Откуда пошла великая итальянская мода

В Монце открылась выставка Bellissima, L'Italia dell'alta moda. 1945—1968 («Bellissima. Высокая мода Италии. 1945—1968»). Елена Стафьева побывала на ней, чтобы оценить старания кураторов и лучше понять значение великой итальянской alta moda

Монца, который у меня до этого момента ассоциировался исключительно с гоночной трассой где-то под Миланом, оказался, во-первых, практически районом Милана, а во-вторых, чрезвычайно живописным, с прекрасным парком и Палаццо Реале, где выставка и разместилась. Королевский дворец начали строить при Марии-Терезии, продолжили при Наполеоне, а закончили при Умберто I — тут, в этом парке, как раз под окнами дворца его и застрелил анархист Гаэтано Бреши.

Дворец давно восстанавливают, реставрация уже почти окончена, и вот в изумительных классицистических залах с резьбой и лепниной цвета нежного зефира и разместили выставку. Это не первое ее появление на публике: перед этим она провела почти полгода в Риме, в музее современного искусства MAXXI, построенном Захой Хадид. Я была там, очень хотела написать о ней, но не написала по разным причинам, и теперь очень рада, что есть повод это сделать.

А повод вполне полновесный, потому что перенести выставку из футуристического пространства Хадид в классические дворцовые залы без заметных изменений было невозможно. Разделы выставки остались прежними — «Космос», «Экзотизм», «Черное и белое», «Как искусство» и прочие, — но их восприятие сильно поменялось. Если в MAXXI манекены были расставлены в огромном бетонном зале на длинном волнообразном подиуме единой колонной, то тут они стояли группами в залах, и нужно было пройти по анфиладе, чтобы увидеть всю экспозицию. Конечно, для выставки, призванной показать, что послевоенная итальянская мода была такой же прорывной, как и послевоенное итальянское искусство, пространство Хадид куда выигрышнее, чем дворцовые интерьеры, но тем интереснее было посмотреть, как кураторы — Стефано Тонки, Мария Луиза Фриза и Анна Маттироло — справятся со своей задачей.

Название этой выставки — Bellissima — отсылает к одноименному фильму Лукино Висконти с Анной Маньяни, а он, в свою очередь, к недолгой послевоенной мировой славе студии «Чинечитта», когда ее называли «Голливудом на Тибре». Там снимались многие голливудские звезды, в частности Ким Новак, Ингрид Бергман и Ава Гарднер. И новая итальянская мода возникала в определенной степени именно вокруг необходимости их одевать. Это дало большой стимул итальянскому производству — на выставке в Палаццо Реале добавлена секция, посвященная итальянскому текстилю, который успешно выпускается до сих пор, — от Agnona до Marzotto. Огромная галерея заполнена витринами с историческими каталогами тканей, с рекламными проспектами производителей, с фэшн-съемками и отрезами, из которых наряды для фотосессий были сшиты. Ничего этого в Риме не было. То же самое произошло и с вышивальными мастерскими — такими как Pino Grasso Ricami, — образцов работы которых тут тоже стало больше.

Еще в Монце, по сравнению с Миланом, обновили коллекцию винтажных украшений Bvlgari, главного спонсора этой выставки. И в Риме, и в Монце, конечно, были знаменитые часы Serpenti в виде редких образцов с конца 40-х до конца 60-х. Например, в Монце сейчас можно увидеть изумительной красоты Serpenti 1967 года, где все чешуйки змеи покрыты разноцветной эмалью, а глаза — это желтые бриллианты. Но самое замечательно тут — парюра 1968 года (ожерелье, кольцо и браслет) из золота с аметистами, цитринами и бриллиантами. Вещи из частной коллекции, которых не было в Риме, тут выглядят просто космически. Составленные из неправильной формы ромбов, они поражают необычайной смелостью даже с современной точки зрения.

