Тихая скрипка, Егор Летов и шутовская пирушка: неожиданный взгляд на Холокост в спектакле «Черная книга Эстер»
В ноябре и декабре в рамках фестиваля Brusfest, посвященного Дмитрию Брусникину, покажут спектакль «Черная книга Эстер» Евгении Беркович по пьесе Андрея Стадникова. В нем документальные свидетельства о холокосте перемежаются с библейскими текстами, а тема ксенофобии, неприятия другого народа рассматривается как универсальная проблема человеческой цивилизации.
Для Жени Беркович проект стал поводом осмыслить этот сюжет в нетипичном карнавальном ключе, смешав на сцене скорбь и хохот, боль и радость. По просьбе BURO. она рассказала предысторию спектакля.
В нашей еврейской семье тему холокоста обсуждали всегда. Пожалуй, это единственное, в чем мы с сестрой ощущали свое «еврейство»: в понимании, что об этом должен помнить и знать каждый, но мы — особенно.
Это был конец 1980-х — начало 1990-х, и помимо разговоров, рассказов, фильмов и книг, которые с нами вели и нам показывали, был еще дополнительный контекст. Бабушка, писательница и правозащитница, вела бесконечный судебный процесс с жутким черносотенным мерзавцем, звериным антисемитом и ксенофобом. Мы, маленькие, активно переживали и люто этого дядьку ненавидели.
Мы знали, что нашего прадеда-военного расстреляли в 1938-м вместе со всей военной верхушкой, массово: он был ближайшим соратником Тухачевского, а в стране начинались первые проявления государственного антисемитизма. Другой прадед, журналист, провел несколько лет в ссылке после «дела „Звезды“ и „Ленинграда“» — тоже антисемитской кампании. Дедушку не взяли в институт «по пятому пункту», потом маму в университет и так далее, далее, далее…
При этом, как ни удивительно, я лично никогда не сталкивалась с антисемитизмом, то есть прямо буквально никогда. Сколько было сексистских эпизодов — не сосчитать. Эйджизм был, чего только не было. А антисемитизма — нет. Но с детства у меня есть эта нулевая толерантность к любой ксенофобии. Так я воспитана: слишком хорошо знаю, чем заканчивается это звериное непринятие «иного».
Этого непринятия меньше не стало ни со сталинских времен, ни с Перестройки. Человечество ничему не учится, и если тогда было «евреям и собакам вход воспрещен», то сейчас на Тверской могут повесить вывеску «п…сам вход воспрещен», и она будет висеть там недели и месяцы. Десятки моих друзей с неславянскими фамилиями и внешностью годами не могут снять нормальную квартиру… Значит ли это, что люди не знают о том, что происходило в мире 75 лет назад? Да нет, конечно, знают. Но это же другое! В их головах проигрывается что-то вроде «…а мы впустим таджиков, а они потом весь аул привезут!» Или «…я ничего не имею против, но пусть любят, кого хотят, у себя дома».
А время-то идет. Уже нет или почти не осталось тех, кто лично пережил Катастрофу, и трагедия уходит в прошлое, становится историей, лакируется, обрастает мифами, ритуалами и пластиковыми гвоздиками. Для сегодняшних двадцатилетних холокост так же далек, как война с Наполеоном. Это было давно… Сегодня, чтобы «счесать» этот лак и растеребить память, нужно искать какие-то новые способы разговора о Шоа. Вот мы и решили, как бы дико это ни звучало, попробовать зайти в тему не через скорбь, тоску и мемориальную печаль, а через крик, хохот, площадную скабрезность и пуримскую дичь. Если свечи и гвоздики не будят людей, то, может быть, их разбудят трещотки и барабаны? Может их растолкают абсурд и воинственная энергия Пурима — самого веселого еврейского праздника, требующего праздновать победу и выживание народа, обреченного погибнуть?
Посмотрим…Для сегодняшних двадцатилетних холокост так же далек, как война с Наполеоном
Идея спектакля «Черная книга Эстер» появилась, что называется, «от несчастья». Российский еврейский конгресс предложил театральным антрепренерам Елене Каменской и Марии Синицыной из «Бюро художественного проектирования» сделать спектакль, посвященный Катастрофе и ее жертвам. Как основной материал для работы они предложили «Черную книгу» — документальные свидетельства о преследованиях евреев в СССР и Польше, которые Илья Эренбург и Василий Гроссман начали собирать еще во время войны. В Советском Союзе она так и не была издана и впервые на русском появилась только в 2015 году. Одновременно продюсеры аккуратно передали мне просьбу РЕКа, чтобы спектакль не был «совсем уж страшным, чтобы в нем оставалась светлая, радостная линия победы».
