17 января Beat Film Festival выпускает в российский прокат документальный фильм «Баския: Взрыв реальности» режиссера Сары Драйвер, жены и соратницы Джима Джармуша. Лента Драйвер рассказывает о первых шагах знаменитого художника в мире искусства до первой продажи картины. Buro поговорил с Сарой Драйвер о фильме, Нью-Йорке 1970-х и самом Жан-Мишеле Баскии.
— Как вам пришла идея снять фильм про Баскию?
— В действительности я не планировала снимать фильм про Баскию, но, когда в 2012 году Нью-Йорк настиг ужасный ураган «Сэнди», я пошла навестить мою подругу Алексис Адлер, чью квартиру тогда затопило. Она жила вместе с Жан-Мишелем в конце 1970-х. Она предложила мне взглянуть на вещи, которые Жан-Мишель когда-то оставил в ее квартире. В коробке было около 60 рисунков, картин и много другого. Алексис совершенно забыла об этих вещах, она не хранила их ради потенциальной финансовой выгоды.
Я решила зайти к ней на чашку чая, чтобы она показала мне все содержимое коробки, и я подумала, что это отличная возможность посмотреть на Баскию как на начинающего художника в Нью-Йорке конца 1970-х — начала 1980-х. Это было очень особенное время в Нью-Йорке, мы чувствовали, будто жили на отдельном острове, мы были словно отделены от всей остальной страны. Тогда никто не хотел жить в Нью-Йорке, потому что город был, по сути, банкротом. Полиция тогда была слишком занята по-настоящему жестокими преступлениями, поэтому им не было дела до художников и артистов, и мы могли делать что хотели. Это было время свободы, и, когда я увидела вещи Баскии в коробке у Алексис, я подумала, что это отличный портал в тот период времени. И это такая редкая возможность — показать художника, который достиг огромного успеха, в начале карьеры, показать окружение, в котором он вырос и которое воспитало его. Художники становятся теми, кто они есть, неслучайно: то, что их окружает, в некотором роде им помогает. Для меня было честью показать эту часть его жизни и получить помощь от такого большого количества художников того времени, кто жив по сей день, которые помогли мне с материалом для фильма. Так что этот фильм — коллективное произведение.
— Как проходила работа над фильмом?
Как вы выстраивали процесс?
— Сначала я думала, что это будет 20-минутный фильм про Жан-Мишеля и Нью-Йорк, но потом он стал разрастаться. Но, исходя из моего опыта работы над другими фильмами, лучше всего держаться первоначальной идеи и не отходить от нее, и моя идея была показать этот портал в Нью-Йорк той эпохи. Я работала над фильмом четыре года, и за это время он отходил от этой идеи и менял фокус, но в конце концов вернулся к оригинальному замыслу.
— Работа над этим фильмом как-то изменила ваши представления о Баскии?
— Я всегда знала, что он в некотором роде был проказником. Но меня действительно поразило, что в возрасте 16–17 лет Баския сам себе устроил что-то вроде университетского курса, изучая художников старше себя, проводя с ними время. Он выбирал людей и изучал их карьеру и творчество. Жан-Мишеля часто мифологизируют, но мало кто знает, насколько вдумчивым человеком он был. Еще во время работы над фильмом я осознала, что он в действительности все время работал. Когда они жили в квартире Алексис, он рисовал на всем: на полу, на стенах. И она давала ему такую свободу, потому что все остальные выгоняли его из своих домов за рисование на полу и стенах, а она поощряла его. Она как будто жила с эльфом: просыпалась каждый день, и уже что-то новое было разрисовано. Из него это шло потоком. Еще я узнала, что Жан был отличным поэтом. Когда ему было лет 17–18, он уже умел обращаться со словами, как настоящий поэт, что позже отразилось и в его живописи. Он писал стихи на различных юридических документах, и его тексты были очень обдуманными и взвешенными — это видно даже по тем словам, которые он вычеркивал.
— После просмотра фильма у меня сложилось впечатление, и это подтверждают ваши слова, что у вас особое отношение к Нью-Йорку того времени. Расскажите о нем немного больше. Чем тот Нью-Йорк отличается от сегодняшнего?
— Как я уже говорила, в 1970-е никто не хотел жить в Нью-Йорке, и тогда было очень дешево, поэтому туда приезжали много людей без денег. В городе было много разных социальных групп, которые общались друг с другом на улицах, и улицы были очень пустынными и тихими, как в кино. И еще тогда тут было крайне опасно. Когда мне было 21–22 года, я подстриглась очень коротко — под мальчика, и моя походка тоже напоминала мужскую, поэтому никто не беспокоил меня, когда я шла по улице. Тогда Нью-Йорк был не про зарабатывание денег, а про самовыражение.
Помню, когда я помогала Джиму (Джармушу. — Прим. ред.) найти финансирование для его проектов, то мы обращались к европейским фестивалям: тогда деньги на искусство приходили оттуда. И первые выставки Жана, по-моему, тоже были в Европе, в Италии, в ранние 1980-е. Мы получали много поддержки из-за границы. Сейчас Нью-Йорк сильно изменился. Тогда у меня был дневник, в который я записывала вещи, которые видела каждый день, и эти события были взаимодействиями людей. Теперь все слишком заняты тем, что глядят в свои смартфоны, и не общаются друг с другом. Еще тогда люди гораздо больше заботились друг о друге на улице. Тогда было много бездомных, и люди помогали им.
— Вы помните себя в том возрасте, в каком Баския представлен в вашем фильме?
— Я была очень любопытной, меня тогда увлекал Энди Уорхол и его «Фабрика». Мне нравилась идея, что Уорхол занимался сразу многими вещами: продюсировал The Velvet Underground, снимал свои фильмы и занимался еще много чем. Он был и режиссером, и художником, и фотографом... Мы все тоже хотели заниматься всеми этими направлениями. Он был для всех нас примером. Я узнала о нем от своей сестры, она на три года меня старше, и я услышала о «Фабрике», когда мне было 13 лет, а ей 16. Я обожала свою сестру и всегда интересовалась тем, что ей нравилось.
— Расскажите о своем творческом процессе в целом.
— У меня всегда были проблемы с финансированием, потому что в США правительство не поддерживает кино. Не знаю, есть ли у вас это в России...
— Государственная поддержка есть, но у нас это неоднозначный вопрос. Политика и все такое, понимаете.
— В США нет такой поддержки, и у нас нет каких-то договоренностей с Европой о такой поддержке. Поэтому получить деньги на фильм очень сложно. В общем-то сейчас индустрией кино заправляют банкиры и юристы. Так что, когда я изучила содержимое коробки с вещами Баскии у Алексис, я просто взяла камеру и начала снимать. Я решила, что могу обойтись без финансовой поддержки и сделать все сама, задействовав своих друзей. У меня была небольшая команда: я сама, еще два оператора и один звукорежиссер. И работать так было фантастически хорошо. Но все же я хочу вернуться к игровому кино. На него сложно получить финансирование, но теперь у меня есть своя камера, и я могу делать все, что захочу. (Смеется.)