Buro 24/7 обсудил с Андреем Бурматиковым настоящее и будущее фэшн-технологий
В 2017 году Faberlic стал корпоративным партнером крупнейшего федерального акселератора Generation S. Своей основной целью компании называют поддержку и развитие стартапов, которые занимаются разработкой модных технологий. Мы встретились с фэшн-директором Faberlic Андреем Бурматиковым и узнали, какие реформы проводятся в сфере fashion tech в России, а также какие главные тренды в технологичной моде ждут нас в будущем.
— На Международном форуме моды в Санкт-Петербурге вы модерировали дискуссию об инновациях в легкой промышленности в России и о том, как государство ее поддерживает. Какую роль, по вашему мнению, играет государство в развитии модной индустрии в стране?
— Есть два аспекта, которые требуют поддержки. Это инновации и технологии. Разумеется, большие компании, как Microsoft, Nike и adidas, могут позволить себе фабрику инновационной 3D-печати, хотя и они еще не открыты.
В силу своих многомиллиардных продаж они могут инвестировать в научную и исследовательскую деятельность — у нас нет таких технологических компаний, которые сравнялись бы по бюджетам. Мы уже здесь в ущербном положении. Но есть много маленьких игроков, и им нужно объединяться. Есть государственная сфера, которая могла бы регулировать эти процессы и консолидировать из маленького нечто большое. Это делает Минпромторг, они выделяют деньги на исследования, конструкторскую работу. Они компенсируют расходы, проценты по кредитам на открытие новых производств. Государственная поддержка — это важнейший способ для нас догнать Запад.
— А что с программой Faberlic по акселерации стартапов? Вам тоже помогает государство?
— В 2017 году мы стали корпоративным партнером крупнейшего федерального акселератора Generation S от РВК по треку Creative. Безусловно, ввиду активного развития фэшн-направления в нашей компании мы с особым интересом наблюдаем за развитием рынка fashion tech. Именно в поиске новых решений, продуктов, сервисов и технологий в этой области мы и проводим акселерационную программу. Акселератор наполовину субсидируется нашей компанией, наполовину Российской венчурной компанией, которая является оператором всех инновационных видов исследовательской деятельности и развития предпринимательства в нашей стране. Фактически, став корпоративным партнером Generation S, мы получили доступ ко всей экосистеме рынка. Благодаря широкой воронке наших партнеров к нам пришло свыше 200 проектов, среди которых мы выбрали лучших из лучших. Сейчас с каждым проектом по отдельности мы прорабатываем свою траекторию развития для корректной имплементации во внутренние процессы Faberlic.
— По какому принципу работает акселератор? Вы поглощаете стартапы или помогаете им?
— Основная цель — это имплементация в нашу цифровую фабрику. Мы — коммерческая компания и ищем что-то, что поможет нам увеличить показатели и сделать бизнес сильнее. Мы понимаем, что дальнейшее развитие будет происходить в сфере цифровых технологий. В рамках акселератора к участию приглашались стартапы, которые уже достигли определенного этапа, — у них есть либо концепция, либо прототип. Мы занимаемся их развитием на нескольких этапах: образование, бизнес-тренинги. Они попадают в некую инкубационную среду внутри нашей компании. Мы взращиваем и дорабатываем их технологии, чтобы в дальнейшем их использовать. Мы подсказываем, как развивать стартап. Потом выбираем те стартапы, технологии которых можно применить. Это может быть и партнерство, и контрактное сотрудничество, и инвестиционный проект.
— По сути, вы выбираете только те стартапы, которые будут выгодны Faberlic?
— Прежде всего, да. А также стартапы, которые имеют потенциал в этой среде.
— Какие инициативы проводит сам Faberlic? Можете назвать какие то конкретные примеры?
— Мы занимаемся внедрением цифровой фабрики. Проект рассчитан на два года. В мае этого года мы запустили первое подобное производство на фабрике в Ивановской области. Мы производим около ста тысяч единиц одежды в месяц. И это гораздо эффективнее, чем производство в Китае, к примеру.
— И этичнее, я думаю.
— Да, это социально ориентированный проект. Мы продаем условно миллион товаров в месяц, и больше половины производится у нас.
— В чем цифровая сторона истории?
— Начинать этот проект хотелось на новой платформе. Мы хотим сделать технологичное производство — сейчас строится где-то 4 гектара производства косметики, и у нас там все роботизировано. С таким же подходом мы решили делать производство одежды. Цифровая фабрика включает в себя следующие вещи — три этапа внедрения IT-приложений: первая платформа включает в себя маркетинг, разработку и создание прототипов, второй шаг — планирование производства, а третий —разработка 2D-дизайна, лекала, спецификация на товары. Часто стали предлагать технологии для перевода из 2D в 3D, мы же предлагаем сразу создавать все в 3D-среде. Это сложный процесс, и окончательного решения пока нет, во всем мире это все еще решается. Это мы, возможно, будем решать вместе с Политехническим университетом Петра Великого (Санкт-Петербург). Мы делаем с ними консорциум по дизайну в 3D-среде. Кстати, в рамках акселератора у нас есть один стартап 3d fashion sketch maker: наши соотечественники придумали концепцию, где можно создавать эскизы прямо в трехмерной среде, а потом переводить их в двухмерные вещи. Вот такого типа стартапы мы хотим развивать, это большие инвестиционные проекты, поэтому мы очень надеемся на поддержку.
— Как поменяется функция человека — рабочего на фабрике, дизайнера, маркетолога?
— У меня есть четкий ответ на этот вопрос. В будущем в силу кастомизации продуктов возникнет феномен универсальности дизайна. Сам потребитель станет дизайнером своих вещей, без производства на основе тканых материалов. Это позволит делать все недорого и в персонализированном материале, больше не надо будет шить партии. Например, уже сейчас в нашей орбите есть 3D-принтер, который позволяет печатать трикотажные изделия по индивидуальному дизайну.
