Никита Ефремов и Юлия Снигирь — о сериале «Хороший человек», Богомолове и родительской любви

На видеосервисе Start вышла первая серия нового проекта Константина Богомолова «Хороший человек» об ангарском маньяке. На самом же деле это история не только о страшном убийце, а в целом об отношении мужчин к женщинам, о том, что первые чувствуют себя куда свободнее — их, как правило, никуда не увозят психопаты в мусорном мешке, — а также о семейном абьюзе, грехе и чистоте души. Это притча о том, кто же такой хороший человек и в ком его найти. В том, кто очищает природу от «нечисти»?

Всю последнюю неделю проходили паблик-токи, премьеры для прессы и друзей, закрытые показы сериала. BURO. тоже воспользовалось возможностью и поговорило сразу с двумя исполнителями главных ролей — Юлией Снигирь, сыгравшей молодого следователя из Москвы Евгению Ключевскую, и Никитой Ефремовым, который воплотил образ напарника Ключевской, следователя Ивана Крутихина. Интересно еще и то, что история выстроена нелинейно, как это принято в детективах и триллерах, потому что зритель сразу знает, кто убийца (Никита Ефремов исполняет роль следователя, который и является маньяком. — Прим. BURO.).

Расскажите, как «Хороший человек» пришел к вам?

Снигирь:

Ко мне пришел Константин Юрьевич, а я его знаю уже лет 10, сыграла в его спектакле «Король Лир». Однажды мы репетировали постановку «Три сестры», а потом он мне прислал этот сценарий. Я обрадовалась диалогам, потому что, как правило, у нас с ними беда, а здесь они были очень недурно написаны.

Ефремов:

Мне тоже позвонили — либо сам Константин Юрьевич, либо Ирина Сосновая (шоураннер Start. — Прим. BURO.) — и предложили встретиться, чтобы обсудить проект. Я обрадовался и согласился. Сценарий изначально был, как мне кажется, более игрово-страдальческий. Маньяк, которого играю я, был таким сладострастным. От этого мы попытались уйти в том числе и благодаря диалогам.

Очень часто нам приносили новые диалоги прямо на площадку. Константин Юрьевич писал их ночью, и мы получали 33 тонны текста. С другой стороны, это нужное испытание, потому что артист, когда готовится к роли, может выучить определенную интонацию, и у него уже не получается от нее отойти. У меня так бывает, когда я учу текст, не зная режиссерской подачи.

Снигирь:

Теперь мы умеем работать с листа.

Как зритель может лучше понять ваших героев?

Ефремов:

Оба наших героя — люди с большими травмами, проблемами и задачами. В случае с персонажем, которого исполняет Юля, это связано с насилием. У моего героя все вокруг да около психологического и физического насилия, из чего произрастает сопротивление миру, неприятие его. И, наоборот, что Юлин персонаж, что мой смотрят на мир под своим определенным углом, можно даже сказать, что они не до конца существуют в реальности. Героиня Юли одержима своей идеей, мой персонаж — своей. Вот на этом столкновении и зиждется весь проект.

Снигирь:

Для меня это история о том, что все люди немного больны. К сожалению, так устроена наша жизнь: человек вырастает с набором каких-то психологических травм. Все действительно немного нездоровы. Есть фраза «все мы родом из детства», но в детстве ли закладываются проблемы в наши головы или с течением жизни? Я недавно вспоминала историю из детского сада, как я пришла в новую группу и какие-то девочки начали буллить меня. Они стали говорить мне, что я не так положила игрушки, как они должны лежать, и постоянно заставляли все переделывать. И я их слушалась, потому что для меня это было новое окружение и пространство. Мне было страшно, и это продолжалось долго.

Я стала замечать, что вдруг в какие-то моменты моей жизни это всплывает. Например, когда мне кто-то говорит, что я что-то не так сделала, у меня будто возникает перед глазами флешбэк из этого детского сада. Прямо мурашки по коже бегут. Все мы состоим из страхов и проблем. И наши с Никитой герои, они как раз про этот клубок из прошлого. По логике его персонаж определенно нездоровый, а она якобы собранная и вроде бы нормальная. На самом деле ни разу не нормальная.

