Актер Юра Борисов: «У меня непопулярная точка зрения, что если человека не будет, миру будет лучше»
23 апреля на Premier, а в мае и на ТНТ выходит сериал «Мир! Дружба! Жвачка!» о взрослении и приключениях в лихие 1990-е годы, в котором юные герои переживают совсем не детские приключения, а проблема взросления в неблагополучной среде стоит в центре повествования. Для Юры Борисова, который исполнил в сериале роль афганского ветерана, это третий проект, связанный с 90-ми после фестивальных хитов «Бык» и «Хрусталь». BURO. поговорило с актером о его амплуа, 90-х и реакции на коронавирус.
Твои экранные образы очень разные. Есть ли у тебя какой-то метод, следуя которому, ты выбираешь, в чем будешь сниматься?
Нет никакого метода. Пытаюсь учиться на ошибках и постоянно ошибаюсь (смеется). Часто сценарии оказываются не такими интересными, как хотелось бы. Или надеюсь на то, что будет интересно, а в результате получается не так, как думал.
От многих ли ролей ты отказываешься?
За последнее время мне поступало несколько десятков разных предложений, от которых я отказался просто по причине того, что далеко не все они интересные. В разных предложениях встречаются разные неполноценности: где-то, например, сценарий сырой, где-то еще что не так, и я пытаюсь за такие не браться. С другой стороны, не было бы более интересных предложений, я бы не отказывался от менее интересных. Сейчас я просто выбираю лучшее, что предлагается.
У тебя часто встречаются два амплуа — военный и парень из 1990-х.
Случайно так получается. Но это становится понятно только потом, уже когда ты снялся и кино вышло. Оглянусь один раз назад — думаю, чего-то много военки, в другой раз посмотришь — одни 90-е, и думаешь, надо поотказываться от такого. Но я стараюсь избегать повторов, чтобы ко мне не прилип один образ.
Вообще, что есть актер? Сколько у него может быть амплуа? Как должна происходить коммуникация с режиссером?
Я не заморачиваюсь насчет амплуа. Пытаюсь выбрать такого режиссера, которого бы штырило от того, что делаю я, а мне бы было интересно то, что делает он. Тогда мы будем кайфовать друг от друга и в результате может что-то интересное получиться. Есть актеры, которые работают в одном амплуа, и они очень крутые, а есть те, кто всегда меняется, тоже очень крутые.
Ты когда-нибудь гнул свою линию против линии режиссера?
Да, и очень жалею об этом. Это было в «Калашникове». Я видел в своем герое человека, который под влиянием детских комплексов изобретает оружие для убийства (хоть и необходимое стране тогда) и только потом понимает, что он сделал. А Костя (Буслов, режиссер фильма «Калашников». — Прим. BURO.) хотел классический фильм-становление. Много спорили с ним. В итоге компромисс вышел. Сейчас я бы так не сделал.
Почему, по-твоему, многие сейчас обращаются к эпохе 90-х в кино?
Во-первых, всё сейчас возвращается к 90-м. Мы сейчас переживем это и буквально через несколько лет будем рассуждать о 2000-х. Это нормально, все время происходят флешбеки на 20–30 лет назад. Я не вижу темы 90-х, я вижу очень яркую атмосферу того времени в разных нишах. Посредством 90-х можно говорить на любую тему. Это универсальное время для рассказывания историй.
О чем говорит «Мир! Дружба! Жвачка!» через призму 90-х годов?
Не могу сказать точно, потому что я его еще не смотрел. Исходя из сценария, это должен быть сериал о поворотном моменте в судьбе подростка, который, как и любой человек в этом возрасте, очень остро воспринимает любые события вокруг. В этот момент у героя, как у всех подростков, есть два очевидных пути развития — молчать и бояться или убивать и быть свободным, если подойти к этому вопросу романтически, конечно. Со временем ты поймешь, что эти две опции придется совмещать, что черного и белого нет, но в тот момент еще пытаешься выбрать для себя какую-то одну дорогу. Мой герой отвечает за дорогу «убивать и быть свободным». Я играю Алика — в кино меня так зовут в третий раз. В «Хрустале» я тоже был Алик.
Ты 1992 года рождения, а значит, мало запомнил из того времени. У тебя есть в голове какие-то образы из 90-х, яркие воспоминания?
Нет, толком нету, только образы, связанные с семьей, но они почти не пересекаются с этим временем. В 90-х самое мощное — то, что это аналоговый мир.
Как ты отнесся к ситуации с коронавирусом и карантином?
У меня непопулярная точка зрения, что, если человека не будет, миру будет лучше. То есть это я не к тому, что вирус — это так здорово. Но природе сейчас лучше стало. Я не верю, что мир невозможен без человека и человек — это предел эволюции. Я думаю, когда-нибудь нас не станет, а мир продолжит существовать и ему станет еще лучше без нас. Ну а если говорить о насущном, конечно, хочется снова смотреть фильмы в кинотеатрах.
Я видел тебя на спектакле Васи Березина в «Особняке ViP» на Яузе. Как ты там оказался, тебе понравилось?
Я проезжал по Яузе и увидел Розу Хайруллину, мы с ней хорошо знакомы. Мы поздоровались, и она сказала, что у нее сейчас спектакль в каком-то подвале. Мне стало интересно, я тоже посмотрел и попал в какое-то подпольное место, о котором ничего раньше не знал, там всего человек 50 было. Я такого театра никогда раньше не видел, он меня поразил. Все это очень живое и настоящее — и пространство, и театр, и люди. Я потом подошел к Васе даже, сказал, что хочу с ним поработать, но он как-то не особо отреагировал. Но этот опыт меня потряс. Я потом даже инстаграм удалил на какое-то время, показалось, что все это фейк. Я бы хотел участвовать в чем-то таком, но пока не получается.
«Мир! Дружба! Жвачка!»
с 23 апреля на Premier
Выбор редактора
Подборка Buro 24/7