— Да, на Западе уже появились подобные стартапы — и с 3D-печатью, и с VR-технологиями. Проблема в том, что все это слишком дорого для массового производства.
— Это вопрос времени — я о технологиях и роботизированном производстве. Например, если брать в пример нетканые технологии — они не требуют такого дорогого производства. Через 10 лет это будет реальностью, а может, даже быстрее. Дизайн станет универсальной ценностью людей высокого класса образования. Дизайн должен быть общеобразовательной дисциплиной с детства, чтобы была культура потребления дизайна в условиях новых машин. Понятно, что не каждому нужен кастомизированный дизайн. В будущем будут и унифицированные бренды, как Uniqlo. Дизайнеры тем не менее тоже останутся, но только те, кто будет транслировать коды своей страны, — безымянные дизайнеры никому не нужны.
— Что вы подразумеваете под культурными кодами страны?
— По моему мнению, все крупные бренды известны тем, что транслируют коды своей культуры. Каждая культурная традиция дала ярких дизайнеров. Беспородные дизайнеры никому не нужны. Порода культивируется исторически — даже несмотря на глобализацию. Больших имен не может быть много. Так же, как бельгийская четверка транслировала постмодернистские коды северо-европейской философии — унифицированность, асексуальность, андрогинность, деконструктивизм. Поэтому они стали коммерчески успешными.
— А какие культурные коды у России с ее многонациональностью, имперским и потом советским прошлым?
— Культурный код может быть запутанным. У нас это гибридная история. У нас три разных ДНК и четыре первоисточника: дохристианская забытая культура, она тотемная и языческая. У нас есть византийская культура — это обрядность, соборность и нарядность, любовь к парче, многослойность, золото. Она пришла через православную культуру, потом у нас есть огромный объем цитат из стран Дальнего Востока, а также протестантсткая культура, связанная с Петром, XVIII веком. Мы все носим такую гибридную эклектику. Моде свойственен органический характер. У нас есть все основы для перспективного развития.
— Возвращаясь к технологиям, как будет работать индустрия по такому принципу? Ведь, по сути, кастомизация совсем не кореллирует с принципами моды как крупного бизнеса, в котором не только люкс, но и масс-маркет.
— Изменится сама модель потребления, и осознанное потребление, конечно, заложит бомбу под индустрию. Сейчас производится больше, чем нужно. Не думаю, что осознанное потребление возможно для всех. Мир многоукладен — многоукладна экономика, ментальность и т. д. Новые технологии позволят тратить и производить меньше, но это противоречит бизнесу. Бизнес должен расширяться. Сейчас появятся новые критерии выбора. Поколение Z потребляет ментально, в отличие от эмоционального потребления. Я предполагаю, что бизнес не может уменьшаться, но появятся новые продукты, которые будут относиться к индустрии моды и стиля жизни. Они расширят систему продуктов и предметного мира, который мы на себе носим, — я говорю о wearables, экзоскелетах. Сейчас это звучит как киберпанк, но скоро это станет реальностью.
— Среди стартапов в акселераторе есть такие?
— У нас есть стартап, который отражает наш взгляд на новый уклад индустрии моды, больше деталей пока дать не можем. Даже когда мы разрабатывали проект, мы ставили условие для стартапов: мы делаем то, что не требует текстильного станка, швейной машинки, распределения производства.
— Плоды, которые принесет ваш проект, можно будет применить в реальном производстве?
— Да, мы только за деятельный подход. С одной стороны, мы побуждаем всех к визионерству. Нужно смотреть далеко вперед и идти к цели, переступая кочки, а не забираться на них.
Если говорить про конкретные примеры, то это опять же 3D-принтер для печати трикотажных изделий, благодаря которому можно в разы сократить временной ресурс, затрачиваемый на создание трикотажной вещи. Проект на стадии прототипа, но разработчики обещают, что печать трикотажного платья (5-й класс вязки, на сезон осень-зима) составит всего 10 часов. Теперь представьте, как это отразиться на масштабах производства одежды!
— Какие тренды интеллектуальной одежды вы можете выделить?
— Прежде всего это будет связано с системой распределения энергетики. В техническом прогрессе можно выделить три революции: первая революция — мир угля и паровых машин, вторая — новые химические материалы, третья — электроника и нефть. Четвертая должна нести новые энергетические ресурсы, новые процессы, поэтому в энергетике появится нечто новое. Мы все будем подключены к общей системе — вышли на солнце, получили энергию, потом передаем ее. Трендом fashion tech будет биология — все то, что помогает нам контролировать биологические процессы, здоровье, джетлаги. Технологии perfomance — то, что даст нам возможности для усиления наших биологических свойств. И, конечно, искусственный интеллект. Это будет частью лайфстайла. Вот фильмы «Суррогаты», «Бегущий по лезвию» — по сути, это тренды будущей моды. Будет также тренд на смарт-текстиль, но пока все в индустрии расходятся во мнении, где он будет использоваться.
— Кто ваши конкуренты и ориентиры на Западе?
— По большому счету, мы сами стартап. Мы сделали пробную коллекцию осенью 2015 года, а осенью 2016-го — полноценную коллекцию. Потом мы переключились на fast fashion. За год мы сделали оборот 9 млрд рублей. Многие компании к этому идут 20–30 лет. На следующий год мы планируем переделать систему и уйти от fast fashion, это будет нечто другое. Я считаю, что в fashion tech сейчас нет конкуренции, особенность индустрии 4.0 — это кооперация. Мы своим опытом мотивируем всех поднимать индустрию и страну.