Говорить о Нью-Йорке 20-х годов можно бесконечно. Это и литература, и искусство, и культура. Важно понимать, что на тот момент у Соединенных Штатов не было даже дипломатических контактов с Советской Россией. Кроме прошлого нас тогда связывало всего несколько культурных институций. Как ни странно, даже в такой независимости друг от друга происходило много схожих процессов и в культурном поле России, и в культурном поле США. В частности, было очень много пересечений в архитектуре.

В конце XIX — начале XX века из всех стран Америка была наиболее интересна и с точки зрения архитектуры, и с точки зрения технологий строительства. Архитекторы того времени пытались одеть в некие традиционные формы совершенно новые по своему содержанию, высоте и объему здания. Ведь что такое ар-деко? Это попытка структурировать, геометрически организовать совершенно новые объемы. Интересное с точки зрения силуэта и формы воплощение высотного здания искали не только западные, но и советские архитекторы. Давайте вспомним хотя бы Казимира Малевича и его знаменитые архитектоны. И почему, собственно, мы говорим сегодня о нью-йоркском коде архитектуры ар-деко? Потому что в то время Нью-Йорк обладал наиболее сильными возможностями. Он становился центром жизни в Америке, в том числе экономической. Именно здесь стали возводиться первые небоскребы: Рокфеллер-центр, Крайслер-билдинг, Эмпайр-стейт-билдинг. Нью-Йорк был первым городом, который показал, что башни могут расти там, где им есть смысл расти, в том числе смысл экономический.

Советские архитекторы чувствовали и охотно подхватывали этот тренд. Вячеслав Олтаржевский по возвращении из Нью-Йорка в Советский Союз спроектировал гостиницу «Украина» и получил за нее Сталинскую премию. А сразу после того, как прошел конкурс на здание Дворца Советов, авторов победившего проекта, архитекторов Иофана, Щуко и Гельфрейха, отправили в Нью-Йорк для изучения опыта высотного строительства. Полученные там впечатления в дальнейшем отразились в проектах многих выполненных ими зданий. В тех же самых знаменитых высотках в Москве.

Нью-йоркский стиль очень заразителен, поскольку позволяет осмыслить и сделать более гармоничной постоянно растущую высотность и плотность застройки. Мы в своих проектах также обращаемся к нему. В том числе, например, попытались перефразировать мотивы нью-йоркской застройки в проекте ЖК «Павелецкая Сити».

Как эти огромные монументальные конструкции и укрупнение города в целом влияют на людей, как отражаются на них?

У города с небоскребами есть один большой плюс и один большой минус. Один большой плюс — уменьшение транспортных путей. Например, Шанхай с точки зрения экологичности транспортных развязок находится далеко перед Парижем или Берлином, потому что там длина транспортных путей по отношению к квадратным метрам, которые эти пути достигают, гораздо больше. Понятно, что транспорт — одно из самых неэкологичных явлений в современном городе. В этом смысле город, который создает плотностные центры, экономит на транспортных путях. С другой стороны, город с небоскребами менее сомасштабен человеку. Небоскребы — это видимая структура общества, видимое деление на богатых и бедных, что, конечно, на людей влияет не всегда лучшим образом. Но горизонтальный город — это менее экономически эффективный город. Поэтому большинство идут по пути вертикального уплотнения.

Помимо архитектуры код Нью-Йорка отразился и в других сферах. Например, в моде. Ксения, что мы взяли в современность из моды 20-х годов прошлого века?

Александр Радаев

На моду влияет очень многое. Это политическая обстановка, экономическая ситуация, технический прогресс. И именно прогресс начинает серьезно двигать моду в направлении доступности. Появляются новые ткани, например вискоза, новые формы и содержания. Идет отказ от корсетов, в моду входят платья-чехлы с треугольным вырезом. Для элиты шьются платья из дорогих материалов, таких как бархат, с использованием большого количества бисера и бахромы. И тут нельзя не вспомнить закрытые вечеринки из «Великого Гэтсби».

Надо понимать, что в Америке это было время усилившейся эмансипации женщин, что не могло не отразиться на моде. Женщины, обладающие пышными формами, утягивали грудь для того, чтобы выглядеть более андрогинно. Если проводить параллели с современностью, то, безусловно, сегодня мы также говорим о сильной роли женщины в обществе. И все это идет именно с 20-х годов, с таких простых, на первый взгляд, вещей, как новые и удобные формы одежды. Сегодня женщине дается возможность быть любой. Здесь и бодипозитив, и абсолютно новая форма сексуальности в моде, когда у тебя достаточно откровенные наряды, но при этом они не кричат о сексуальной революции, которая уже произошла, а скорее подчеркивают внутреннюю свободу и дают возможность почувствовать свою силу.

