Ну что ж, блеск и прозрачность, металлик и тонированная органза — два основных тренда будущего сезона. Но куда важнее то, что этот грядущий сезон станет первым полноценным сезоном постминимализма. И после шоу Christian Dior это стало окончательно ясно.
Избыточность и чрезмерность — вот его эстетика. Раф Симонс как начал с реализованной метафоры девушек-цветов в саду в своем самом первом шоу для Christian Dior прошлым летом, так и продолжает ее разворачивать. Вернее, поворачивать разными сторонами. Мы уже видели цветочные комнаты, зеленые лужайки и клумбы, и вот теперь приметили оранжерею, полную глициний, виноградных лоз, лиан и еще чего-то яркого и экзотического, как натурального, так и искусственного. Получились такие волшебные джунгли, где естественные цветы перемешались с выдуманными. Цветы свисали с потолка, ими были покрыты юбки и платья, а соцветия глициний — или морских актиний — обвивали шею и запястья моделей.
В одном образе могли сочетаться блестящий шелк, стразы, ткань с рельефной фактурой, да еще и сумка из питона — и все это разных цветов. А также нечто похожее на неопрен, трикотаж из жесткого волокна, сложные вышивки с блестками, гофре и лакированная кожа. Раф Симонс вообще показал чуть ли не все разновидности складок в этой коллекции — от традиционных гофре и плиссе, так напоминающих 1980-е, до сложноскроенных воланов, спрятанных на спине классических черных жакетов.
Симонс впервые с такой отчетливостью продемонстрировал свои бельгийские корни и вспомнил то, что он учился у Вальтера ван Бейрендонка, одного из антверпенской шестерки, — и деконструировал все. Жакет-бар разлетался позади цветастыми фалдами, его любимый силуэт-кокон был нарезан лапшой, под максимально сдержанным платьем-рубашкой виднелась спинка от какой-то жилетки-кабаре в черных пайетках, а жакеты и тренчи оборачивались классическими американскими lettermanjacket с нашивками на груди и рукавах. Все это в самых ярких и сложных цветосочетаниях.
Впрочем, посреди этого почти что кислотного трипа появлялись очень цельные образы — изящнейшие платья-рубашки в мелкую голубую полоску, в крое которых угадывался I-силуэт Кристиана Диора, изумительные сочетания — например, объемный серебристый жакет из шелка металлик и прозрачная юбка. Или несколько юбок-тюльпанов — желтая, розовая и нежно-сиреневая — с черной, травянисто-зеленой и оранжевой блузками. Или последовавшие за ними полосатые платья без рукавов с такими же юбками-тюльпанами и асимметричной спиной. Все — из фирменной симоновской тафты с эффектом жидкой ртути.
Этой же цели, скрепить все вместе, казалось, служили и телеграфные ленты с графичными надписями на платьях в цветах. The aliceblue, primrose path, ultra-violet mouth — они напоминали не то наименования оттенков, не то имена цветочных сортов, не то названия старых голливудских фильмов. Эти энигматические фразы словно заключали в себе смысл всей этой цветочной камарильи.
И, конечно, чрезвычайно эффектно выглядел финальный выход — в черной и серебристой парче, затканной цветами. Симонс словно подвел черту под всеми классическими силуэтами Dior и собственной их интерпретацией: жакет-бар, кринолин, платье-бюстье с треном на спине, топы-бюстье с баской.
Это, пожалуй, самая яркая коллекция Симосна для Dior. В ней так сильно проявилось то, за что мы любим Рафа Сисомнса, — сложность и глубина концепций, соединений далековатых идей, расклад разного. И, если использовать филологические метафоры, теснота поэтического ряда: плотность смыслов на каждый метр потраченной ткани феноменальна. И выражает он эти смыслы самым нетривиальным образом, очень рисково и не боясь провала. А это свойство настоящего большого таланта.