Что сделало Жанну Ланвен великой

В парижском музее моды Palais Galliera проходит выставка Jeanne Lanvin, посвященная одной из главных героинь грандиозной победы женщин в парижской моде

Вообще-то Жанна Ланвен не была великим дизайнером. Она была замечательной портнихой, умелым продавцом, хорошим предпринимателем, но не великим дизайнером. Однако это нисколько не помешало ей стать одной из тех героических женщин, которые буквально создали новую французскую моду и сделали ее интернациональной. Мадлен Вионне, Габриэль Шанель, Эльза Скиапарелли, мадам Гре и она — Жанна Ланвен. Все они разного возраста, но глобально прославились именно на рубеже 30-х годов, и пик их карьеры (а в случае Шанель — первой половины карьеры) пришелся именно на предвоенное время, эпоху ар-деко, когда Париж буквально утопал в гламуре. Никогда больше в парижском кутюре первого ряда не было такого торжества феминизма: до этого он был мужским миром и после станет таким же. Шанель утилизировала чуть ли не весь мужской гардероб и традиционно мужские ткани, Вионне придумала свой знаменитый косой крой, Скиапарелли мастерски использовала современное искусство и разнообразную эксцентрику, мадам Гре была гением драпировок. Про Жанну Ланвен нельзя сказать ничего такого. И между тем она оказалась в числе этих великих женщин. Почему так произошло, убедительно объясняет только что открывшаяся в Musée Galliera выставка Jeanne Lanvin.

Жанна Ланвен умерла сразу после войны, в 1946 году, и на выставке собраны 110 вещей, сделанных в доме Lanvin под ее руководством: часть из фондов самого музея, часть из фондов дома Lanvin. Пять роскошных неоклассических залов Palais Galliera организованы с помощью сложной системы зеркальных витрин. Все отражается во всем, и это создает головокружительный эффект, причем иногда в прямом смысле слова: некоторые посетители опасливо подходят к очередной группе платьев, вытянув вперед руку. Дело в том, что отдельные витрины открыты иногда с одной, иногда с двух, а иногда даже с трех сторон, и не всегда можно понять, где стекло, где отражение, а где настоящее платье.

Отсутствие стекла между зрителем и хрупким винтажным платьем — это новейшее веяние в мире модных выставок. И оно блестяще было реализовано в проходящей сейчас в римском музее MAXXI выставке Bellissima, посвященной итальянской высокой моде 40—60-х годов (которую непременно надо увидеть всем, кто хочет что-то понимать в моде). Ее главным патроном стал дом Bvlgari, а кураторскую концепцию придумали главный редактор журнала W Стефано Тонки, Мария Луиза Фриза и Анна Маттироло. И суть ее в том, что манекены выставлены на подиуме без всяких витрин и абсолютно открыты со всех сторон. И это создает грандиозный эффект, потому что с платьями, как и с картинами, работает один и тот же принцип. Как для полноценного впечатления от картины важна поверхность холста, красочный слой, характер мазков, так и для платья важно видеть фактуру ткани, технику швов, вышивки, аппликации, а также следы времени в виде отвалившихся бусин, заштопанных дырочек и неотстиранных пятен. Это радикально меняет впечатление от вещей, делает их живыми, создает ощущение непосредственного контакта и с платьем, и с эпохой, и чуть ли не с самой его владелицей. Стекло же все это если не убивает совсем, то сильно приглушает. Неважно, видел ли директор Palais Galliera и куратор Jeanne Lanvin Оливье Сайяр римскую выставку (но практически уверена, что видел) или просто старый академический музейный принцип барьера между зрителем и предметом искусства перестал быть актуальным, — важно, что тенденция явно набирает силу, и это очень радует.

