, но ты при этом ничего не нарушал. Это непросто, но, когда получается, это маленькая победа.
Гудков:
Это настораживает и вызывает удивление: а что, так уже нельзя? «Вечернему Урганту» в этом году исполнилось 10 лет. И в 2016-м мы пересматривали выпуски четырехлетней давности и говорили: «Ой, как мы могли остро шутить в 2012 году!» А сейчас все меняется быстрее, этот период сильно сократился. Мы говорим: «Ой, как мы могли шутить в том месяце! А теперь уже нет».
История циклична: когда-то человечество уже проходило этот момент и признало такой опыт плохим, но мы все равно к нему возвращаемся. Это ужасает на самом деле. Но все равно очень интересно, куда приведет.
Варнава:
Уже нет. В интернете теперь тоже много цензуры, там не обо всем можно говорить.
Гудков:
Согласен, сейчас уже нет. Хотя… телеканалы поддерживаются той или иной госкорпорацией, определяющей их эфирную политику. А в интернете появилось много площадок, которые созданы на частные деньги, там посвободнее. Еще есть инстаграм, тикток — это тоже территория свободы. Давай скажем, что да, в интернете легче шутить.
Гудков:
Нет такого ощущения. Наоборот, мне кажется, наконец-то к «Вечернему Урганту» привыкли. Как говорила героиня Людмилы Гурченко о любви: «Элементарно, привычка». Стало традицией смотреть перед сном что-то позитивное. А нужно ли удивлять каждый раз — это открытый вопрос. Вообще, новое и неожиданное присутствует, но уже не в таких количествах, как раньше.
Может быть, для нас уже в чем-то стал рутиной процесс работы над «Вечерним Ургантом» — программа снимается день в день, поэтому каждый день съемки, монтаж, сдача, съемки, монтаж, сдача. Но весь персонал «Вечернего Урганта» уже научился параллельно с ним делать еще несколько вещей. Раньше «Ургант» занимал абсолютно все время, а сейчас мы набили руку и можем еще чем-то заниматься кроме него.
Гудков:
С таким вопросом надо обращаться к высшему руководству. Мне кажется, что Иван абсолютно на месте, он герой нашего времени.
(Александр Гудков прерывает интервью, чтобы ответить на звонок Никиты Кукушкина)
Гудков:
А у меня нет другого выхода. Кукушкин — энергетический клещ, от него невозможно отвязаться. Если вы с ним познакомились, то от него уже не избавиться. Как от вируса герпеса. При этом он очень классный актер, с животной харизмой — и знает об этом. Все, он уже ждет выхода этого интервью!
Варнава:
Амбиций дальше сниматься в кино у меня однозначно нет. Этот проект был настоящим исключением из правил. Я артистка комедийного жанра — предпочитаю такую формулировку. Объясню почему: ты можешь не быть актером и сниматься в кино, но это, наверное, неправильно. Актер — очень сложная профессия. Мне безумно нравится развлекательный жанр и формат, в котором я работаю, и пока буду продолжать на эстраде. Надо делать то, что у тебя хорошо получается.
В Comedy Woman в чем был кайф, почему нам так нравился формат? У нас было энное количество номеров с Александром, когда ты выходишь на сцену и, по сути, предоставлен своему партнеру, а он тебе. У вас есть пять минут и задача снять номер — что хотите, то и делаете.
Гудков:
Были случаи, когда мы брались за руки и говорили: «Ну на морально-волевых?» — «Да». И докручивали номер прямо на сцене. Это же как конвейер, тебе нужно за 13 часов снять 40 номеров. Успеваешь ты, не успеваешь, снимаешь-снимаешь-снимаешь подряд. Бывало, номер не готов или кажется слишком банальным, и мы из кожи вон лезли, чтобы получилось хорошо.
Варнава:
И бывало, что реально получалось. Некоторые номера благодаря импровизационным моментам стали хитами. А когда мы их снимали, то просто стояли на сцене и не понимали, почему все смеются.
А бывало, что-то не попадало в эфир. Мы работали в очень тяжелом графике, и Саша хотел нас развеселить. Он влез со своим 41-м размером в 35-й размер обуви, весь номер промучился и забыл показать. А потом уже идет отбивка, а он говорит: «Подождите! У меня же крошка-ножка», — и показывает ее. Я тогда просто чуть не умерла от смеха.
Варнава:
Да сразу слышно, где Гудков импровизирует. У него есть собственный стиль, для Саши просто невозможно писать! Он должен присвоить любой текст, иначе будет заметно, что он произносит чужеродные реплики. Мне тоже тяжело с текстом, который неудобен. Надо его адаптировать под себя, этому меня научил опыт Comedy Woman.
