Артур Арбессер, креативный директор Iceberg: "Я точно не дизайнер-стилист!"

Финалист LVMH Prize недавно приезжал в Москву, чтобы представить в «Цветном» свою первую коллекцию для Iceberg. А мы успели поговорить с ним о «рок-н-ролльной юности» в Saint Martins, пении в русском хоре и любви к кошкам — которой сам дизайнер не испытывает

За свои 33 года Артур Арбессер успел пожить в Вене, Лондоне, Милане и Москве, выучить и почти забыть русский язык, поработать в Giorgio Armani, запустить собственную марку, выйти с ней в финал конкурса LVMH Prize и, наконец, возглавить итальянский дом Iceberg — жизнь он ведет, одним словом, крайне активную. Мы встретились с дизайнером в «Цветном», где он устроил транк-шоу своей первой коллекции для Icebеrg. И лично представил свитер, созданный специально для универмага и читателям Buro 24/7 уже хорошо знакомый. 

Нам дизайнер, несмотря на свой скромный вид, показался одним из самых веселых и обаятельных людей в мире: заставить интервьюера смеяться может не каждый интервьюируемый. Именно такой человек, кажется, и может встряхнуть миланскую неделю моды, присоединившись к Алессандро Микеле и Массимо Джорджетти из Gucci и Pucci.

Вы впервые в Москве?
Не совсем: я уже был здесь 15 лет назад, в 1997-м. То есть, получается, даже 17 лет назад. Постойте, или 18? Как летит время! Я приезжал на учебу по обмену и месяц прожил в российской семье: я учил русский в своей школе в Вене, где родился.

Так вы, получается, еще и говорите по-русски!
Ну на самом деле не то чтобы говорю... С тех пор прошло уже очень много времени! Но кое-что я все-таки помню. «Очень хорошо», «спасибо», «привет» и «пока-пока» например (говорит на русском с ужасно трогательным акцентом, всюду вставляя лишние буквы «т». — Прим. ред.). И еще все эти смешные фразочки: «Это кошмар!» или «Молодец!». Обожаю слово «кошмар», оно такое смешное! У меня всегда была слабость к России и русскому языку. Я даже пел в русском хоре, когда был мальчиком... Теперь уже не пою. А два года назад я еще приезжал в Петербург. Очень красивый город. Мне понравилась его атмосфера, вся эта драма в воздухе, Достоевский — очень по-русски!

Вы, похоже, неплохо знаете Россию. А как долго вы здесь на этот раз?
Мы приехали вчера вечером, поужинали в White Rabbit — взяли прекрасный борщ. Я решил, что раз уж снова в Москве, то обязан опять его попробовать. А сегодня у нас был завтрак в Buro Canteen с вашими милыми коллегами... У вас в офисе, кстати, вообще есть мужчины?

М-м-м, дайте подумать. Да, есть один, ведь баллоны с водой не загрузятся в кулер сами собой.
Точно, кто-то же нужен для того, чтобы помогать с пакетами со съемок. И с тяжелыми шубами. (Смеется.)

Вообще это наш редакционный директор, так что у него, наверное, есть и другие функции — точно не скажу. Но вернемся к делу: я знаю, что вы родились в Вене. Потом, как мы теперь выяснили, приехали в Россию. Потом отправились учиться в Лондон, а после двинулись в Италию и так там и осели. Почему вы решили остаться в Милане?
На самом деле я не выбирал Италию — Италия сама выбрала меня. После Saint Martins я искал работу и получил предложение от Giorgio Armani: меня позвали в дом на одну из стартовых позиций. Так что я упаковал свои вещи и отправился в Милан, не зная о нем ничего и не зная никого. У меня был там только один приятель, но я подумал: ладно, а почему бы и нет? И вышел на работу в Armani. Поначалу я просто ненавидел город. Мне казалось, что в нем совершенно нет жизни. Я думал: да где же все молодые люди? Почему их нет на улицах?

