Ни про одну другую эпоху в истории США, вероятно, не снято столько фильмов, как про 1960-е. События политической и культурной жизни этого десятилетия детально задокументированы — только про войну во Вьетнаме и убийство Джона Кеннеди так или иначе говорится в десятках фильмов.

Небольшая историческая справка: в конце 1960-х США все увеличивают число солдат во Вьетнаме, вместе с военным присутствием в Азии растут антивоенные протесты внутри страны. Поэтому, когда в 1968 году в Чикаго проходит съезд Демократической партии, на него приезжают не только делегаты, но и активисты — город, за которым, как пишут на плакатах, следит весь мир, становится идеальной площадкой для протестов. Демонстрации заканчиваются жестокими столкновениями с полицией. В 1969 году, после того как пост президента занимает Никсон, по редкому обвинению в сговоре с целью организации беспорядков в суде оказываются лидеры протестов. Среди них — предводители «йиппи», то есть Международной молодежной партии, Эбби Хоффман (Саша Барон Коэн) и Джерри Рубин (Джереми Стронг), глава «новых левых» Том Хейден (Эдди Редмэйн) и один из основателей «Черных пантер» Бобби Сил (Яхья Абдул-Матин II). Впрочем, дело Сила скоро отделят от остальных — так чикагская восьмерка превращается в семерку.

Этот судебный процесс, в котором, как говорит один из персонажей фильма, отразился конфликт между Америкой 1950-х и Америкой 1960-х, пожалуй, идеальный материал для Соркина. Самые захватывающие сцены в снятых по его сценариям фильмах происходили в клаустрофобных служебных помещениях — в суде, в университетской аудитории, в комнате для игры в покер. Пышные декорации не нужны Соркину, его конек — хлесткие, обладающие огромной ударной силой и концентрацией смысла диалоги, которые давно разобрали на цитаты. В «Процессе над семеркой» действие, за исключением флешбэков, также сосредоточено в зале суда — и там, понятное дело, прежде всего говорят. Соркин, очевидно, проделал большую работу, отобрав из шедшего почти полгода процесса самые яркие и напряженные моменты. И несколько раз за фильм ему снова удается его излюбленный фокус: зритель внимательно следит за каждым словом героев, но все равно оказывается удивлен тем, что происходит, — адреналиновые приходы гарантированы.

На чьей стороне симпатии режиссера, понятно еще до просмотра фильма, а для тех, кто сомневался, в начале покажут сцену, в которой на тот момент генеральный прокурор США Джон Митчелл требует отправить участников процесса за решетку на максимальный срок. Мы знаем из будущего, что через несколько лет он и сам пойдет под суд за причастность к Уотергейту. «Суд над чикагской семеркой» — кино правильное и в плохом смысле: обличающее зарвавшуюся власть и воздающее должное героям, оно не обладает такой нужной для гениального фильма неоднозначностью, сомнениями.

Быстро становится заметно, что Соркин-режиссер по-прежнему проигрывает Соркину-сценаристу. На экране не безымянные статисты, а яркие протестные лидеры, однако безусловно хорош только Саша Барон Коэн (у них с Хоффманом даже похожие носы). Джереми Стронга практически не узнать под бородой, а вот Эдди Редмэйну, чтобы сыграть Тома Хайдена, кажется, чуть не хватает харизмы — сложно представить, что он повел бы за собой многотысячные толпы и за него вышла бы замуж Джейн Фонда. Интересен выбор Джозефа Гордона-Левитта на роль главного обвинителя, хотя на деле у него практически нет возможности что-то сыграть — ему только остается бросать сочувственные взгляды на скамью подсудимых. То же можно сказать и про Майкла Китона, который играет бывшего главу Минюста и появляется всего на пару минут.

В «Суде над семеркой» линия конфронтации проходит не только между обвинителями и обвиняемыми, но и среди подсудимых — у лидеров протестных групп разные взгляды на власть, госустройство и будущее страны. Следить за перепалками Хайдена и Хоффмана интересно, но, несмотря на немалый хронометраж фильма, динамика этих отношений показана отрывочно. В отличие от истории Молли Блум из «Большой игры» или основателя Facebook в «Социальной сети», в «Суде над семеркой» у Соркина материал серьезный, исторический, и говорить о своих героях он может только с восхищением. Получившийся фильм — ода либеральным ценностям и тем, кто за них борется. Однако у Соркина лучше получалось язвить, а для этого нужны герои по меньшей мере неоднозначные.