Эдди Борго: "Украшение — это талисман, оно само притягивает нужных ему женщин"

Меруерт Ибрагим, основатель Buro 24/7 Казахстан, побывала в нью-йоркской студии Эдди Борго, создателя одноименной марки украшений. И поговорила с дизайнером о том, как даже великую Мадонну заставить полюбить себя, как стать настоящим нью-йоркцем и за что можно восхищаться Ланой Дель Рей

В поклонниках у марки украшений Eddie Borgo, которая в этом году празднует лишь шестой день рождения, множество звезд. В рекламных кампаниях молодого бренда снимаются Джованна Батталья, Сесилия Дин и Кейт Ланфир. В любви к творениям Борго признаются музыканты The Kills (а он, в свою очередь, говорит о любви к ним — в нашем интервью), Рианна, Джулия Рестуан-Ройтфельд и даже Мадонна. А перечислять все журналы, на страницах которых появлялись эти украшения, и точки продаж и вовсе не имеет смысла. Все это пришло к Эдди Борго не сразу: до того как запустить собственную марку в 2008 году, он делал украшения на заказ для подиумных шоу разных дизайнеров и считал себя недостаточно умелым для чего-то большего. Но все, как видите, изменилось — как всегда, неожиданно.

Опишите ваш бренд в нескольких словах — для тех, кому еще никогда не приходилось о нем слышать.
Eddie Borgo — это минималистичные украшения, в основе которых лежат геометрия, скульптура и архитектура. Это направление мы выбрали еще в самом начале работы и до сих пор следуем тем же принципам. 

У вас за плечами множество коллабораций с разными модными домами. Какая из них самая любимая?
Первым дизайнером, подтолкнувшим меня к идее создания собственного бренда, был Филлип Лим. В то время я просто придумывал украшения для съемок и показов, у меня не было знаний, достаточных для того, чтобы делать что-то по-настоящему свое — мог консультировать бренды, но не более. Филлип попросил меня создать украшения для его коллекции весна-лето 2009 и сказал, чтобы я отнесся к этому очень серьезно — он хотел, чтобы главным материалом стало витражное стекло. С ним я до этого никогда не имел дела, поэтому мне пришлось пройти курсы в Бруклине и изучить буквально все о стекле: как с ним работать, как красить, когда и как охлаждать или нагревать. В итоге получились невероятно красивые и хрупкие вещи: если бы какой-нибудь браслет упал с руки, он бы разбился о подиум. Модели носили по нескольку таких сразу. Они стучали друг о друга, и в зале стоял звон, похожий на звуки ветряных колокольчиков. Это был невероятный опыт. Все украшения были практически сразу распроданы. Прошло много времени, у нас было множество проектов, но этим опытом я буду гордиться всю жизнь. 

Еще я бы выделил Джозефа Альтузарру. Мы с ним запустили свои бренды примерно в одно время, постоянно сотрудничали, вместе проходили конкурс Vogue Fashion Fund — и стали за это время друзьями. Это было здорово!

На следующий же год после участия в Vogue Fashion Fund вы получили награду CFDA Swarovski Award for Innovation. Что значат для вас "инновации" в дизайне?
Я люблю новые технологии. Мне нравится, что стало возможно совмещать такие фундаментальные вещи, как искусство и скульптура, с экспериментальными компьютерными техниками. Например, 3D-печать — для нас, как для молодой компании, это просто глоток свежего воздуха! Теперь мы можем заранее знать, как то или иное украшение будет смотреться вживую и как оно будет функционировать. Это сильно облегчает работу. 

Ваша последняя коллекция вдохновлена Марракешем 60-х годов, когда там проводили время Ив Сен-Лоран, Пьер Берже, Мик и Бьянка Джаггер. Можете рассказать подробнее о своей идее?
Мы хотели начать работать с цветом — мне не хватало его в коллекциях. Тогда я решил выбрать какой-то один, особенный, и мне на ум сразу пришел мой любимый — кобальтовый голубой. Именно он использовался в оформлении сада Ива Сен-Лорана и Пьера Берже в Марракеше. А когда я углубился в изучение города, оказалось, что там есть район, который полностью окрашен в этот цвет. И американский дизайнер Билл Уиллес, который работал над интерьерами домов Сен-Лорана и Берже, квартир Бьянки и Мика Джаггер, был настолько потрясен городом, что решил связать сад Мажораль с ним.

С каким художником вам бы хотелось поработать?
Мне очень нравятся художники 60-х: Дэн Флэвин, Джон Чемберлен... Они меняли всеобщие представления об искусстве, пересматривая его правила и практически изобретая заново. Но больше всего я хотел бы поработать с Дональдом Джаддом. Мне импонирует интеллектуальность, c которой он подходит к своей работе. В его проектах всегда есть минимализм, и он не поверхностный: Дональд рассматривает объекты, не отделяя их от пространства, и всегда знает, как они будут взаимодействовать друг с другом. В прошлом году нам с командой удалось побывать в Сохо, где он жил много лет. Теперь его дом стал музеем, и только предварительно записавшись, можно попасть туда на экскурсию. Там, в этих комнатах, я понял, насколько на Дональда повлиял Нью-Йорк.

