Коллекция по мотивам оккупации Парижа, которая бросила вызов общественности
28 января 1971 года чинную модную парижскую публику ждало настоящее потрясение — в своем салоне на улице Спонтини Ив Сен-Лоран показал весеннюю коллекцию haute couture, вдохновленную 1940-ми годами и модой эпохи нацистской оккупации. Вообще-то Сен-Лорану и до этого приходилось вызывать недоумение закостенелых редакторов уважаемых изданий и клиенток люкса — вспомнить хотя бы его коллекцию Beatnik 1960 года для Dior, после которой, по слухам, его и уволили из модного дома. Но на этот раз уровень накала оказался куда как выше.
Сегодня мало кого удивишь даже откровенной провокацией на подиуме (некоторые, как Рик Оуэнс, и вовсе могут позволить себе выпустить моделей-мужчин с обнаженными гениталиями), но коллекция, названная самим Сен-Лораном Libération, оказалась для привыкшей к классической элегантности аудитории слишком смелой. Восемьдесят четыре модели в абсолютной тишине выходили в зал в нарядах, словно позаимствованных у куртизанок с улицы Сен-Дени. Жакеты с острыми квадратными плечами наподобие тех, что носили девушки зазу в 1940-е, экстремально короткая длина, мини-шорты, надетые поверх полупрозрачных колготок, платья, вышитые рисунком в виде алых губ с зажатой в них сигаретой (отсылка к знаменитой работе Мана Рэя «The Lovers»), туфли на высоченной платформе и, конечно, вишенка на торте — меховое манто цвета абсента, в котором в 2002 году на юбилейном показе Yves Saint Laurent выйдет на подиум Наоми Кэмпбелл.
Дело было даже не в одежде как таковой — в сочетании с вызывающим макияжем, смелыми прическами и тем, как модели подавали себя во время проходки, коллекция создавала впечатление абсолютного вызова всему, что привыкла видеть публика. Сен-Лоран рассказывал, что вдохновением для него стали его верные подруги во главе с Лулу де ла Фалез и Паломой Пикассо, которые мешали старое с новым, не брезговали одеваться на блошиных рынках и в винтажных лавочках и были свободны от любых предубеждений. Эти молодые девушки, сидевшие в первом ряду показа, были в восторге от коллекции — чего не скажешь о представительницах предыдущего поколения. Те, кто застал Париж времен оккупации, не хотели видеть в исполнении уважаемого модного дома напоминания о далеко не самом счастливом периоде в жизни страны и их собственной.
Рецензии на следующий день вышли соответствующие: для Юржинии Шеппард из International Herald Tribune было облегчением «наконец-то написать о коллекции, столько откровенно и безапелляционно отвратительной», Элисон Эдбергхэм из The Guardian уверяла, что «ничто не может превзойти ужас этих упражнений в китче», а полосы иных газет пестрели заголовками вроде «Ив Сен-Лоран оскорбил высокую моду». Его обвиняли не только в безвкусице и спекулировании на образах из истории страны, которые все хотели забыть, но и в том, что он предлагал женщинам тяжеловесный стиль 1940-х, который шел вразрез с легкой и жизнерадостной модой футуристов 1960-х. Мало кто понимал тогда, что за внешним обращением к прошлому на самом деле кроется кивок Сен-Лорана в сторону будущего — того, где женщина сможет быть свободной и сильной, откровенно сексуальной или вызывающей, в общем, такой, какой сама хочет. Да и основы современной моды, построенной на принципах переработки уже когда-то существовавших идей и ревитализации ретро, были заложены именно тогда.
Ив Сен-Лоран, который раньше мог по несколько дней не выходить из квартиры из-за нелестного отзыва о коллекции, на сей раз выступил с однозначной решимостью. Он заявил, что ему, в общем-то, все равно, что думают критики, его потенциальная клиентка — молодая девушка, которая плевать хотела на глупые предрассудки. Да и в целом, конфуз вышел по случайности: Сен-Лоран родился и вырос в Алжире и не застал оккупированный нацистами Париж. Для него все это были свежие впечатления, полученные не напрямую, а через посредников — своих подружек-модниц. «Мода — это отражение своего времени», —сказал тогда Сен-Лоран. Впрочем, в его исполнении мода была еще и предсказанием будущего.