Интервью Buro24/7: Давиде Монтелеоне

В.Б.: Давиде, Вы знаете эту знаменитую историю о первом визите президенте Рейгана в Москву? Ему несколько раз показали один и тот же фильм — очень известную, можно сказать, культовую картину "Москва слезам не верит", чтобы он понял, что такое "русская душа". 

Д. М.:  Да. Я знаю этот фильм.

В.Б.: Что вдохновило вас на изучение русской души, как возникла идея снять проект такого содержания?

Д. М.: Идея проекта вообще появилась в то время когда я жил здесь, в Москве. Ее появление, обдумывание — это был очень медленный процесс.  Но думаю, что я даже до сих пор не могу понять, что же это такое — русская душа.  По-моему, никто этого еще не понял. Было огромное количество писателей, поэтов, художников, режиссеров, которые пытались передать это настроение русской души...

Я думаю, что это просто попытка увидеть общество и попытаться понять его через призму моих чувств, сделать его ближе, дороже для себя... В итоге я обрел тут свою душу. Я не знаю почему, но мне очень комфортно в этом городе. Удивительно, но именно в этой столице я узнал себя с другой стороны, открыл что-то новое в своем внутреннем мире.

Д. М.: О, все просто. На самом деле я склонен к ностальгии, меланхолии и есть места, в которых эти чувства обостряются. Для итальянцев это неподвластно пониманию, у нас немного другие стереотипы — мы должны быть гораздо более радостными и счастливыми. Улыбающимися, говорливыми... А мне комфортно в России, потому что именно здесь я начал искать ту самую душу, о которой мы говорим сейчас. Речь идет и о поиске моей собственной души — той, которой я не мог найти в Италии.

Давиде Монтелеоне. Из книги Dusha — Russian Soul

В.Б.: Вы искали современную русскую душу? Или ту русскую душу, которая сейчас уже исчезает?

Д. М.: Да. Вы абсолютно правы. Она исчезает. Когда я приехал сюда, чтобы начать проект, я ничего не знал об этой стране, и я сейчас говорю не о книгах, кино, искусстве, а о людях, настроении. Поэтому стереотипы, сложившиеся в моей голове о вашей стране, были сформированы на основе истории и больших клише о России. Очень многие из них связаны с советским прошлым. Конечно, СССР не существует уже более 20 лет; все изменилось, и особенно быстро изменилась Москва.

Давиде Монтелеоне. Из книги Dusha — Russian Soul

В.Б.: Вот эта Ваша фотография двух зданий... невозможно сказать, в каком городе она была сделана, но у меня такое ощущение, что это легко могла бы быть и Москва и вообще любой русский город.

Д. М.: Я не уверен, что это могла бы быть Москва... в этом и заключалась суть проекта — сделать фотографии, которые были бы вне времени. Вся прелесть фотографий в том, что смотря на них, нельзя определить, как давно они были сняты — 10, 20 или 30 лет тому назад.

В.Б.: Как раз об этом я и хотел спросить. Моя мама, которой будет 70 в следующем году, очень любит Ваши снимки. Она не может конкретно выразить свои чувства и отношение к ним, но говорит, что они навевают ностальгию. 

Д. М.: Я представитель западного мира и западных взглядов. И не жил здесь во времена СССР. Конечно, как иностранец, я склонен идеализировать этот период жизни вашей страны. Сейчас Москва сильно изменилась, и Россия — тоже.

Давиде Монтелеоне

В.Б.: Действительно ли она, по-Вашему мнению сильно изменилась? И мы сейчас будем говорить не конкретно о Москве, а о России.

Д. М.: Возможно, что Россия не так сильно изменилась.

В.Б.: Россия — это совсем молодое государство.

Д. М.: Москва — это совсем молодое государство. (*смеются*) Вы не хуже меня знаете, что Москва — это одно, а все, что за ее пределами — нечто иное. Думаю, менталитет людей немного изменился. В 90-е годы люди искали нового. А сейчас они, возможно, ищут способ скорее заработать много денег, достичь успеха кратчайшим путем.

В.Б.: Вы думаете, это изменилось?

Д. М.: Я думаю, у людей появилось в голове еще и что-то другое.

В.Б.: Но это совсем недавно...

Д. М.:  Да, очень даже недавно. Люди должны быть пройти через "сверхпотребление", в Советском Союзе и в 90-х же не было "среднего класса", да и в начале 2000-х тоже — были очень богатые люди и были те, кто пытались обеспечить себя хотя бы самым необходимым. И сейчас, конечно, ситуация значительно изменилось. Много людей сегодня можно отнести к среднему классу, появилось много молодежи, которая гонится не только за тем, как достать деньги, но и обращается к каким-либо русским традициям, культуре, к политике.

В.Б.: Мы можем согласиться с тем, что понятие "современная русская душа" совсем неочевидно, в особенности, если сравнивать с предыдущим поколением?

Д. М.: Вот что мне кажется очевидным: каждый, кто думает о "русской душе" пытается обрисовать ее. Если же вы сможете дать мне три-четыре конкретных определения, что же это такое, я с радостью выслушаю и помещу в свою следующую книгу. 

*смеются*

Давиде Монтелеоне. Из книги Dusha — Russian Soul

В.Б.: Кроме вашего проекта, я видел и другие, снятые в России и о России. Они все связаны с советским прошлым нашей страны.

