Что снится ЗвероЯщерам: открытие Фестиваля медиаперформансов на "Платформе"

Что такое театр? Существует расхожее выражение: два человека выходят, разворачивают на полу коврик — и вот уже театр.Однако сегодняшнему искусству коврика отнюдь не всегда достаточно. Жанр перформанса развивается все активнее. И вот художественные медиа-действа захватили "Платформу" — одну из самых прогрессивных площадок в Москве, которой руководит Кирилл Серебренников — на целых десять дней. Там с 9 по 19 июня проходит Третий Международный фестиваль медиа перформансов" .

На этот раз организаторы фестиваля подобрали программу, через которую авторы проектов-участников стараются исследовать взаимодействие человека с высокотехнологичными явлениями. Высказываться на эту весьма своеобразную тему будут художники из Голландии, Кореи, Японии, Сингапура и, разумеется, России.

Именно перформансом наших соотечественников и открылся медиафестиваль. Сергей де Рокамболь и его супруга и соавтор Анна Николаева представили на суд публики (довольно многочисленной — в зале был аншлаг) свой новый проект — так называемый медиабалет в десяти новеллах "Сны ЗвероЯщеров".

С первых секунд действа теряются ориентиры: не слишком понятно, по каким критериям стоит оценивать то, что создали де Рокамболь и Николаева. Театральные не подходят: в перформансе участвуют не актеры, у него нет режиссера, есть лишь некая художественная (музыкально-визуальная) концепция, которой все и подчинено. Строго говоря, от театра в "Снах ЗвероЯщеров" только площадка. С другой стороны, критерии, по которым оценивают живопись или музыку, здесь тоже не годятся. Проект Сергея и Анны — иллюстрация того, что принято называть современным искусством. И уж поскольку оно современное, своего свода законов у него пока нет.

Впрочем, художника стоит судить по тем законам, которые он сам создает. И есть все-таки один универсальный критерий для любого направления искусства и любого жанра — степень воздействия на зрителя. Оно может быть эмоциональным, чувственным или интеллектуальным — в зависимости от того, какие цели преследовал автор.

В "Снах..." создатели пытаются постичь непостижимое: если в двух словах, "попросту" разобраться с мироустройством. В помощь им — абстрактные видения неких существ (собственно, звероящеров), отличных от людей, с совершенно иным восприятием. Тем не менее, по версии авторов, они могут донести что-то и до обычного человека. Только есть одно условие: зритель должен отбросить любые попытки разобраться в том, что он видит, с помощью логики. Она в искусстве, в принципе, имеет мало власти, а уж в концептуальном творчестве тем более.

Если человек, пришедший смотреть "Сны...", отключает голову, то есть вероятность, что он войдет в медитативное состояние и пойдет за мифическими звероящерами по закоулкам мироздания. Бояться этих существ и игр их подсознания не стоит — это, в конце концов, не властолюбивые рептилии Дэвида Айка.

Проводниками станут, в первую очередь, два человека, практикующие китайское боевое искусство багуачжан. Это вовсе не сценическая пластика, просто эти двое не-артистов выполняют роль дополнительного гипнотизирующего маятника: багуачжан основывается на круговых движениях, таким образом, действия каждого из мастеров все глубже погружают зрителя в сон (точнее, в сны).

Также двигаться вперед вместе с действием зрителям помогает визуальный ряд. Художники обеспечили сценическую площадку тремя проекциями: одна из них, самая большая, расположена за спинами мастеров китайского боевого искусства, две поменьше — на авансцене, на беспрестанно движущихся механических конструкциях, которые де Рокамболь и Николаева назвали роботами.

Ну и, наконец, третья составляющая перформанса и помощник каждому зрителю — звук. "Вход" в сценическое представление осуществляется с помощью древней шумерской музыки. Затем все продолжается эклектичными авторскими композициями де Рокамболя.

Триединство всего этого работает по принципу воронки: наблюдателя "затягивает" в сон мистических существ. Перформанс безупречно выстроен темпо-ритмически: как только от громкого звука или от слишком яркой картинки начинает ломить виски, возникает новый отрывок медиаспектакля, который позволяет избавиться от неприятных ощущений и следовать дальше за мыслями и эмоциями авторов.

Тем не менее, до определенного момента эти самые мысли и эмоции остаются умозрительными. Волей-неволей видны зажимы "китайских мастеров", ведь все-таки практика багуачжана не предназначена для сценического показа; иногда взгляд перескакивает на таинственных рабочих сцены, которые периодически пытаются что-то поправить в самом углу... Словом, отвлекающие факторы не дают ни зрителям, ни, с позволения сказать, исполнителям погрузиться в медитативное состояние.

Но это, повторяю, лишь до определенного времени. Момент истины наступает под конец перформанса: громкая музыка стихает, проекции исчезают, зато появляется третий персонаж. Поначалу он, несмотря на странность костюма, находится в абсолютно, как говорят в театре, бытовом самочувствии: проводит какие-то манипуляции со стеклянными сосудами, зажигает свечи (зажигалкой! Невольно пришла в голову мысль: "Ну хоть бы спичками", — за которую через несколько минут стало стыдно). Кажется, он полностью разрушает все то, что создавалось в умах и душах зрителей последние 40 минут... Но это ощущение обманчиво.

На сцену дают мягкий свет. К нему добавляется волшебное пение стеклянных сосудов, которое как раз и вызывает третий герой. Двое других продолжают плавно двигаться в своем завораживающем танце... Им наконец-то удается забыть о существовании полного зала, вспышек фотокамер, звонках мобильных телефонов.

И зрители вместе с героями достигают искомого медитативного состояния. Не остается ничего лишнего, ничего разумного, никаких мыслей и болезненных попыток понять устройство мироздания. Оно через персонажей само собой, вне логики, вливается в сознание каждого наблюдателя. Вопросов больше нет — есть только гармония.

Сергей де Рокамболь и Анна Николаева абсолютно нетеатральными приемами приблизились к созданию спектакля-ритуала, о котором мечтал театр XX века. Конечно, им для этого понадобилась длинная "взлетная полоса" из малопонятных картин и громкой музыки. Но в итоге художники пришли к тому, что действительно необходимо, — вывели зрителей из созданного ими самими лабиринта (а созданием концептуальных лабиринтных структур Сергей и Анна занимаются еще с 1980-х годов) к свету.