"Девушки в любви": премьера "брусникинцев" в театре "Практика"
"Старые, бедные, некрасивые"
Вообще-то, в новом спектакле театра «Практика» и его теперь уже главных резидентов, Мастерской Дмитрия Брусникина, артистов больше — вместе с Яной Енжаевой и Мариной Калецкой на сцене постоянно находится старшая коллега Екатерина Маликова, а также однокурсники Алексей Мартынов и Алексей Любимов. Однако все-таки пьеса именно о двух девушках, а главное скрыто в их разговорах. В том числе и друг с другом.
«Девушки в любви» — пьеса Ирины Васьковской, ученицы Николая Коляды. Москва с этим текстом уже знакома. Два года назад на фестивале «Любимовка» Кирилл Вытоптов представил читку «Девушек...». Это история о двух соседках, Варе и Кате. О Варе мы, так получается, узнаем чуть больше. С ее жизнью драматург знакомит нас особенным образом: бросая ее из прошлого в настоящее и обратно, из воспоминаний в реальность, из возраста в возраст. События в жизни Вари разделяют три года, но где именно проходит водораздел — неочевидно. И что произошло в эти три года, остается только догадываться. Или — дослушиваться: тут кстати беседы с Катей и случайными (все они случайные — в большей или меньшей степени) мужиками. В этих беседах — вечное «туда-сюда» не разобравшихся в себе людей.
Героиням 23 (Варе из прошлого), 26 (Варе из настоящего) и 30 лет (Кате). Да-да, возраст в театре — дело условное. 25 можно играть и в 19, и в 40. Но то, что вчерашние выпускницы Мастерской Дмитрия Брусникина недотягивают даже до нижнего предела возраста своих «старых, бедных, некрасивых» героинь, в данном случае важно. Они будто «разрывают» — с поправкой на все метафоры — собственное будущее. Что-то им понятно, что-то не до конца, а во что-то они попросту отказываются верить. Молодые актрисы втискиваются в чужой возраст и чужую внешность со скрипом, как в неподходящее платье, когда трещат нитки и вот-вот, кажется, произойдет катастрофа — и платье превратится в тряпку. Но как на любую из нас налезает кажущийся неподходящим наряд, на актрис «усаживается» чужая судьба. С совместным санузлом, с мужиками, своими и общими, с непониманием самих себя и, как следствие, с тотальной нелюбовью.
Мужики возникают из воспоминаний героинь — материализуются и никуда больше не исчезают. Митя, Коля, странный Владик, все они рядом каждую секунду, даже когда девушки остаются вдвоем и пьют «кислятину». За мужские роли отвечают Алексей Любимов и Алексей Мартынов. И даже через рифму актерских имен все мужчины сплетаются в один комок, где уже не разглядеть конкретных лиц. И в этом комке Варя-Яна и Катя-Марина ищут-ищут-ищут искорки нежности, нужности.
Есть еще Екатерина Маликова, то теряющаяся в пространстве, то вдруг опять возникающая в полуметре от главных героинь. Тень, наблюдатель, случайная соседка — как угодно. Но она действительно наблюдает за тем, что происходит с двумя мечущимися душами. Ощущение, что она через все это уже прошла и выжила и по-своему желает им того же, но повлиять ни на что не может.
Пространство спектакля — стерильное «двухкомнатье» с вечно пустым столом и единственным диваном. Еще больше стерильности добавляют белые флуоресцентные лампы по всему периметру. Графичность при необходимости моделируют фонари с цветными фильтрами. Иногда свет уходит совсем и герои оказываются внутри загадочного гипнотического видео с голубями, рыбами и цитрусовыми (то ли сахарными мармеладками, то ли просто закуской к выпивке). Гипнотизировать зрителей призвана и музыка — эмбиентный гул, утяжеляющий пространство и ситуацию.
Всегда, 100 лет или четверть века назад, сегодня или в безвременье, люди мечтают. Мечтают быть нужными, неслучайными, обрести смысл. Женщинам часто труднее, чем мужчинам, — они в нашей стране еще менее свободны и действительно способны помыслить, что абсолютное подчинение с «да», «сию минуту» и «бьет — значит...» может принести счастье и гармонию. Затем эти мечты разбиваются — у кого об удары по лицу, у кого об одиночество. Но почти в каждой русской женщине есть что-то от сестер Прозоровых. И после даже самого чудовищного потрясения эта женщина возвращается к поискам смысла в самых банальных «натюрмортах жизни».
И тут уже есть место для: «Что мне делать без моей Эвридики?». «Да пошел ты на хер, Орфей».