Д. М.: Ну а как иначе — это же 80-летняя история. Должно пройти время, прежде чем люди начнут думать о чем-то другом.

В.Б.: Вот, например, Роб Хорнстра (Rob Hornstra, 27-летний нидерландский фотограф-документалист — прим.ред) живет в Сочи, и снимает изменения в регионе, связанные с приходом олимпиады, а выигрывает World Press Photo со своей серией певцов в дешевых сочинских кафе — это ведь тоже советское наследие.

Д. М.: Это находка в процессе поиска. Он искал что-то другое, а увидел это и снял, потому что знал, что люди заходят увидеть именно эти снимки.

В.Б.: Раз уж мы затронули тему World Press Photo, Вам не кажется, что конкурс немного переоценивают? Слишком много фотографий, которые признаются лучшими,  были сделаны в горячих точках мира. Это может дать такой эффект, что молодой фотограф, без идей и без персональных проектов в поисках признания бросится туда, где горячо, только из-за того, что так легче этого признания достичь.

Д. М.: Полемика на эту тему началась уже достаточно давно и продолжается до сих пор. Особенно во времена кризиса в фотографии каждый фотограф пытается найти "вкус" к своей работе...

В.Б.: Да, и как-то так получается, что все они идут на войну. Может не все, но многие из них.

Д. М.: Не все, конечно, но да, много фотографов. Во-первых, сейчас это стало намного легче — попасть "на войну".  На самом деле я думаю, что вся идея появления WPP выросла из того, что людям нужно дать возможность знать, что происходит вокруг. С годами требования меняются — жюри каждый раз тоже разное. Прошлый год был более сбалансирован.

Я скажу за себя: не хочу ездить и снимать специально для WPP. Я делаю то, что люблю и потом отправляю свои фото в WPP. При этом совсем не важно, где эти снимки были сделаны — в студии, России, Абхазии или где-то еще. Только первая моя работа, которую WPP приняли — была сделана во время войны, другой снимок сделан в Абхазии и еще один снимок — с Миланской недели моды. Опять-таки, хочу повториться, что я лично не заинтересован в получении премии. Если я выиграю приз — здорово, если нет — ничего страшного.

Давиде Монтелеоне

В.Б.: Каковы Ваши первые впечатления и переживания, когда Вы посетили Абхазию? Это совершенно изолированное государство. Как физически, так и экономически. Оно граничит с мягко говоря, не бедной страной, граница с Россией открыта, но разница, в уровне жизни, если посмотреть, огромна.

Д. М.: Сложно сказать, я уже давно там не был. Первый раз я попал туда в 2002 году, кажется, потом в 2008-м и мне очень понравилось это место. Когда я делал свою первую выставку, посвященную Кавказу, экспозиция называлась "Русский Кавказ", на ней было три снимка Абхазии. В музей, где проходила выставка, позвонили из грузинского посольства, чтобы сообщить, что заглавие выставки было неправильным и должно быть изменено, поскольку Абхазия была частью Грузии.

В.Б.: Неудивительно.

Д. М.: Да, совсем неудивительно, в итоге мы изменили название, но из географических, а не политических соображений — это действительно не Россия. Но для себя я понял:  у России и Абхазии общего намного больше, нежели у Абхазии и Грузии. И даже несмотря на то, что независимость государство получило только в 2008 году, и то ограниченную, Абхазия все равно находится под влиянием России (в хорошем смысле  этого слова).

В.Б.: В какой-то мере абхазов можно считать заложниками ситуации.

Д. М.: Да, в какой-то мере, но это их выбор. Их экономическое и политическое спокойствие зависит от России.

Виктор Бойко и Давиде Монтелеоне

В.Б.: Расскажите о ваших последних проектах?

Д. М.: Написал книгу о Кавказе, вернулся в Россию в январе прошлого года. Около полугода назад опубликовал ее. На протяжении трех последних месяцев снимал в Чечне, но не могу об этом рассказывать. Прошлым летом участвовал в проекте с New Yorker.

Еще я "путешествовал" на грузовом корабле из Мурманска в Китай. Это был странный, но хороший опыт. Я чувствовал себя не просто туристом, а частью корабля, хотя все дела были скучными, рутинными. Но за это время я успел сделать несколько пейзажей пустынного моря. Играл в пинг-понг, читал книжки, много размышлял, совсем не пил, потому что это запрещено. Не пользовался телефоном или интернетом. Полностью потерял связь с внешним миром.

В.Б.: Чувствовал ли себя оторванным? Пошло ли это время на пользу?

Д.М.: Это был хороший жизненный опыт. Экстремальное, "психологическое" путешествие. Раньше я много ездил по миру, и в то время, когда мобильные телефоны и связь не были явлением повсеместным, спокойно обходился без этого, но сейчас все иначе. Ты не можешь прожить и дня спокойно без звонка или проверки почты.

В.Б.: И последний вопрос, что бы ты ответил, если тебе позвонили бы из администрации президента — любого, абстрактного государства, и предложили бы работу личного фотографа, например, на год или два?

Д. М.: О, это очень зависит от того, что это за президент, что за страна. Один из моих коллег был рядом с Обамой в его первый год президентства, это, думаю, был великолепный опыт. Но это может оказаться и безумно скучно — а ты вынужден посвящать этой работе сто процентов своего времени... А если это правильный президент в правильный отрезок времени — могут получиться исторически важные снимки. Если это, например, диктатор — еще интереснее!