Чтобы разобраться в новой картине Роберта Эггерса и кинематографических отсылках, вспомним главных представителей немецкого экспрессионизма, повлиявших на становление течения. Первый в списке, один из основоположников жанра, создатель «Кабинета доктора Калигари» — режиссер Роберт Вине. Лента стала революционной для эпохи благодаря кадрам, похожим на ожившие рисунки: мизансцена используется не реалистично, а экспрессивно — для большего влияния на зрителя. Главное открытие Вине — использование декораций, реквизита, костюмов и грима, намекающих на невозможность происходящего.

Режиссер намеренно искажает объекты, фокусируется на их гиперболизме — это и огромные стулья, и остроконечные крыши, и лунный свет, и мистическая атмосфера, и бледные лица персонажей, и театральный грим. Он заставляет зрителей переместиться в голову безумных героев, ощущать мир подобно им, проникнуться историей и взглянуть ужасу в лицо. Вине раскрывает идею двойственности каждого человека и зла, которое таится внутри. Еще одно революционное решение — чрезмерная контрастность кадра, игра света и тени, получившая название «калигаризм»: ее мы видим в работах Тима Бёртона и Альфреда Хичкока.

Еще один гений немецкого экспрессионизма — Фриц Ланг. Он начинал как архитектор и художник-декоратор, что и оставило неизгладимый след на его творчестве — для него характерны массивные пространства, высокие здания и тонкое внимание к деталям. Один из самых его известных фильмов, «Метрополис» 1927 года, — смелая антиутопия, которая стала международным триумфом. Именно этой лентой вдохновлялся Тим Бёртон при создании Готэма в «Бэтмене» и к ней же отсылали режиссеры Вачовски в «Матрице».

В «Метрополисе» мастерски выстроены кадры, с помощью быстрой смены сцен и наката камеры Ланг создал эффект паники и головокружения, добавил тревожности игрой света и тени. Все это необходимо для погружения в мир иллюзии, который так любят немецкие экспрессионисты: получается будто зазеркальная и футуристичная реальность, в которой герои размышляют о классовом неравенстве, любви и надежде.

Еще один знаменитый фильм Ланга «М — убийца» 1931 года. В психологическом триллере о маньяке режиссер использовал звуковое сопровождение, чтобы создать напряжение. Запуганный до смерти город, который мы потом увидим в «Носферату» Эггерса, источает первородный страх перед злом. Однако в финале режиссер показывает убийцу жалким и ничтожным шизофреником, который сам буквально трясется от неуправляемости инстинктов.

Фридрих Вильгельм Мурнау — важнейший режиссер в контексте разговора о немецком экспрессионизме. Его знаменитая работа «Носферату, симфония ужаса» легла в основу новой ленты Эггерса. Мурнау снял свой главный шедевр без покупки прав на экранизацию книги «Дракула» Брэма Стокера — у кинематографиста не хватило на это денег. Тогда он решил поэкспериментировать и создал собственную версию персонажа, дал ему новое имя (Дракула стал графом Орлоком) и перенес действие из Англии в Германию (в вымышленный город Висборг). Но такую изобретательность не оценила супруга Стокера, она подала в суд и добилась возможности уничтожения фильма.

Как и суждено было гениальному кино, несколько версий для зарубежного проката сохранилось — и мир все-таки увидел «Носферату». Основным референсом для режиссера определенно был «Кабинет доктора Калигари», но он решил отойти от чрезмерной декоративности и искажения и сконцентрировал внимание на освещении, композиции, спецэффектах и гриме. Он создал запоминающиеся образы, которые остались в глубинах зрительского подсознания на долгие годы.

Эггерс влюбился в работу Мурнау еще в начальной школе: его настолько поразил Орлок в исполнении Макса Шрека, что он тут же попросил маму купить кассету с фильмом. Роберт не любил американские хорроры, считал их слишком жестокими, поэтому засматривался классикой немецкого экспрессионизма. Создать собственную интерпретацию культовой картины было мечтой всей его жизни, к которой он подошел трепетно — будто цитировал Библию. Поэтому сюжет следует не первоисточнику Стокера, а именно ленте Мурнау.