Кажется, все рождаются сразу солидными мужчинами в ярких костюмах, вроде гостей Pitti...
Да, и сразу седыми. Но потом, постепенно, я полюбил Милан. Он из тех городов, которые нужно изучить для того, чтобы оценить по достоинству: все лучшие места как будто специально прячутся от тебя. Скоро у меня появился и близкий круг друзей — в основном такие же молодые дизайнеры, как и я, работавшие на другие крупные дома. К тому же, работая в Armani, я мог еще больше путешествовать: меня каждый месяц куда-то отправляли по работе — я был в Китае, Японии, Америке... А если из Милана часто уезжаешь, возвращаться становится еще приятнее. Это как маленькое уютное гнездышко: здесь все твои друзья, здесь прекрасная, очень вкусная еда, и жить вообще очень комфортно. 

А потом вы ушли от Армани и открыли собственную марку, Arthur Arbesser. 
И вот в этот момент я понял, что Милан — идеальный город для того, чтобы начинать собственное дело. Здесь немного молодых дизайнеров. А редакторы и байеры из всех стран приезжают сюда четыре раза в год. Получается, что внимания много, но обращать его им не на что. Так что, раз я уже живу здесь, уже имею свой круг, знаю, с какими фабриками работать и где лучше закупать ткани, зачем мне уезжать? Это отличная база, если вы хотите заниматься модой на высоком уровне.

«Милан — идеальный город для того, чтобы начинать собственное дело. Здесь немного молодых дизайнеров. А редакторы и байеры из всех стран приезжают сюда четыре раза в год. Получается, что внимания много, но обращать его им не на что» 

Не могу не задать один вопрос про Giorgio Armani... Вы ведь знаете, уже довольно давно ходят слухи, что сам Армани собирается уйти с поста креативного директора и как будто ищет себе замену. Вам, случайно, ничего такого не предлагали? Все-таки вы работали там 7 лет и довольно успешны как независимый дизайнер, а после истории с Гвасалией и Balenciaga уже ничему не удивляешься.
Честно говоря, даже не могу представить себе этого, зная компанию, зная его характер и образ мышления... Думаю, что единственный человек, которому Джорджо Армани доверяет, — это он сам. И не думаю, что он просто так возьмет и уйдет: «Ну ладно, все, я устал, и мне пора двигаться дальше — теперь за меня будут вот эти ребята». Для меня бренд Армани — это в первую очередь сам Джорджо Армани. Поэтому мне трудно поверить в такие слухи. Работа в этом доме была отличной школой, дала мне большой опыт, но... Нет, возвращаться я не хотел бы.

Зато вас пригласили в Iceberg.
Да, я продолжаю заниматься своей собственной маркой, а теперь работаю еще и в Iceberg. Мне нравится, что у этого дома такая богатая история — 40 лет, — но при этом он по-прежнему остается семейной компанией, принадлежащей семье Джерани. Дом основала мама Паоло (Паоло в этот момент сидит за соседним столом и говорит по телефону. — Прим. ред.). И они всегда были открыты для ярких молодых дизайнеров: в 70-х первым креативным директором дома стал Кастельбажак, потом в разное время им управляли Марк Джейкобс, Дин и Ден Кейтены, Джамбаттиста Валли — люди очень разные, каждый со своим особенным стилем. Мне нравится, что семья Джерани очень открыта по отношению к молодым дизайнерам, что они верят в них и готовы экспериментировать.

То есть у вас полная свобода в работе?
Да, полная свобода и огромный архив. Конечно, я обмениваюсь в ходе работы своими идеями с Паоло и даже с его мамой — она прекрасная, до сих пор всем очень интересуется, обо всем расспрашивает.

А она, например, может сказать что-то в духе: «О, нет, это мне совершенно не нравится! Ты должен убрать это» — и заставить вас отказаться от чего-то?
Она может сказать: «Мне не нравится», — а я скажу: «Это прекрасная вещь, она нужна мне для воплощения идеи!» — и она скажет: «Ну тогда ладно». Мы постоянно обмениваемся идеями, и это классно.