В интервью вы упоминали, что любите Нью-Йорк. Что делает человека настоящим нью-йоркцем?
Любой, кто считает себя таковым, должен знать историю этого города. А она у Нью-Йорка богатая. Мы все сосредоточены на будущем и настоящем, и мало кто понимает, что прошлое заслуживает не меньшего внимания и уважения. Еще не так давно Нью-Йорк был сложным местом для жизни. Это сейчас мы наслаждаемся его улучшенной версией: мы в безопасности и больше не должны переживать о многих вещах. Но людям, которые жили здесь раньше и прокладывали путь, например, в индустрию моды, приходилось бороться. Когда читаешь автобиографию Патти Смит "Просто дети", вырисовывается четкая картина того, как сложно им было воплощать свои идеи в жизнь. Они верили в творчество настолько, что многим готовы были жертвовать. Нельзя забывать, что Нью-Йорк стал городом возможностей именно благодаря таким людям. Сейчас здесь оказывается мощная поддержка молодым талантам. Так, например, мне очень помогла Анна Винтур. Обсуждая это с друзьями, я понял, что нигде: ни в Лондоне, ни в Токио, Париже или Гонконге — нет такой системы поддержки, как у нас.

Вы рассказывали, что изначально хотели стать дизайнером одежды. Почему передумали? 
Мне всегда была интересна ткань, с которой можно работать как со скульптурой: резина, неопрен, кожа. Я начинал как дизайнер одежды, и в это время все, что я делал, было построено вокруг деталей. Я концентрировался на цвете, манжетах, отделке. И мое желание связать скульптуру с модой в итоге естественным образом переросло в дизайн украшений.

Кто из дизайнеров вам нравится больше остальных?
То, что делает Рикардо Тиши для Givenchy, гениально. Из молодых дизайнеров мой фаворит — Кристофер Кейн. Мне импонирует его умение сочетать современные технологии с традиционным мастерством. Он уникально подает привычные силуэты! Но лучшим для меня всегда будет Пьер Карден. Он сумел объединить моду и настоящее искусство. Его деятельность не ограничивалась созданием одежды, он разрабатывал дизайн мебели, украшений и даже самолетов и отелей! Вдохновляясь этим, я начинаю понимать, что мы тоже не только бренд украшений. Мы, скорее, дизайн-студия, и сейчас я думаю, что еще мы можем делать.

У вас в планах расширение?
Да, но я хочу, чтобы все было продумано. Не хочу браться за вещи, которые нам не по зубам. У нас немного ресурсов: мы все-таки маленькая компания. Поэтому развивать новые категории будем постепенно и выверенно. Кое-что мы запустим уже в следующем году.

Кого из знаменитостей вы хотели бы видеть в своих украшениях?
Мы никогда не стремились понравиться известным людям. Они сами находят нас. Когда наш бренд стал продаваться в Barney's, Рианна скупила половину коллекции! Нас любит Lorde, Мадонна оказала огромную поддержку: во многих ее видеоклипах можно увидеть наши украшения, она покупает их в подарок друзьям и семье. Но между женщиной и украшением должна возникать эмоциональная связь. Это не то же самое, что купить себе еще одну сумку и пару обуви. Украшение — талисман со своими качествами и требованиями. Оно само притягивает нужных ему женщин. Поэтому самое главное, чтобы эта связь клиентки с нашей вещью была настоящей. Мне важнее знать это, чем рассуждать, правильный ли человек носит мои изделия.

Какую музыку вы слушаете?
Все сходят с ума от Ланы Дель Рей. И абсолютно заслуженно: она прекрасный поэт и исполнитель. В Америке редко встречаются такие таланты. Она романтична, красива, напоминает лаундж-певицу из 40-х. Благодаря ей люди начали понимать, что такое настоящий вокал. Мне очень нравятся The Kills. Настоящий американский рок-н-ролл. Я люблю людей, которые по-настоящему, без вранья играют на инструментах. Это редкость сейчас, поэтому я часто обращаюсь к классическому року: Мику Джаггеру, Патти Смит, Лу Риду.

И последнее. Вы не выглядите на свои 36!
Внешность обманчива. (Смеется.) Мне 36, я этому рад, но я вдохновляюсь молодостью. Ведь сейчас молодежь свободнее, чем когда-либо. Да, в их сторону льется критика: они одержимы Instagram, телевидением и прочими штуками. Но зато они свободны и открыты. Они не боятся обнажать себя, выставлять свою суть напоказ, говорить открыто о том, что им нравится. Мне кажется, 1990-е и 2000-е были десятилетиями страха. Страха перед правительствами стран, финансовой ситуацией в мире. Сегодня люди чувствуют себя легче, свободнее, и я верю, что эта тенденция позволит им стать более креативными и смелыми. Я очень этого жду.