Пандемия сильно повлияла на все сферы жизни и на нас самих. Что было до локдауна? Некая эпоха минимализма и комфорта в моде. А сегодня? Как и в 20-е годы, многие дизайнеры обращаются к теме безудержного веселья и ярких красок, чтобы таким образом подбодрить себя и нас и подарить это ощущение радости жизни. Ведь как только ты облачаешься в какой-то сложный, красивый наряд, у тебя поднимается настроение. И если в 20-е было много бисера, то сегодня — стразов. В таком наряде ты раньше и не решился бы выйти, а сейчас надеваешь, чтобы вынести мусор, потому что больше, в общем-то, и некуда идти.

Давайте вернемся в эпоху 20-х. С одной стороны, благополучную, процветающую. С другой стороны, все живут в ощущении предстоящей катастрофы. Грядет Великая депрессия. Большим стрессом для людей стал и сухой закон.

Лина Дембикова и гости вечера

Как и в 20-е годы прошлого века, так и в 20-е годы века нынешнего люди практически одинаково реагировали на кризис. Я бы хотела акцентировать внимание на процветании различных подпольных событий. Например, вечеринок. В России даже во время локдауна резко вырос спрос на развлекательные мероприятия. Это обусловлено тем, что люди хотят забыть тот стресс, который недавно пережили. А когда нам официально разрешили выходить в свет, было очень заметно, что мы не просто с огромным удовольствием посещаем мероприятия, но и гораздо больше отдаем эмоций на этих вечеринках. Это понятно: все очень соскучились.

Безусловно, американский арт-рынок, американское музейное дело, американские художники — это то, за чем следит весь мир. Не хочу сказать, что мы равняемся на американские музеи, но, конечно, громкие события, происходящие за океаном, откликаются здесь. Проходящая сейчас выставка «Другие берега» посвящена тому, как инициативная группа русских художников собрала огромную по любым меркам, около полутора тысяч экспонатов, выставку-продажу и повезла за океан — удивлять американскую публику. С желанием продать, потому что финансовое положение художников в Москве и Ленинграде 1920-х было более чем бедственным. Художникам было привычно, что к ним на выставки приходила царская семья, что их работы покупали Морозов и Рябушинский. В 20-е годы они были лишены такого внимания. И поэтому отправились в Америку в надежде, что там найдется покупатель. К сожалению, их ждало большое разочарование. Но то впечатление, которое они получили от Нью-Йорка, мало с чем сравнимо. Они говорили: «Лондон — это какая-то лужа, Нью-Йорк — целое море света». Художники были потрясены тем образом жизни, который там увидели. Игорь Грабарь, например, впервые оказывается в кино именно в Нью-Йорке. Он негодует и называет это издевательством над театром.

Сегодня мы, разумеется, оглядываемся на американскую художественную жизнь. И это прежде всего финансовый вопрос. Все понимают, что Met Gala — событие, которое возможно только в Нью-Йорке. Что попадание в частный музей, например, «Золотой Адели» Климта — одного из самых завидных экспонатов мира наряду с Джокондой — возможно только благодаря американским деньгам. Америка очень быстро и, наверное, очень надолго отвоевала себе главенствующее место в художественном мире.

Это годы развития технологий. В США стремительно развивается радио, кинематограф… Как это сказывается на России?

Думаете, в Нью-Йорке вовсю снимали кино? Как раз в 20-е годы город всех своих кинематографистов растерял. Почему? Во-первых, бурному развитию индустрии здесь мешала дорогая аренда помещений и большое количество дождливых дней. Так что Нью-Йорк 20-х — это не про кинопроизводство. Оно вернется сюда только в начале 50-х.

Напрашиваются параллели с днем сегодняшним. Звуковая революция лишила Нью-Йорк кинематографистов, а также уничтожила карьеры некоторых звезд, не сумевших приспособиться к новой реальности из-за акцента или, например, неприятного голоса. Однако именно она позволила киноиндустрии совершить огромный скачок вперед. В случае с сегодняшним днем пандемия чуть не лишила нас кинотеатров, зато дала серьезный импульс развитию онлайн-платформ. Да, проигравшие есть всегда, но тот, кто чувствует время и умеет рисковать, всегда выигрывает.

Есть огромное количество замечательных картин о 20-х годах. Это и «Великий Гэтсби», и фильмы Вуди Аллена. Я буквально недавно пересмотрела «Пурпурную розу Каира» и вам тоже советую. Нью-Йорк 20-х очень разный, и в нем жили абсолютно разные люди, как и сейчас.

Кстати, Юлия, странно было услышать, что Грабарь не видел синематеки до Нью-Йорка. На Плющихе она тогда уже существовала. И к тому моменту у нас был великий Эйзенштейн.

Грабарь отчаянно сопротивлялся и писал жене, что «здесь меня заставили друзья пойти, сказав, что уж в Америке не сходить в синема совсем невозможно». Рената верно отметила про то, что в одном городе в одно и то же время проживают абсолютно разные люди. И тот Нью-Йорк, с которым столкнулись в 20-е годы наши художники, не был Нью-Йорком великого Гэтсби. Они проводили художественную выставку, ориентированную на очень претенциозный вкус. Это та публика, которую интересует исключительно классика.