Что BURO. писало о фильмах Берлинского кинофестиваля — 2020

Во втором фильме братьев Д’Инноченцо Пазолини встречает Лантимоса и они отправляются на край ночи. Это фактурная сатира на средний класс, но все герои имбецилы и громко чавкают, любить их совершенно не получается, слушать даже не любопытно. Понятно, что режиссеры хотят вызвать у зрителя самые неприятные чувства, но совершенно не ясно, зачем это смотреть, — авторское кино в Италии занималось гротескным изобличением среднего класса еще с 1970-х.

Ундину придумал Фридрих де ла Мотт Фуке. Его повесть о русалке, которая полюбила рыцаря, увидела свет в 1811 году. В финале все умерли. В дальнейших инкарнациях этой книги — «Русалочке» братьев Гримм, одноименной опере Петра Чайковского и балете «Наяда и рыбак» Цезаря Пуни — сюжеты менялись в прямой зависимости от спроса публики, но неизменным оставалась смерть основных героев. Эту формулу перенимает и современный немецкий режиссер Кристиан Петцольд, ранее ни в чем таком не замеченный.

«Берлинскую школу» в кино — реалистичные фильмы о жизни обычных немцев — начали в 2001 году Ангела Шанелек, Томас Арслан и собственно Петцольд. Последний предложил современному кино не так много нового, значение его фильмов будет исчисляться тем, как он отработал синдром вины Германии в трилогии, которая говорила о судьбах маргиналов и антифашистов во время войны. Его взгляд для немцев крайне значителен, а фестивали и издания о кино, занимающие роль трендсеттеров, не гнушались превозносить даже его посредственные работы. Ему удавалось всякий раз оживить историю, а по его героям и героиням всегда можно было прочесть чувства, которые они испытывали, несмотря на то что они мужественно преодолевали огонь и воду. И главное, все сражались и продолжали жить ради любви.

История Ундины в его интерпретации развивается так же, как и его предыдущие фильмы. Несмотря на то что это трагедия, она сделана очень в духе «берлинской школы», и поначалу ничто, кроме диковинного названия, не указывает на то, что это миф. Но удивительным образом кино набирает обороты со скоростью света — и вот не прошло и часа, а уже кто-то топится.

По названию может показаться, что фильм Бенуа Делепина и Гюстава Керверна — заявка на глобальное высказывание об истории и цивилизации, но на самом деле это комедия, а удалить нужно историю в интернет-поисковике. Главные герои (Бланш Гарден, Корина Масьеро и Дени Подалидес, которого вы наверняка видели в какой-нибудь французском фильме) — неудачники средних лет. У них паршивая работа, огромные долги, а прогресс ситуацию только усугубляет — случайный любовник грозит выложить откровенное видео, клиенты ставят минимальное количество звездочек на сайте, а подруга по телефону из тропической страны не хочет встречаться вживую. Получилась очень едкая социальная критика — к жизни в обществе развитого капитализма оказались приспособлены только мошенники, извращенцы и симулянты, а исправить ситуацию может лишь хакер (с неслучайным прозвищем Бог). Отдельно хочется сказать про саундтрек Дэниела Джонстона, тоже очень хороший (например, есть песня про то, как отстойно встречать день рождения на работе). Европейцам смотреть «Удали историю» с шутками про органическую ветчину за 5 евро, наверное, еще веселее (на пресс-показе зал просто ухахатывался), но и в России должно быть смешно — остается надеяться, что возьмут в прокат, очень обнадеживающее кино.

Как говорят, ни уму ни сердцу. Бархан Курбани делает масштабно и мастеровито, но получается совершенно не уникально. Особенно похоже на прошлогодние «Синонимы». Повестка все та же — беженцы. Герой «Синонимов» отказывался быть ассимилированным Францией, а герой «Берлин Александрплац», наоборот, пускается во все тяжкие, но Германия его предает. К модернистскому роману Альфреда Деблина и сериалу Фассбиндера отношения почти не имеет, героев зовут так же, но они часто исполняют другие сюжетные функции, а вот сцены, которые режиссер копирует с сериала Фассбиндера, что, кстати, симптоматично, смотрятся ярче всех.

Действие происходит в XIX веке. Какая-то корова, какие-то индейцы, кочевники, полицейские. Главные герои— блуждающие по лесу пекари, китаец и американец, которые по ночам доят чужую корову, чтобы печь пирожки, и копят деньги с продаж на гостиницу в Сан-Франциско. По сюжету «Корова» особенно похожа на «Мертвеца» — только она не черно-белая, без гитарных соло Нила Янга в саундтреке и без Джонни Деппа.

В фильмах иконы сегодняшнего американского независимого кино Келли Райхардт обычно почти ничего не происходит, но в героях моментально опознаешь знакомые архетипы и проникаешься к ним эмпатией, узнавая о них что-то новое и глубокое. Это не сработало в «Первой корове».

