Премьера BURO.: псевдоретро и зов предков в новом альбоме OQJAV

Иногда во мне так переворачиваются кометы советского прошлого, например Вертинский, Утесов, Шульженко, Хиль или Пьеха, что выходит песня как бы моя, но как бы и не моя, а чья-то их. То есть я пишу и понимаю, что это голоса давно прошедших дней, мной не пережитых. Впервые так произошло с «Якорями» три года назад, и мы не знали, что с этим делать, потому решили не делать ничего и записали трек а капелла, открывший альбом «Марта». Вскоре состав сменился, мы переделали «Якоря» так, как требовала сама песня, но время от времени это состояние написания уже будто написанных песен накатывало вновь. Затем пришло предложение написать песню для фильма «Я худею», так появилась «На размер больше», в фильм она не попала, потому что «ничего, кроме первого куплета, непонятно», но мы начали играть ее на концертах, и она стала незаписанным хитом.

В этом ЕР мне захотелось собрать их, эти псевдоретро-песни, и отпустить навсегда. Чтобы не заниматься самоплагиатом, я впервые в процессе сотворчества отказался от мелодий и предложил написать их Славе. «Портвейн» и в этом, и в остальных смыслах песня-исключение, призрак, присутствие в отсутствии, расплата за иронию, точка, хана. Сперва я задумывал делать ее с талантливым композитором-минималистом Евгением Гринько, но мы с Женей сошли с общей оси, и я показал наметки ребятам, о чем ни разу не пожалел. А Юля Мельникова (режиссер «Линды», соавтор «Маяка») сняла красивый клип, который выходит сегодня же.

Чем меньше внешних эффектов, тем лучше работает воображение. Чем строже черно-белое фото, тем больше цветов распускается в оттенках серого. Фортепиано — инструмент черно-белый, двенадцать клавиш играются друг с другом в домино и в до минор.

В клавишном мире, лучшем из миров, на семь белых всегда приходится пять черных. К тому же белые полосы — длинные, толстые, приветливые. Узкие черные со скошенными неверными краями прячутся в глубине. Пианисты обычно опускают пальцы на концы клавиш, так удобнее. Если нажимать на концы, можно очень долго идти по белым — до, ре, ми, фа, но однажды мизинец заглянет поглубже и провалится в соль-бемоль. Примерно такой пятерней и лег наш альбом.

С работой над этим альбомом мне все время хотелось приземлиться, обнять ствол дерева, обнять ребят. Он просто пролился через нас, и самым верным было просто взять и зафиксировать — так, как оно есть. Мы взяли инструменты, взяли барабанщика и просто пошли на студию играть. Все вместе, все разом поигрались, и получилась эта удивительно цельная картина. Я, пока не услышал выбранные дубли, не понимал, что это такое. Будто просто корни и предки звали, кричали, а мы делали. А потом вся история обрела себя, а мы обрели ее.