Отсутствие стекла между зрителем и хрупким винтажным платьем — это новейшее веяние в мире модных выставок

О чем говорят нам эти 110 нарядов в 5 залах Palais Galliera? Прежде всего о том, что у Жанны Ланвен был безупречный вкус и идеальное чувство гармонии и в пропорциях, и в цвете. Это кажется банальным, но именно такие клише в случае с мадам Ланвен — чистая и ничем не замутненная правда. Среди платьев, вышедших из ее ателье, практически невозможно найти ни одного аляповатого, перегруженного деталями, с непродуманным декором или даже просто странного. Они все отличаются безукоризненной красотой, которая завораживает своим совершенством. Именно в этом и состоял феномен Жанны Ланвен, именно поэтому она и оказалась в том самом ряду великих парижских модельеров. И при этом ее вещи очень рафинированы, сделаны с фантазией и не выглядят ни вторичными, ни скучными.

О чем говорят нам эти 110 нарядов в 5 залах Palais Galliera? Прежде всего о том, что у Жанны Ланвен был безупречный вкус и идеальное чувство гармонии

Уже в 20-е ателье Жанны Ланвен шьет платья невероятной красоты — в Galliera выставлены ее знаменитые платья с Международной выставки декоративных и промышленных искусств 1925 года, которая принесла интернациональную славу ей и Шанель и поставила крест на карьере Поля Пуаре. Видеть собранными вместе те знаменитые наряды, конечно, удивительный опыт — La Cavallini, Lesbos, Salambo, Mille et Une Nuit и мое любимое пудрово-розовое платье Maharamée. Некоторые вещи лежат в витринах, словно их только что сбросили, а зеркала, подвешенные сверху, множат отражения, не дают толком увидеть крой, но отлично наводят фокус на декор — на все эти сумасшедшие вышивки золотой нитью и шелком, бисером и кристаллами Swarovski, украшенные стеклярусом ленты, со всех сторон обвивавшие женщину в таком платье. Потому что именно декорирование все еще было самым главным в моде 20-х — простая форма иногда почти тонет в декоре.

А вот вещи, которые делает дом Lanvin в 30-е, выглядят чрезвычайно современно. Главными становятся силуэт и крой, именно им подчиняется все остальное, в том числе и радикально изменившийся декор — чистый, ясный, даже минималистичный. Как раз тогда Жанна Ланвен проявляет свою страсть к рукавам, она становится буквально королевой рукавов: ни у кого не было таких разнообразных и красивых рукавов, как у Lanvin. Именно они и являются пространством декора: дизайнер расшивает их кристаллами и металлическими нитями, покрывает аппликацией, накидывает сверху пелерину из синтетических кабошонов, выкладывает золотыми пластинами, делает их в технике самого разного плетения. В каждом ее платье 30-х годов от рукавов буквально невозможно оторвать глаз. Кроме декора мадам Ланвен творит нечто невероятное с их формой: они могут быть как у кимоно (в черном платье 1937 года, помещенном на афишу выставки), могут быть в форме многогранника, причем объемного, как в манто Sérénade 1946 года, сделанного из шелковой тафты ее любимого цвета bleu nuit (ночного неба), все оттенки которого она использовала постоянно. Вокруг этого манто я ходила полчаса, пытаясь со всех углов рассмотреть, как устроены эти головокружительные рукава. Сделай кто-нибудь такой крой сегодня — все бы дружно написали про футуризм. Ее легендарное платье My Fair Lady 1939 года из скроенных по косой полосок белой органзы с огромным черным бантом на спине, которое встречает вас на входе, выглядит как будто из фильмов 70-х про будущее. А ансамбль Révérence — корсаж и юбка из присборенных и нашитых на сетку белых и красных лент — смотрится настоящим приветом Рафу Симонсу и его последней кутюрной коллекции из 1938 года.

Все эти платья с выспренними, как тогда было принято, названиями — совершенное сочетание формы, кроя, цвета и вообще всего на свете. Как гармония и понятная всем красота могут быть захватывающими и современными — вот что прежде всего показывает выставка Jeanne Lanvin в парижском Музее Гальера. А то, что эта вполне буржуазная и уже глубоко немолодая дама в конце своей жизни делала вещи, которые легко можно выпускать сейчас на подиум, многое говорит не только о тогдашней моде, но и кое-что о нынешней.