«Stateless» — так в международном праве называют тех, у кого нет гражданства, — рассказывает «историю четырех разных людей, оказавшихся в одном месте в австралийской пустыне». Речь о центре содержания мигрантов, главные герои — африканский беженец, пограничник, австралийская стюардесса, выдающая себя за немку, и чиновница, приехавшая разбираться в возникшем в центре скандале: несколько беженцев из Индии забрались на его крышу с плакатом «Помогите нам», их засняли репортеры.

Уже из синопсиса очевидно, что сериал, как говорится, наполнен острой социальной критикой: в Африке беженцы, уехавшие от войн и нищеты, становятся легкой добычей для мошенников. В странах первого мира тоже не все гладко — один из героев устраивается в центр, потому что другой работы в австралийской пустоши не найти. Сюжетные линии разных героев раскрываются параллельно (чувствуется влияние «Вавилона», в котором играла Бланшетт), но эффект от этого сомнительный — печали стюардессы, которую не понимает семья (она хочет танцевать, а от нее требуют найти работу), смонтированные встык с историей мигрантов, у которых украли паспорта, деньги и болеет ребенок, выглядят издевательски.

Дэмьен Шазелл снял для Netflix первый сериал —«Eddy» (в России его почему-то переводят как «Водоворот»). Дело происходит в Париже (это еще и первый заграничный опыт Шазелла), там уехавший из Нью-Йорка пианист Эллиот (Андре Холланд из «Лунного света») открывает джаз-клуб под названием, собственно, «Eddy». Дела идут не очень: посетителей немного, проблем и долгов — предостаточно. Местная звезда, темпераментная певица (Иоанна Кулиг из «Холодной войны») пропускает выступления, компаньон (Тахар Рахим) темнит с бухгалтерией, а из Америки приехала дочь-тинейджер (Амандла Стенберг).

В отличие от большинства режиссерских проектов Шазелл снял «Eddy» не по собственному сценарию (его написал англичанин Джек Торн). Чувствуется, что материал — криминал, малолетние драг-дилеры, эмигранты — несколько ему инороден (с другой стороны, даже интересно обнаружить его в плохом парижском районе, где шпана на парковке толкает траву и начитывают рэп). В то же время «Eddy» — узнаваемая работа Шазелла, близкая к тому, что он делал в начале своей карьеры, даже не столько к «Ла-Ла Ленду», сколько к дебютной «Одержимости». Сериал снят на зернистую пленку тряской камерой, которая заинтересованно следит за героями, иногда уходя в размытие и не стесняясь смазанных изображений. Главный герой сериала — снова музыка, и дело не только в сюжете и том, что с ней так или иначе связаны все герои, она задает ритм жизни. В одной из лучших сцен персонажи собираются по делам и что-то наигрывают и напевают, это складывается в одну мелодию, превращая будничное в волшебное. За это умение сообщать обычному поэтичность и какой-то одухотворяющий взгляд мы и любим Шазелла. Остается только дождаться выхода сериала на Netflix 8 мая.

Румынский «Малмкрог» — первый фильм на Берлинале, в котором зазвучал русский язык. Столп румынской «новой волны» Кристи Пую экранизировал лебединую песнь Владимира Соловьева (нет, не того, о ком вы подумали, религиозного философа) — «Три разговора о войне, прогрессе и конце всемирной истории». «Малмкрог» (не очень понятно, что значит это слово, но звучит оно гордо) — вещь настолько взвешенная и выспренная, что режиссер принципиально не хотел отдавать кино в основной фестивальный конкурс.

Берлинале — сколько бы программных директоров здесь ни сменилось — известен приверженностью социальной повестке, и фильм румынского теократа Пую возвышается над конкурсной программой призраком отца Гамлета. В кадре более трех часов разговаривают — в основном на французском. Иногда едят, чаще пьют, смотрят друг на друга по-озорному. Камера улавливает каждый шорох. Диалогов очень много, субтитры читать устаешь, но дело совершенно не в них: что-то распылено в атмосфере, а расположение по отношению друг к другу и элементарно физиогномика персонажей говорят о них больше, чем любые цитаты из Библии, которыми они парируют с такой ловкостью. Все как в «Сьераневаде», недавнем фестивальном хите Пую о поминках в Румынии, только 200 лет назад и в России.

Действует это как экранизации Тома Стоппарда или михалковская «Неоконченная пьеса для механического пианино» по Чехову. Все течения русской философии конца XIX века здесь хоронят и сразу же воскрешают. Чтобы что-то реально понять, нужно пересматривать, а лучше обращаться к первоисточнику. Но зрителя увиденное награждает. Выходишь с сеанса — и как будто бы что-то раскрыл в себе, кино этим давно не разбрасывается.