А еще среди режиссеров был Корнелиу Порумбою — пожалуй, самый ироничный из всех румынов. В «12:08 к востоку от Бухареста» его герои, алкоголик-интеллигент и одинокий дедушка, спорили о революции 1989 года и выясняли, что ее не было, а в фильме «Полицейский, имя прилагательное» режиссер говорил об излишней строгости закона о распространении легких наркотиков через моральное беспокойство румынского полицейского, который не хотел губить жизнь подросткам за то, что они покуривают траву. Фильмы получили призы в параллельных программах Канн и их воспел «Cahiers du cinema». Позже Порумбою сделал фильм о внутренней кухне производства независимого кино («Когда в Бухаресте наступает вечер, или Метаболизм»), про то, как ищут сокровища в Бухаресте («Сокровище»), а еще два личных документальных фильма про футбол — один про фаната, который всерьез задумал переменить свод правил («Бесконечный футбол»), другой — об отношениях самого режиссера с отцом («Вторая игра»).

Вскоре почти все режиссеры начали снимать кино, которое уже не было привязано к социальной и постсоциалистической проблематике. Звёзд «новой волны» сейчас объединяет одно общее свойство. Заручась поддержкой европейских фондов, они синхронно набирают в масштабах и из бессюжетного кино переходят скорее к жанровому. Раду Жуде, начиная с «Браво» (2015), занимается костюмными эпосами о разных периодах румынской истории. В этом году на Берлинском кинофестивале покажут два новых фильма Жуде, а ещё историческую эпопею Кристи Пую «Пристанище», неожиданно вдохновленную текстами Владимира Соловьева и снятую в первую очередь за счет швейцарских вложений. Даже у Кристиана Мунджиу, оставшегося в русле социальных высказываний, непримиримо растут бюджеты. В частности, его последний фильм «Выпускной» был снят за два миллиона долларов — это не так много, если говорить о европейских масштабах, но для румынского кино достаточно колоссально. Из-за цензуры режима Чаушеску и нескончаемых финансовых кризисов до недавнего момента румынской кинематографии будто и вовсе не было, а единственной важной фигурой оставался Серджиу Николаеску с полицейской франшизой о комиссаре Микловане, который эффектно расправляется с оппозицией.

«Свистуны» Корнелиу Порумбою — очень западные по духу и восполняют пробел в том, что в 1990-е было принято называть постмодернистским кино. Этот фильм как раз очень похож на то, что делал Николаеску и отталкивается от фильмов про комиссара Миклована как от кинематографического наследия. Новый комиссар Миклован — здешний протагонист комиссар Кристи (Влад Иванов), характерный житель постсоциалистической Румынии, помятый, безвольный, настроенный флегматически, вытащенный Европой на свет, как и Корнелиу Порумбою, объединившийся в этом фильме с десятком продюсеров-европейцев (в их числе даже Марен Аде). Это и есть тот самый герой, который десять лет назад вынужден был признать, что он, полицейский, — это все-таки имя прилагательное, звено в цепочке закона, которому не принято сопротивляться.

Впрочем, реальные мотивы персонажей известны одному Богу. В этом смысле Порумбою не особо заботится о зрителе, предлагая ему отдаться одному только ритму, океанскому бризу и свисту, который так похож на пение птиц. На «Свистунов» режиссера натолкнул, собственно, сильбо-гомера — реальный язык гуанчей, свистящая форма одного из диалектов испанского, которую знают только на Ла Гомере. Повествование здесь нелинейно и мозаично — оно делится на главки по именам героев, но не дает им никакой интродукции, которая помогла бы разобраться. Свист правит бал и верховодит сюжетом. В детективных перипетиях теряешься, как в следах на морском песке. Героическая полиция, латинская мафия, купюры в матрасах и скрытые камеры в зеркалах, «Casta Diva» на саундтреке. Непонятно, конечно, но лучше вообще не знать ничего заранее.

«Свистуны» — кино незамысловатое в самом лучшем из смыслов, смешное, но не до колик, развивающееся стремительно, но не настолько, чтобы кровь стыла в жилах. Здесь полно цитат из киноклассики — народного толка, чтобы всякий почувствовал себя безусловным экспертом (как наутро после вручения «Оскаров»). Все уже стесняются пародировать сцену в душе из «Психо», а Порумбою нет. Смурные копы забивают стрелку в синематеке — очевидно, лишь для того, чтобы режиссер мог навести камеру на «Искателей» Джона Форда — и горделиво показать полторы минуты, пожалуй, самой живописной погони в истории Голливуда. Вполне люмьеровский выход рабочих с фабрики запечатлен на камерах видеонаблюдения — таким образом, даже в приметах тоталитарности Порумбою обнаруживает кино. И такая наивная детскость в этом, такое ребячество, которое могут себе позволить только настоящие киноинтеллектуалы — каким и является режиссер, — потому что стесняться им уже не перед кем, а доказывать свою тонкость незачем. Одним словом, хочется, чтобы не заканчивалось как можно дольше — и бьешь себя по ляжкам до синяков. А Порумбою, себялюбец, как будто и не заканчивает.