Александр Роднянский, Алена Долецкая и другие — о том, что для них значит классическая музыка

Человека сегодня привлекает одно, завтра — другое. Тридцать лет назад мне казалось очень важным что-то, что сегодня кажется менее значимым. Я очень люблю Баха и Моцарта. Каждый великий композитор XVII, XVIII, XIX веков в какой-то момент жизни становится для тебя важным. Недавно я была на Зальцбургском фестивале и открыла для себя невероятную музыку Джордже Энеску. Я посмотрела четыре спектакля, и постановка «Эдипа» мне показалась главным открытием. По крайней мере, из того, что я успела лично оценить.

«Т Фестиваль» дает удивительную возможность слушать музыку близко. Это действительно камерное музицирование, как было в XIX веке в домах у Павла Михайловича Третьякова. Он сам любил музыку, поэтому в его доме она звучала всегда. В таких условиях между исполнителем и слушателем устанавливается особенный контакт. А когда в зале тебя окружают произведения искусства, впечатления усиливаются. После такого опыта в большом концертном зале начинает не хватать непосредственного общения с исполнителем и ощущения, что музыкант играет только для тебя.

В юности, когда было больше свободного времени, классическая музыка была невероятной отдушиной, которая уносила меня в совершенно иной мир по сравнению с реальностью 1970–1980-х годов. Ночи напролет я стояла за билетами в Консерваторию или на постановки балета Мориса Бежара. Я была меломаном и коллекционировала пластинки. Слушала их на оборудовании Hi-End-класса, на которое уходили первые заработанные деньги. Сегодня это случается не так часто из-за занятости. Но это помогает оставаться самой собой и быть на плаву.

Если опустить те счастливые моменты, когда родители административным тоном говорили мне сходить куда-то послушать классику, то я проникся классической музыкой лет в 28. И с каждым годом она занимает все больше места в моей жизни. Первое, чем я по-настоящему увлекся, были произведения Малера. Я очень люблю советских композиторов: Софию Губайдулину, Эдисона Денисова, Альфреда Шнитке и Валентина Сильвестрова. Также люблю композиторов из кино, например Сэмюэла Барбера. Но в таком объеме, в котором я слушал незавершенную десятую симфонию Малера, я не слушал ничего.

Классическая музыка у меня зашита во всех гаджетах. Конечно, в зависимости от исполнителей, для меня это всегда и откровение, и ожидание, и наслаждение.

Первое воспоминание о классической музыке связано с тем, что мой папа, ее большой ценитель и сам умеющий играть на фортепиано, приводил меня в Большой зал Консерватории. Мне было не больше семи лет, и для меня это всегда был праздник. А вот любовь к классической музыке приходила постепенно и продолжает расти с ходом времени. Просто так полюбить или разлюбить классическую музыку невозможно.

Я не связываю новые технологии, социальные сети и классическую музыку. Мне кажется, они существуют вполне самостоятельно. Естественно, это не касается современных композиторов, создающих классическую музыку здесь и сейчас.

У меня папа работал и продолжает работать в Большом зале Консерватории. Очень часто меня маленького было не с кем оставить дома, поэтому мне часто приходилось играть в директорской ложе во время генеральных репетиций. При этом играть надо было очень тихо. Другой музыки, кроме классической, я тогда не знал. Сейчас я жить и дышать не могу без нее.

Музыка как математика: она обгоняет свое время. Все, чем мы живем сегодня (говорим по телефону, работаем на компьютере), базируется на открытиях математиков конца XVIII — начала XIX века. Также устроена и музыка: она пишется навсегда и с большим заделом на будущее. Я не могу выделить отдельного композитора или эпоху, потому что это один неразрывный культурный поток. Нужно просто ходить на концерты и слушать.

Я вырос на классической музыке. Можно сказать, что существует классическая музыка — существую и я. Но по-настоящему я ее полюбил, когда перестал плакать, занимаясь на уроках, которые мне впихивала мама, когда мне наконец самому понравилось, как я сыграл Моцарта на фортепиано. Мне было лет 5.

Родители довольно рано начали брать меня на концерты классической музыки в Большой зал Консерватории. Мне это, конечно, не нравилось: нужно было очень долго сидеть, а детстве я этого всего не понимал. Но я пришел к классической музыке позже. К этому нужно прийти собственным умом — плохо, когда тебя заставляют. Мой осознанный приход к музыке случился к 30 годам. Просто я сам начал интересоваться и слушать ее.

Для меня прежде всего важна музыка Баха. Он для меня на первом месте, без сомнений. Думаю, он главный композитор в истории музыки, и к его музыке готов каждый человек — и тот, кто впервые слушает такую музыку, и тот, кто слушает классику в десятый и в сотый раз. Еще я бы выделил Рахманинова и Штрауса.

В XX веке творили не менее важные композиторы, чем в XVIII–XIX веках. Я бы посоветовал тем, кто занимается музыкой, не останавливаться на начале XX века. Также существует живопись второй половины XX века, то есть современное искусство, которое ничуть не уступает работам, например, эпохи Возрождения. Современных композиторов нужно слушать. Среди наших с вами современников тоже есть гении, я уже не говорю о таких величинах, как София Губайдулина.