Гудков:
Но на самом деле в «Орел и решка. Кино» мы старались идти по сценарию. Мы не бунтари (смеется). И у нас была такая команда: шесть совершенно разных, тянущих на себя одеяло артистов. И мы с Катериной в какой-то момент договорились помогать Вазгену (режиссер фильма Вазген Каграманян. — Прим. BURO.). Ну или хотя бы не мешать ему.
Варнава:
Это наше любимое — «прибери». Когда ты хочешь что-то высказать или как-то проявить себя, а потом останавливаешь себя — командуешь себе: «Прибери».
Гудков:
Но честно скажу: сниматься в кино — вообще не мое. Пукнуть в эпизоде ярко и убежать — вот это мое. Или что-то озвучить. Но лучше я буду по другую сторону экрана, лучше миллион раз что-то напишу, придумаю, чем буду стоять в кадре и произносить текст. Участие в фильмах «Орел и решка. Кино» и «Марафон желаний» — дружеское исключение из правил. Или короткометражка «Твою мать, Иннокентий», в которой мы играли с Аглаей Тарасовой (снята для благотворительного аукциона «Экшен»). Вряд ли кто-то еще меня затащит в кино.
И я согласен с Катей — у нас нет профильного актерского образования. Мы эстрадники и склонны к overacting, переигрышу. Я люблю этот жанр, но в кино все должно быть иначе, на полутонах. На нашем месте должны быть классные актеры, которые ради этого и учились. Но из-за того, что нас часто показывают по телевизору и у нас раскрученные лица, на которые дают деньги, выбирают нас, а люди, для которых это призвание, остаются в тени. Это неправильно. Должны играть актеры, а мы самодуры.
Варнава:
Я сейчас пробую себя как актриса, настоящая драматическая актриса — играю у Молочникова в спектакле «Платонов болит» в театре на Малой Бронной. Не знаю, за какие заслуги Господь наградил меня тем, что у меня есть такая возможность, но я очень благодарна и Константину Богомолову (худрук Театра на Малой Бронной. — Прим. BURO.), и Александру Молочникову.
Я играю вместе с профессиональными актерами и вижу большую разницу между неподготовленным человеком, таким как я, и артистами, которые этому учились, работали с мастерами. Они многое умеют и знают — я, несмотря на телевизионный опыт, была совершенно к этому не готова, ни в эмоциональном, ни в физическом плане. КВН КВНом, но тут нужна совершенно другая база подготовки! И театр — не кино, где ты 15 раз в кадре скажешь одно и то же. Сцена тебя полностью оголяет — ты выходишь, и все всё видят.
Этот опыт полностью изменил мои представления о театре и отношение к людям, которые занимаются этой профессией. Я сейчас репетирую с замечательными артистами — Викой Толстогановой, главной актрисой страны Светой Ходченковой, Леней Тележинским, который играет в первом моем спектакле, «Бульба. Пир», главную роль, с моей любимой Варварой Шмыковой. И прихожу каждый раз на репетицию, смотрю и думаю: «Да, господи, как они это делают?..» Актриса — очень громкое слово, надо заслужить ею быть.
Варнава:
Мне нравится эстрада, нравится работать на сцене — больше, чем на телевидении, потому что больше свободы, можно импровизировать и придумать. А если говорить о собственном проекте, я бы хотела сделать действительно откровенное кабаре с Гудковым. Откровенное во всех смыслах — и политики, и телесного обнажения, чтобы там можно было абсолютно все. Есть кабаре «Абсолютно нага» в театре Crave, в котором я выступаю. Но это музыкальное, танцевальное шоу, а я бы хотела сделать что-то другое — такое, чтобы люди выходили с ощущением, что они никогда ничего подобного не видели.
Гудков:
Я бы не хотел быть режиссером. Придумывать — это да, но рулить всем — это не мое. Я стесняюсь подходить к людям и говорить «А ну-ка сделай так». Ну только если это не Катя Варнава (смеется).
Есть такое модное слово «шоураннер». На наших проектах — например, шоу «Семейство Чикенкарьян», которое сейчас снимаем, — мы больше чем сценаристы. Мы ведем проект до конца, делаем ролики, придумываем, сидим на съемках, выпускаем готовый продукт. Мы каждый раз ищем режиссера и операторов под проекты, я кастингую. И поскольку у меня много друзей, пользуюсь их доверием, приглашаю классных актеров на не суперклассные роли, и они соглашаются (смеется).
Гудков:
Полно! Она мне помогает жить и в профессии однозначно помогает. И я всем советую быть самоироничными и перестать думать, что вы лучше всех. Самоирония — это вообще двигатель профессии в энтертейнменте.