На Запад я приехал из любопытства, но в Париже оказался случайно. Я был в Вене, когда мои французские друзья-дипломаты позвонили и сказали, что нужно приехать и забрать мои картины. Один знакомый кинематографист в Вене дал мне контакты фотоагентства SIPA Press в Париже. Я показал основателю Гёксину Сипахиоглу фотографии — и уже через 15 минут мы были в редакции журнала «Paris Match» на Елисейских полях. Мои работы смотрели директор по фотографии Мишель Золя и главный редактор Роже Терон, оба фанаты и большие коллекционеры фотографии. Именно они выпустили самую большую публикацию в истории журнала — репортаж с 44 моими фотографиями.
После радио захлебывалось обо мне, у меня брали интервью. Хельмут Ньютон, великий модный фотограф, попросил «Paris Match» нас познакомить. В июне раздается звонок: «Вам звонит директор французского Vogue. Сможете прийти?» Прихожу, и мне говорят, что Хельмут Ньютон поставил их в тяжелую ситуацию — он требует, чтобы Vogue дал мне пробную съемку, потому что считает меня хорошим фотографом. Отправляют на Неделю высокой моды с главным редактором Vogue Paris Франсин Кресан, она говорила, каких моделей на подиуме я должен снимать. Так, Неделю моды открыла Nina Ricci в воскресенье вечером, а закончилось все показом Yves Saint Laurent в четверг. В понедельник я сдал пленки в лабораторию, пообедал в воговской столовке и пошел работать дальше. Во вторник прихожу, а мне говорят, что меня ждет директор Роже Гайе. Он объявил: «Мы проявили первые пленки, и вся редакция в восторге. Мы предлагаем вам контракт». То есть сначала Vogue хочет от меня отбояриться, а за три дня до конца недели моды предложил контракт — впервые за 50 лет существования журнала. Я согласился. Первая публикация в Vogue была на 40 страниц, кому говорю — не верят. За год — 100 страниц. За два года — 200 страниц.
Во французской моде две легенды — Карл Лагерфельд и Ив Сен-Лоран. С Лагерфельдом я познакомился с 1981 году. Фотографии на выставке сделаны в 1983 году — в то время он уже работал в Chanel, а я снимал его для американского журнала People. Лагерфельд — человек уникальной работоспособности и высочайший профессионал. Если он разрешает фотографу войти, то дает ему делать все, что ты хочешь. Я был с ним в Париже, Монако, в Риме с сестрами Фенди.
Ив Сен-Лоран совсем другой — скромный. Когда я начал работать в Vogue и снимал все дефиле, у меня брали интервью. Говорили, что вот русский, свалился с обратной стороны Луны, моды не знает. Я приводил в пример Ива Сен-Лорана: есть художники-живописцы, а есть художники-графики, у которых красивая линия, рисунок, но в цвете они не бум-бум. В моде тоже самое. Эммануэль Унгаро — живописец, у него на показах всегда была живая музыка (интервью состоялось до известий о смерти Унгаро. — Прим. BURO.). Ив Сен-Лоран — график, у него феноменальный силуэт, но он дальтоник. Я единственный фотограф, который снимал в квартире Сен-Лорана и Пьера Берже. На обложке книги Берже «Письма Иву» моя фотография (он писал ему письма несмотря на то, что они жили в одной квартире).
Профессионалы уровня Жан-Поля Готье не пустят посторонних просто чай попить. Я снимал, например, почти все матчи Каспарова и Карпова, кроме первого в Ленинграде. За неделю до матча к себе домой никто не пускает, потому что все на нервах. То же самое и с коллекциями, только в моде за месяц не пускают. Сотрудники дома до показа боятся и слово дизайнеру сказать.
Я не следил за глянцем ни до, ни после Vogue — в 1980-е я там просто работал. В 1989 году благодаря Жаку Шираку я получил французское гражданство и стал ездить в СССР с французским паспортом. Две недели в месяц проводил в Москве, потому что было очень много заказов. Когда Горбачев отрекся от престола, я провел с ним три дня. Когда рухнула Берлинская стена в 1989-м, я в эту ночь шел по стене. В середине декабря 1989-го я был у Чаушеску, которого свергли и чуть не убили в первую ночь (Николае Чаушеску, генсекретарь Румынской коммунистической партии с 1969 года. Свергнут в ходе государственного переворота 16 декабря 1989 года, расстрелян 25 декабря 1989 года. — Прим. BURO.).
Работа фотографа отличается от журналистской тем, что мы должны делать фотографии всегда на месте, а не смотреть с экрана. В 1993 году я прилетел в Москву на концерт Майкла Джексона. Началось противостояние Ельцина и Хасбулатова, в «Paris Match» мне сказали сидеть и ждать. Когда 3 декабря началась демонстрация у Белого дома, я все снял и отправил пленки. Вечером они уже пошли на Останкино. Там убили пять фотографов, мне прострелили ногу, а журналисту с микрофоном — руку, но он случайно упал на своего оператора, и все пули достались тому. Потом началась война в Кувейте, и этого журналиста раздавил американский танк. В нашей профессии много всяких неприятностей.
Когда в Беслане захватили школу, я был в Париже. Мне звонят друзья из Москвы и говорят вылетать. Прихожу в SIPA Press, говорю, что полечу и виза у меня есть. Мне в ответ: «Нам это не нужно». Ну если это вам не нужно, то и вы мне не нужны. Я дотянул до 2010-го (пенсионного возраста) и ушел из агентства.
Я не человек карьеры. У фотографа не может быть карьеры. Если человек мечтает из «Paris Match» попасть в Vogue, а оттуда куда-то еще, затем стать главным редактором и положить фотоаппарат на полку — значит, никакой он не фотограф. Я познакомился с титанами мировой фотографии: Картье-Брессон приходил ко мне несколько раз, а Хельмут Ньютон вообще стал другом. Никто из них не мечтал положить фотоаппарат на полку и стать главным редактором. Я люблю фотографию, хожу везде с фотоаппаратом, даже за хлебом. Нужно быть готовым каждую долю секунды, нужно любить ходить по улицам, потому что из окна автомобиля вы кадр не сделаете.
Я смотрю всегда вперед. Еще в СССР я натренировался фотографировать на улице быстро, как ковбои стреляют в вестерн-фильмах. Научился наводить резкость, просто глядя на объект. Мои уличные фотографии всегда резкие. Когда я снимал для Vogue, они там обалдели, как у меня все резко. Подиум или улица — мне все равно, я везде снимаю резко.
«Выбери себе работу по душе, и тебе не придется работать ни одного дня в своей жизни», — это высказывание Конфуция висит у меня на холодильнике. Я не устаю, потому что занимаюсь любимым делом. Еще я не умею подстраиваться. Когда-то в Москве мне показывали немецкий журнал «Штерн» и просили сделать похожий снимок, но я, как ни старался, не мог. Нужно любить то, что делаешь. Когда я понял, что в Vogue мне делать нечего, сам ушел оттуда без сожаления.
24.12.19, 16:15
Выбор редактора
Подборка Buro 24/7