Расскажите буквально в нескольких словах о том, что такое Iceberg и что вы собираетесь с ним делать, для тех, кто никогда не слышал ни об Артуре Арбессере, ни о самой марке. Таких может быть довольно много.
Главная специализация Iceberg — это, конечно, вязаные вещи. С самого начала, с 70-х, бренд делал объемные свитера, в его коллекциях всегда было много логотипов, картинок из мультфильмов, комиксов. Графика, цвет, fun — и все это в сочетании с прекрасным, традиционно итальянским качеством. Я хочу вернуть марке не только этот дух веселья, не только яркие краски, но и международное признание. В 80-х Iceberg знали везде, и в Австрии, и в Германии — во всей Европе. А сейчас бренду необходима инъекция свежей энергии.

Кстати, о свежей крови. В этом сезоне миланская неделя буквально переживает новый расцвет: столько молодых креативных директоров во главе старых домов, столько необычных коллекций! Как вы думаете, почему это происходит именно сейчас?
Мода всегда развивается волнами, и сейчас Милан снова на подъеме. Конечно, если вещи качественные — а итальянские дома как раз в первую очередь славятся необычайным качеством своих вещей, — всегда найдется причина для их существования, но сейчас этого все-таки недостаточно. В наши дни очень важно совершить радикальный поворот: больше нельзя оставаться на месте, перемены необходимы. Дома с историей: Gucci, Pucci, Cavalli — сделали очень умный ход. Но важно помнить, что, впрыскивая свежую кровь, необходимо оставаться верным наследию бренда, не забывать про его историю и ДНК. И союз Gucci и Алессандро Микеле в этом смысле идеален. Ведь если вы хорошо знаете марку, то увидите, что они используют старые архивные принты из 70-х, а не просто всех одевают в кружева — и это как раз то, что надо. 

Алессандро Микеле, возглавив Gucci, оказался главным лицом тренда на гендерно нейтральную моду. Но это определение часто употребляли и по отношению к вашим коллекциям для собственной марки — задолго до того, как эта тенденция стала массовой.
Мне всегда нравились чистые формы, простые линии и в какой-то степени нейтральные образы в сочетании с яркими красками и графикой. Это то, что естественно для меня как дизайнера, может быть, потому что я из Австрии, а мы, как и немцы, любим порядок и чистоту. Но в каждой моей чистой и минималистичной коллекции обязательно будет несколько образов, это настроение разрушающих, — очень женственных, прозрачных. 

Мой интерес к моде вне гендера был со мной всегда. Это очень важно: если пытаться имитировать что-то модное, стараться быть в тренде, это не будет выглядеть натурально. 

«СЕЙЧАС СТОЛЬКО ДИЗАЙНЕРОВ, СТОЛЬКО ВЕЩЕЙ, В НИХ ЛЕГКО ЗАПУТАТЬСЯ. ПОЭТОМУ НАМ И НУЖНЫ ВЕЩИ С СОБСТВЕННЫМ ХАРАКТЕРОМ, ЗА КОТОРЫМИ ЧУВСТВУЕТСЯ ЛИЧНОСТЬ ИХ СОЗДАТЕЛЯ. И ДАЖЕ ЕСЛИ ИНОГДА ЭТО БОЛЕЗНЕННО, ВАЖНО ОБНАЖАТЬ ДУШУ»

А если говорить о ДНК вашей собственной марки, вы могли бы обозначить ее для меня в пяти словах?
Во-первых, все мои коллекции очень личные. Во-вторых, чувственные. В-третьих, в них очень важна история. То есть, допустим, перед вами не просто милая юбка, я всегда знаю, почему она здесь и зачем. В-четвертых, для меня очень важно качество. В-пятых, марка Arthur Arbesser очень романтична: в зависимости от коллекции это может проявляться слабее или сильнее, но это есть, даже если со стороны никакой романтики и не видно.

Расскажите же историю своей весенней коллекции! Очень интересно — многих удивила гигантская кошка на подиуме.
История этой коллекции началась с Бальтюса, французского художника, который очень любил юных девочек и кошек. Он делал свои работы нарочито наивными, иногда как будто детскими. И я представил себе молодую девушку, позирующую ему, сделав ее героиней коллекции. И посадил на подиум статую гигантской кошки, а чуть в отдалении от нее поставил стул, на котором сидела девушка, смотрящая на эту статую. Бальтюс очень любил кошек, был буквально помешан на них, а мне они даже не нравятся.