Ефремов:

Мне очень нравится, что в этом сериале, помимо следствий и последствий насилия, о котором говорила Юля, мы можем увидеть и причины. Обычно работа происходит так: есть насильник, и надо его посадить. Это зло, а это не зло. Но у всего есть свои причины, и, работая только со следствиями, мы никак не можем понять, из-за чего возникают насильственные преступления. В «Хорошем человеке» затронута тема причины.

Что вы думаете про безусловную любовь к родителям, которые в том числе травмируют детей психически и могут создавать токсичную среду?

Ефремов:

У любви есть такая замечательная вещь, как границы. Границы — это такое расстояние, с которого я могу любить и тебя, и себя. Как только происходит незаконное проникновение либо в одну сторону, либо в другую, лично я начинаю это воспринимать как что-то нездоровое. То, что я иногда называю любовью, может оказаться излишней привязанностью. Нужно четко разобраться и понять для себя, что такое любовь, что такое привязанность и где границы другого человека, а где мои. Это как в самолете: наденьте сначала маску на себя, а потом уже на ребенка. Если я не полюблю себя, то как я вообще смогу понять, что такое любовь к другим? Часто за любовь принимаются другие вещи, например самопожертвование. Тут каждый может себе составить список.

Как вам работалось с Константином Юрьевичем?

Ефремов:

Мы до этого не работали вместе, и мне было очень приятно узнать, что это за феномен.

Снигирь:

В театре мне несколько иначе работалось с Костей, на съемочной площадке он более лояльный. Возможно, это связано не с разделением на кино и театр, а с тем, что в «Короле Лире» мы работали впервые, а сейчас знаем друг друга лучше. Он уже точно понимает, про что я, а я понимаю его. Может, он действительно в театре авторитарнее, чем на съемочной площадке. В работе над «Хорошим человеком» все было мирно. В театре он достаточно сложный человек, многогранный.

Когда закончились съемки? Что-то случалось там комичное, необычное?

Ефремов:

Основной массив был отснят еще до Нового года, осенью, а после праздников была пара досъемок. Когда мы с Константином Юрьевичем общались с акцентом на площадке, шутили, какая-то желтая пресса вышла с новостями, что у нас срываются сроки, все пропало, артисты и Богомолов ругаются. Это просто смешно. На площадке всегда был смех, и вычленить из этого массива юмора конкретные истории сложно. Каждый день что-то было.

В первой серии героиня Юлии напивается до беспамятства. Расскажите про ваше отношение к алкоголю.

Ефремов:

У меня были очень непростые отношения с ним, для меня он был способом отдохнуть и расслабиться, пока последствия не стали приводить к определенным вещам. Потом я осознал, что проблема не в алкоголе, он был лишь способом решения проблемы. Сейчас, я надеюсь, мои отношения с алкоголем закончены. Это не значит, что я против него, просто я свое отгулял.

Снигирь:

У меня есть отношения с алкоголем. Люблю пропустить бокальчик красного вина вечером перед сном. На этом всё. Когда прихожу куда-то, где очень много людей, мой глаз рефлекторно ищет угол с алкоголем. Я знаю: если что, я сразу могу чуть принять анестезии. Но только в таких целях.

Думали ли вы о том, что можете сделать, чтобы защитить ребенка от абьюза? В сериале тема детского абьюза поднимается как раз через персонажа Юлии.

Снигирь:

Я даже боюсь об этом думать.

Ефремов:

Не могу сказать, потому что у меня детей нет. Было бы неправильно с моей стороны давать какие-то рекомендации в том, в чем у меня нет опыта. Хорошо, что на сегодняшний день мы живем в мире, где есть профессионалы, к которым можно обратиться за помощью. Уверен, они намного лучше объяснят, как себя вести в той или иной ситуации, чем актеры Никита Ефремов и Юлия Снигирь. Мы исследуем эти грани с художественной точки зрения. В реальной жизни все намного сложнее: если возникает потребность изучать себя, то появляется и решение.