В начале фильма агент по недвижимости Томас Хуттер в исполнении Николаса Холта получает задание подписать документы у таинственного графа Орлока (Билл Скарсгард), живущего в Трансильвании. Для этого ему приходится оставить молодую супругу Эллен в исполнении Лили-Роуз Депп, которая умоляет его не ехать, предчувствуя беду. Вообще вокруг образа молодой красавицы и разворачивается повествование: в оригинальной картине только она может остановить монстра. Визит в Румынию оборачивается трагедией, и вот весь Висборг живет в ожидании приезда монстра.

В «Носферату» 2024 года множество смысловых и визуальных приемов немецкого экспрессионизма, которые работают так же эффективно, как и у предшественников. Поразительное знание Эггерсом направления видно с первых кадров: открывает картину лицо Эллен, которая взывает к чему-то потустороннему и просит забрать ее с собой. Одна из главных конвенций жанра — крупные планы с экспрессивной актерской игрой. Так же эффектно работают готические арки, острые углы и тесные пространства, добавляющие трагичности и напряженности сценам, будто перед зрителем развивается театральная постановка.

Еще одна ключевая для ленты отсылка — образы теней, это четкое цитирование оригинальной картины Мурнау. Режиссер делает их еще более массивными, чтобы передать незримое присутствие зла, которое постоянно следует за людьми и заставляет совершать ужасные поступки. Еще один важный символ экспрессионистских фильмов — закрученные геометричные лестницы, в образе которых скрываются внутренние чувства героев. Например, огорчение в связи с лишением работы в «Метрополисе» или волнение от ужасающих предсказаний в «Кабинете доктора Калигари». Эггерс, как и Мурнау, мастерски расставил по экранному времени появление вампира: мы видим монстра всего в нескольких сценах, но кажется, что он присутствует в истории постоянно. Орлок — олицетворение злого рока, заражения, от которого, кажется, нет спасения.

За что еще точно нужно похвалить «Носферату» Роберта Эггерса, так это за великолепное воссоздание эпохи и работу над образами. Художник по костюмам Линда Мьюир уже сотрудничала с режиссером в фильмах «Варяг», «Маяк» и «Ведьма». После прочтения сценария Мьюир вместе с командой занялась изучением немецких книг по текстилю XIX века, тщательно подбирала материалы и ткани, чтобы достовернее передать колорит времени. Интересно, что при создании образа Орлока она обратила внимание на тот факт, что некоторые исторические костюмы отражают огонь свечей, и из-за этого будто растворяются в тени. Поэтому первое появление вампира из темноты выглядит настолько реалистичным и эффектным.

Эггерс прекрасно осознает, что, рассказывая историю о бессмертном монстре, невозможно не затронуть тему жизни и ее необратимости, конечности. Актуальность ее для современного человека нам уже доказала «Субстанция» Корали Фаржа. В Орлоке есть что-то от Элизабет Спаркл (Деми Мур), а именно — желание продлить свой срок на земле и неприятие того, что лучшие годы остались позади. Удивительно, что Дракула в новом прочтении буквально разлагается заживо: мы видим, как жизнь оставила следы на его коже. Еще один вопрос, который волнует Эггерса, как и всех представителей немецкого экспрессионизма до него, — истинная природа зла. Существуют ли таинственные монстры на самом деле или они просто живут внутри нас — и ждут момента, чтобы пробудиться? В финальной сцене режиссер приходит к выводу, что победить смерть можно только отдавшись ей. И здесь важно, что Орлок не мог забрать Эллен, пока она не отдалась ему по собственному желанию: вампиру необходима собственная жертва, а не очередной кусок мяса.

Спустя более 100 лет после выпуска оригинального «Носферату» Мурнау мы находимся в той же точке, что и немецкий зритель в XX веке. Сюжеты, поднимаемые как в книге, так и картине, остаются актуальными и по сей день: мы все еще ищем ответы на вечные вопросы и не знаем, откуда же зло появляется в жизни. Люди оказываются беспомощны перед внешними обстоятельствами, чувствуют неотвратимость происходящего и все еще находят опору в мистике. Тренд на потустороннее наиболее актуален во все сложные времена разных эпох: обществу нужна опора и объяснение, которое не получается найти самостоятельно. В этом и кроется гениальность как жанра в общем, так и работы Эггерса, что доказывают четыре номинации на «Оскар» 2025 года — в категориях «Лучшая операторская работа», «Лучший дизайн костюмов», «Лучший макияж и прически» и «Лучшая работа художника постановщика».