При этом «Черная книга» — одна из самых страшных, мрачных и депрессивных вещей, что существует в условно европейской культуре. Катастрофа потому и называется Катастрофой, что ничего чудовищнее с человечеством не происходило. Это абсолютная концентрация абсолютного зла, и идей, как выполнить такие пожелания, у меня сперва не было. Я стала анализировать, как вообще с холокостом сегодня — скажем, в последние 20 — 30 лет, — обходятся в российской культуре и искусстве? Я видела много потрясающих работ, и все они, пожалуй, были объединены одной задачей — сохранить память и передать скорбь. И сама «еврейская тема» тоже стала очень узнаваемой по интонации, краскам и характерному звучанию: что-то негромкое, жертвенное. Это сгорбленные люди в темных пальто, тихая скрипка, нежный голосок Анны Франк, репродукции Шагала, горящие свечи у списков имен погибших детей…
Одновременно продюсеры аккуратно передали просьбу РЕКа, чтобы спектакль не был «совсем уж страшным, чтобы в нем оставалась светлая радостная линия победы»
Здесь нет ни грамма иронии; это то, на чем я выросла, это часть меня, я состою из этого чуть более, чем полностью. Но мозг сказал: стоп! А где чуваки, которые создали самую воинственную (потому что самую древнюю) из существующих мировых религий? А где те, чьи праздники самые яркие, и когда они наступают в Израиле осенью, бесполезно пытаться делать дела? Где люди, придумавшие Пурим? Еще раз стоп. Пурим — это вообще что? Это тоже история Катастрофы, сюжет о попытке уничтожения еврейского народа, не случившегося потому, что в последний момент одна храбрая девчонка пошла к царю и сказала: разреши нам давать сдачи. И они дали. А потом эта же девчонка, Эстер, сказала, что теперь она повелевает всем евреям праздновать наше спасение. Наряжаться в безумные костюмы, есть и пить вволю и рассказывать нашу историю. А лучше разыгрывать! Ну окей, может, она не дословно так сказала, но этот момент стал частью еврейской, а потом и европейской культуры, и не менее важной, чем тихая скрипка в клейзмерском ансамбле.
Так возникла идея объединить истории двух Катастроф — случившейся и предотвращенной. Так возникла музыка Андрея Бесогонова, пьеса Андрея Стадникова, костюмы и сценография Ксении Сорокиной — три главных элемента, в которых переплетены две эпохи внутри одной глобальной Истории. Это одновременно памятник скорби и разнузданный праздник, тихое и страшное документальное свидетельство и пестрый дурацкий карнавал, где все — выдумка и шутка. Артисты Мастерской Брусникина — абсолютно универсальные ребята; они именно этому и учились — существовать в разных театральных жанрах и условностях одновременно. Этот материал писался для них, и они прекрасно с ним справляются.
А поскольку мы все живем в стране бесконечного палимпсеста, где коммунисты построили новую религию на костях старой, где отрицание Бога соединилось с чередой бесконечных ритуалов, где до сих пор один и тот же человек может плакать о сильной руке Сталина и молиться в православной церкви, то в нашей истории появились совсем неожиданные персонажи — Ленин, Крупская, красноармейцы, а также Егор Летов, Пауль Целан, блатные песни и огненные львы на флагах. Поди там их разбери… Ну так мы в этом и живем, в этой вечной неразберихе, где скорбь по погибшим нельзя отделить от радости победы. А жертву от палача. А свадьбу от похорон и поминки от праздничной пирушки. Так мы и живем и будем пытаться растрясти себя и зрителя этим странным способом, смешав все со всем и постаравшись не потерять при этом до банальности простое, но остающееся верным утверждение о холокосте. Это не должно повториться.
«Черная книга Эстер» в рамках Brusfest
15 — 16 ноября, 11 декабря 2020 года
Статьи по теме
Подборка Buro 24/7