Говорят, что бывают дизайнеры-стилисты, дизайнеры-дизайнеры и дизайнеры-рассказчики. Вы, похоже, из третьей группы.
Ну я уж точно не дизайнер-стилист! (Смеется.) Да, я думаю, что когда делаешь коллекцию, это всегда что-то очень личное — ведь ты вкладываешь в нее частичку себя. Я думаю, так и должно быть. Это личный процесс, и я вкладываю собственные эмоции и в коллекции, и в их презентации. Здесь важны не только одежда, но и музыка, и действие.

Не бывает страшно подпускать публику настолько близко, практически открывать окно в свой внутренний мир? Ведь никогда не знаешь, какой отклик это вызовет.
Да, это очень волнительный момент... Всегда кому-то нравится, у кого-то вызывает противоположную реакцию, и это может очень ранить. Но это все неизбежная часть большой игры. Сейчас столько дизайнеров, столько вещей, в них легко запутаться, поэтому нам и нужны вещи с собственным характером, за которыми чувствуется личность их создателя. И даже если иногда это болезненно, важно обнажать душу.

Да, в индустрии подобная искренность всегда обращает на себя внимание. И в этом куда больше смысла, чем показывать каждый сезон, условно говоря, один и тот же старый жакет с новыми декоративными элементами.
Да-да, именно! И да, я понимаю, о ком вы. (Смеется.)

У вас, с вашим опытом, несмотря на молодость, наверняка есть несколько советов для молодых дизайнеров, которые только начинают свой путь. Поделитесь?
В первую очередь не забывайте: это очень суровый мир. Вам придется отрастить кожу потолще, чтобы выжить здесь. И всегда слушайте себя — это самые важные вещи. 

А какую ошибку молодых дизайнеров вам самому довелось совершить?
О, ну, кажется, я не успел наделать таких уж больших ошибок... Разве что, например, не спать ночами и вообще недостаточно много спать. Не будете отдыхать — быстро перегорите.

Почему вы, кстати, решили когда-то поехать учиться именно в Saint Martins?
Это было в 90-х, я был тинейджером и обожал МакКартни, МакКуина, Гальяно, которые тоже учились в Saint Martins. Так что я просто мечтал туда попасть. А потом поступил туда, и это было прекрасно — так весело. В течение первых трех лет я веселился, а на последнем курсе бросился в учебу. У меня по-прежнему миллион друзей из тех времен: все выпускники, кто работает в Милане, Нью-Йорке, Лондоне, продолжают оставаться на связи; это такая сеть, раскинувшаяся по миру, наш клуб.

А вам приходилось слышать о журнале 1 Granary, который делают студенты Saint Martins?
Да, конечно! Только поработать мы с ними пока не успели. Но я возвращался в школу, был в жюри на просмотре коллекций выпускников например. Мы по-прежнему дружим со всеми тьюторами и профессорами. Хотя школа больше не в Сохо, а в новом здании, и я, конечно, больше любил старое — там прошла моя рок-н-ролльная молодость. (Смеется.)

Главный редактор этого журнала, Оля Курищук, рассказывала, что решила его запустить после того, как узнала об одной выпускнице, которая пришла в университет через год после выпуска, и никто из преподавателей не вспомнил, как ее зовут. Потому что в школе так много студентов, что если вы вдруг не оказываетесь МакКуином, вас сразу забывают. У вас, значит, такого ощущения никогда не было?
О, нет-нет. Когда я возвращался, все старые преподаватели бросались меня обнимать, и это было так здорово. Хотя у меня есть один секрет... У нас был один преподаватель, очень известный иллюстратор. Он сейчас на пенсии, а тогда работал, учил когда-то еще Джона Гальяно. Я всегда позировал ему — не забывайте, это все было, когда я еще был молод и не носил очки. И по вечерам на курсе иллюстрации я сидел посреди зала, окруженный студентами, и они все рисовали мои портреты. Так что меня знали все студенты колледжа. И да, я был одет.