Антон Долин о поэзии Джима Джармуша в новом фильме «Патерсон»
О чем рассказывает главное стихотворение в фильме
В российский прокат вышел новый фильм Джима Джармуша «Патерсон» — история о водителе автобуса, который сочиняет стихи в духе
Поэзия (как и музыка) имеет для Джармуша большое значение. Его стихотворения можно найти на страницах The New Yorker, но никогда — в его фильмах. С помощью кино Джармуш слушает других поэтов — Эмили Дикинсон, Уолласа Стивенса, Фрэнка О’Хару, Уильяма Карлоса Уильямса и рэпера Method Man. Джармуш слишком скромен и даже в самых личных картинах не говорит от первого лица, растворяясь в чужих голосах.
Автор этого стихотворения — не сам Джим Джармуш, а его герой, водитель автобуса Патерсон. На самом же деле оно принадлежит поэту Рону Паджетту (лауреат премии Уильяма Карлоса Уильямса, что тоже важно). Однако этот концептуальный и, возможно, наиболее важный в контексте фильма поэтический текст (недаром он первый из нескольких) похож на манифест Джармуша.
Ломаный нерегулярный ритм звучит как магическое заклинание, особенно
Это еще и текст о мимолетности, бренности, исчезновении того, что только что было рядом. Спичка, сигарета, поцелуй и, собственно, то чувство, которое позволило поцелую свершиться. Как мы знаем из фильма, стихотворение рождается постепенно. Автор сам вначале не знает, что оно — о любви, а не только о спичках. Поэт сперва лишь рассматривает коробок, но потом тот будто открывается на наших глазах, а спичка, загораясь, перестает быть только красивой («краше нет на свете»), становясь «разумной и пылкой». Это разоблачение и возгорание и есть трансформация простого, однозначного, нерасчленимого в сложное и таинственное. Как превращение прозаических, казалось, размышлений вслух — в поэзию.
И все же главные идеи Джармуш проговаривает без слов, с помощью молчания, из которого вырастают образы его героев. В «Патерсоне» человек превращается в тавтологичную рифму — эпифору. Водитель автобуса (читай: driver, в исполнении Адама Драйвера) по имени Патерсон из города Патерсона зачитывается поэзией Уильяма Карлоса Уильямса и, как и он, обращает повседневность в поэзию. В финале наступает всеобщее равенство — пишущего и читающего, режиссера и зрителя.