Но если тема «мода и кино» довольно традиционна, то тема «мода и современное искусство» сейчас актуальна чрезвычайно, потому что мода хочет быть все ближе к искусству. И вот тут итальянская alta moda может кое-чему научить. В послевоенной Италии — с разрушенной промышленностью и дефицитом всего — искусство, дизайн и мода начали развиваться сумасшедшими темпами, на фоне лишений и общего развала. Именно тогда возникает знаменитый оп-арт Виктора Вазарели, абстракционизм в стиле группы ZERO — Лучо Фонтана, Пьеро Мандзони, Паоло Скеджи, Бруно Мунари, а в следующем поколении — группа Arte Povera. Италия превратилась тогда в передовой край европейского модернизма. Увидеть, как это революционное, левое и радикальное искусство, отвергавшее всяческую декоративность, влияло на такую сугубо декоративную вещь, как мода, и интересно, и познавательно одновременно.

В первом же зале стоит манекен в идеальном минималистичном пальто цвета слоновой кости Mila Schön на фоне знаменитых порезанных холстов Лучо Фонтаны, и глубокая встречная складка на его спине выглядит отражением этих самых порезов. Дальше красные и синие кубы Паоло Скеджи преломляются в платье Roberto Capucci из красно-черно-белых пластиковых квадратов. Скеджи вручную расписал платье Germana Marucelli из шелка-шантунга, показанное в следующем зале (сама Сьюзи Менкес призналась, что никогда до этой выставки не слышала про Джерману Маручелли). И так в каждом зале: некое произведение послевоенного итальянского модернизма сопоставлено с неким произведением итальянской послевоенной высокой моды.

Увидеть, как это революционное, левое и радикальное искусство, отвергавшее всяческую декоративность, влияло на такую сугубо декоративную вещь, как мода, и интересно, и познавательно одновременно

И тут надо сказать, что хотя архитектура Захи Хадид больше соответствует самой идее современности, а единый подиум, где были расставлены манекены и расположены арт-объекты, был задуман очень классно, но искусство там немного терялось среди блестящей во всех отношениях моды. А в залах Палаццо Реале предметы искусства и связанные с ними эстетически предметы одежды были отделены от всего остального массива манекенов, и это делало весь контекст более четким. Так что с вызовом в виде дворца кураторы вполне справились.

Ценность этой выставки не только в том, что узнаешь массу новых имен — кроме Germana Marucelli это и космический Emilio Schuberth, сестры Fontana, Fernanda Gattinoni, Renato Balestra, Sorelle Botti, Simonetta и еще почти дюжина забытых сегодня итальянских домов. Невероятное богатство итальянской моды той эпохи — это только первое, самое поверхностное знание, которое выносишь оттуда.

Вторым темпом отмечаешь куда более частные вещи. Например, видишь красное платье Valentino 1959 года, чей кринолин выложен объемными розами, или его же нежно-салатного цвета платье-тогу на одно плечо 1968 года, которое носила Жаклин Онассис, и понимаешь, что Валентино Гаравани явился на итальянскую фэшн-сцену совершенно готовым, со своим кристально чистым и благородным стилем, и за больше чем полвека карьеры мало изменился.

Но самым интересным для меня лично стало сравнение, которое тут неизбежно напрашивается, послевоенной итальянской и французской моды. Если у французов был их парижский шик, их салоны, их Belle Époque, их богема, их Диор и Баленсиага, то у итальянцев было совершенно другое. У них была их dolce vita и dolce far niente, их знаменитые средиземноморские курорты с блеском и одновременно расслабленностью, а главное, их сартории — небольшие ателье и мастерские с портными, ткачами, обувщиками и ремесленниками самого высокого уровня.

Французская мода была более формальной, более торжественной, более парадной. Итальянцы же нашли уникальное сочетание выдающихся кутюрных техник (используем тут это французское слово) с радостной средиземноморской беззаботностью. Поэтому именно у них и могла появиться такая вещь, как pijama palazzo («дворцовая пижама») Ирен Голицыной — абсолютно современная, кстати.

Отчаянный гламур и при этом легкость повседневности — вот фирменное сочетание, которое возникает в итальянской моде после войны и которое становится ее ключевой характеристикой. Из этих дворцовых пижам, из геометричных черно-белых норковых пальто Fendi, сделанных юным Лагерфельдом, из маньеристского футуризма Роберто Капуччи и рафинированной театральности Джерманы Маручелли выросло потом все — от Gianfranco Ferré до Prada и от Gucci до Dolce & Gabbana. И будем надеяться, вырастет еще много чего. Будущее итальянской моды определенно должно быть не менее увлекательным, чем ее прошлое.