Снигирь:

Мне пока сложно говорить об этом. Феде четыре года. Конечно, у меня сейчас есть с ним связь, я его чувствую и что-то про него понимаю. Я не знаю, возможно ли эту связь не терять и насколько это возможно. Не в плане ежесекундного общения, а когда ты понимаешь, что с твоим ребенком происходит. Когда ты его чувствуешь, когда с ним можно о чем-то поговорить, рассказать ему, как жизнь устроена и передать свой опыт.

Никита, а вы хотите детей?

Ефремов:

Это очень личный вопрос, и я наблюдаю за реакцией некоторых СМИ на свои высказывания, поэтому открывать некоторые двери я не буду. Вопрос про детей — это что-то из разряда границ. И я четко их выстраиваю, чтобы не было морального насилия со стороны медиа.

Юлия, когда мы встретились, вы признались, что с каждым разом вам все чаще хочется отвечать журналистам: «Не знаю». То же вы написали и в этом посте в вашем инстаграме. Расскажите, почему так?

Снигирь:

Чем старше становишься, тем лучше осознаешь, насколько все неоднозначно. Сегодня ты можешь быть в чем-то уверен, а завтра тебе станет неловко за это. Я не про тонкую грань между человеком принципиальным и беспринципным. Просто все неоднозначно в этой жизни, и любой вопрос, по сути, поверхностен. Поэтому когда отвечаешь журналистам в интервью что-то очевидное, этот процесс начинает казаться бессмысленным. А бывают еще блиц-вопросы про смысл жизни. Мол, расскажите, в чем ее смысл.

Ефремов:

Для меня это вопрос, не связанный с доверием, особенно когда произошла ситуация с отцом. Я вижу реакцию людей на свои высказывания, и мне это очень помогает выстраивать границы. Побочный эффект публичности — постоянная попытка внешнего проникновения в мои границы. Сейчас все наблюдают друг за другом в инстаграме, тик-токе, есть «Дом-2» и был проект «За стеклом». Это очень увлекает людей, в том числе меня, и если я читаю дневники Чехова, мне тоже хочется заглянуть в его жизнь, узнать, как и чем он дышал. Все ситуации с неприятными вопросами и неприятными ответами просто показывают мне, где находятся мои границы, и позволяют мне их укрепить.

Вы сами ведете свой инстаграм?

Снигирь:

Я веду свои соцсети сама.

Ефремов:

Я сейчас понял, что ведение социальных сетей требует отдельных сил, и нанял сотрудника. Оказалось, опыт общения с тем, кто работает на тебя, такой интересный. До этого мое к этому отношение было более инфантильным.

Никита, расскажите о своей месячной поездке по России. Это был своеобразный рехаб?

Любой русский артист по России так или иначе катается, но именно отдыхать я поехал во второй раз. Алтай — место жесткой мужской энергии. Оно как раз про проработку эмоций и чувств, которые в Москве забиваешь будничным ритмом. А там это место берет тебя, как котеночка, за шкирку, и все проблемы выходят на поверхность. Бонусом — великолепные пейзажи.

У какого режиссера вы бы хотели сняться?

Снигирь:

У Йоргоса Лантимоса.

Ефремов:

У него же. А еще у Иньярриту.

Что вас смешит?

Снигирь:

Мой ребенок. Он на детском празднике всем торжественно заявил, что будет петь песню на английском языке. Он не знает английского и никогда его не учил. Бабушка с дедушкой ему говорят: Федя, а как ты будешь петь? Он сказал: «Я знаю английский», — и произносит слово cat. Не представляю, откуда это в нем. Меня это смешит.

Ефремов:

Меня смешит очень много вещей. В том числе мое серьезное отношение к этой жизни. Когда я замечаю, насколько серьезно я даю интервью, мне становится смешно.

Фильм, от которого хорошо на душе?

Снигирь:

«Фея» Анны Меликян.

Ефремов:

«Самсара». Вообще, когда хочется поднять дух, я не смотрю кино — я поднимаю дух. Остаюсь наедине с собой, гуляю и медитирую.