Три взгляда на самую скандальную российскую картину года
26 октября в российских кинотеатрах, которые не испугались поджогов и отлучения от Церкви, выйдет фильм «Матильда». Как и в случае с недавним «Крымом», фильм Алексея Учителя едва ли сможет добиться адекватной оценки. Выступления Натальи Поклонской и угрозы религиозных фанатиков сформировали в общественном сознании некую альтернативную версию «Матильды».
Это не просто очередная костюмная драма, которыми забито наше телевидение, а святотатственная и антиисторическая подделка. Царя-страстотерпца Николая II в ней играет порноактер и сатанист, что, безусловно, порочит его честь и достоинство. Российская империя представлена в фильме как страна виселиц, пьянства и блуда.
В общем, вокруг «Матильды» сложился миф. Теперь защитники фильма поневоле станут его разоблачителями, а его критики и вовсе будут вынуждены доказывать, что перед нами просто удачное или неудачное кино, которое к бушующему вокруг скандалу имеет мало отношения. В столь неудобной ситуации мы снова сознательно отказываемся от однозначной оценки и предлагаем вам три версии.
Последнее десятилетие российское общество озабочено поиском духовных скреп. Что только не записывали в эти самые скрепы. Воспользуемся случаем и тоже добавим строчку — важнейшей ценностью сегодня стала принадлежность или приближенность к власти. Связи в «верхах» помогают обойти бюрократический ад, с которым сопряжено оформление практически любой бумаги, должности во властных структурах сулят доступ к бюджетам — список преференций можно продолжать до бесконечности.
Но ими дело не ограничивается. Помимо прочего, обладание властью имеет некую мистическую связь со здоровьем и долголетием. В книге «Два тела короля» историк Эрнст Канторович вывел, что в Средние века у монарха было два тела — физическое и политическое, причастное к сакральной власти. Первое — смертно, а второе способно его пережить и остаться в истории.
История «Матильды» как раз о том, как будущий монарх едва не отказался от исторического бессмертия, от «второго тела», ради любви к обычной балерине. В один момент Николай пытается сделать ее себе подобной — сделать княжной Красинской и придать их союзу легитимность. Однако позже он отказывается от этой идеи и готов, напротив, «уйти в народ» и оставить престол с короной. И эта мысль является поистине крамольной для сегодняшней России — как так, от власти (причем высшей) и отказаться? Ради Матильды Кшесинской?
Такое «очеловечение» вообще худшее, что может случиться с монархом, — не зря аристократические сообщества были столь закрытыми. Стоит простолюдинам понять, что монарх — обычный человек, как начинают лететь головы. Утрата или разрушение «второго тела» обычно влечет за собой и утрату первого. И не приведи бог зрители «Матильды» начнут проводить исторические параллели.
Сегодня нам сложно в это поверить, но император Николай II не всегда был святым. Нас, людей верующих, этот этап жизни царя-страстотерпца не должен волновать — все, что произошло до его трагической гибели в особняке Ипатьева, относится к земным мытарствам его бренного тела. Однако же кинематографистам дай только раскопать грязь. Эта мода пришла к нам с Запада, где сериалы о развратных монархах и понтификах пользуются особым спросом. Иначе как гнусными пасквилями такие, с позволения сказать, кинопродукты не назовешь. Достаточно посмотреть один и, считай, посмотрел их все. Так, в сериале «Борджиа» зрителям на протяжении трех сезонов показывали нравственное разложение папы римского Александра VI и его семьи — кровосмешение, смертоубийство, предательство. Очевидно, создателей таких произведений интересуют только слухи и наветы, но никак не историческая правда.
«Матильда» Алексея Учителя тоже относится к жанру псевдоистории. В этом «фильме» Николай II показан еще до вступления на престол, то есть до того, как он стал помазанником Божьим. Видимо, таким образом создатели картины хотели уклониться от обвинений в очернении образа святого государя. По версии Учителя, в молодости император был одержим самыми разными страстями — постоянно ходил в театр, увлекался бесовским изобретением братьев Люмьер (синематографом) и отстреливал безвинных ворон. Последнее, впрочем, грехом не является.
Для православного человека в этом фильме есть только один вдохновляющий пример — будущая императрица Александра Федоровна. Ради государя она приняла православие и отказалась от своего чрезмерного имени (Виктория Алиса Елена Луиза Беатриса Гессен-Дармштадтская) в пользу простого Александра — в память о мученице. На протяжении всего фильма она являет собой образец христианского смирения и терпит все похождения Лжениколая II. Однако и в ней пасквилянты от кино отыскали изъян — Александре Федоровне они приписали увлечение магией. И все же именно она направляет «Николая» на путь истинный.
Прошедший год с терактами, судебными тяжбами и угрозами расправы приучил общество к одной мысли — «Матильду» следует воспринимать максимально серьезно. Такого отношения фильм едва заслуживает. На пресс-показе зал, полный журналистов, постоянно взрывался от хохота. Смеялись над Ники, который с раскрытым ртом наблюдал за неожиданно оголившейся балериной, над самой балериной, над императорской невестой и ее немецким акцентом. Больше всего досталось поручику Воронцову в исполнении Данилы Козловского — снедаемый страстью к Матильде, он от души бьет цесаревича по лицу, после чего попадает в застенки охранки, где и проведет большую часть фильма. Один из главных современных актеров России две трети хронометража сидит в баке с водой и изображает превозмогание.
Знаковым эпизодом становится коллективный просмотр российского аналога «Прибытия поезда на вокзал Ла-Сьота». Царская семья восторженно охает. Если бы человечество изобрело в тот момент романтические комедии, то они бы выглядели как «Матильда», то есть как легкие водевили, где все друг за другом бегают, ввязываются в нелепые авантюры и театрально причитают. В то время как одни обещают за «Матильду» сжечь, а другие выражают готовность за нее гореть, надо просто остановиться, выдохнуть и оценить все в исторической перспективе — на столь добрый шарж (даже не карикатуру) и сам император едва ли бы обиделся.