Почему мы неправильно относимся к старости

Геннадий Устиян

«Старость не для неженок», — говорила знаменитая актриса Бетт Дэвис. Но если вспомнить, никакой период ее жизни не был «для неженок». Известно, что Дэвис была помешана на работе, часто жертвовала личной жизнью ради карьеры и еще была, что называется, нелегкой. Она четырежды выходила замуж, три брака закончились разводами, второй муж скончался при странных обстоятельствах. Актриса много работала вплоть до самой смерти в возрасте 81 года — то есть не то чтобы последние 20 лет жизни любимая кинозвезда Америки, обладательница двух «Оскаров», провела в счастливом безделье, тратя честно заработанные миллионы. Сама она считала свою жизнь не самой счастливой (ее мемуары называются «Одинокая жизнь»), но была востребованной профессионально и активной до последнего дня, объясняя в интервью, почему к 80 годам не бросила курить: «Потому что сигарета — это единственное, ради чего я встаю по утрам».

Все работавшие с Дэвис вспоминали, что, хотя она была лишена женского или звездного тщеславия и часто с удовольствием себя старила, чтобы добиться нужного эффекта на экране, в жизни с возрастом она все хуже относилась к молодым хорошеньким актрисам. Джоан Коллинз, познакомившаяся с Дэвис на съемках фильма о Елизавете I «Королева-девственница» в 1955-м, когда ей было 22 года, а Дэвис — 47 лет, вспоминала, что звезда третировала свою молодую красивую партнершу, считая ее бездарной выскочкой, которую интересует не работа, а возможность выйти замуж. Коллинз, которой самой сейчас уже 82 года, предлагает совершенно иной тип старости — счастливый. Не добившись тех же профессиональных вершин, что Бетт Дэвис (ее самой знаменитой ролью остается Алексис в сериале «Династия» 30-летней давности), Коллинз счастлива замужем за мужчиной младше ее на 32 года и на возраст, болезни и одиночество жаловаться не склонна.

Вспомнить эти разные отношения к старости меня заставили два свежих события — выходящая в прокат «Молодость» Паоло Соррентино и прошедший на неделе фестиваль фильмов с пожилыми героями с крайне неудачным названием «Никогда не поздно». Старость по Соррентино — размышления о несделанном и прогулки с разговорами о сложностях с мочеиспусканием. Это вульгарный, пошлый взгляд на старость и человеческую жизнь вообще, где герой Харви Кейтеля, узнав, что любимая актриса (Джейн Фонда) отказалась сниматься в его новом фильме, реагирует на ее отказ так, как не поступил бы ни один нормальный человек. Вообще старики, если с ними поговорить, оказываются совсем не такими, какими их показывают в кино и на телевидении.

• 01
• /
• 05

Мама в детстве мне говорила, что нельзя смеяться над больными, а над стариками можно — в конце концов, мы смеемся над собственным будущим. Но старость как одинаковое состояние немощности превратилась, простите за тавтологию, в устаревший штамп. Для многих стариков это иногда комфортное, иногда не очень состояние — в зависимости от взглядов, здоровья и бэкграунда, с которым человек пришел к старости. Да и сама старость в наше время все больше превращается в гораздо более спокойный, чем раньше, период (речь идет о развитых странах, конечно). Исследование, опубликованное в августе этого года американским Институтом изучения и оценки здоровья, показывает, что за последнюю четверть века средняя продолжительность жизни в развитых странах выросла на 6,2 года (самая высокая в Андорре — 83,9 года — вот что значит жить в горах в благоприятном климате и без социальных потрясений). Нам здесь не повезло: в России средняя продолжительность выросла всего на 1,7 года, в этом смысле мы тащимся где-то в хвосте эволюции.

Но это скучная статистика, самое интересное начинается, когда говорят о своем опыте люди. О том, что старость — состояние относительное, свидетельствуют результаты исследования 2009 года, в ходе которого людей спрашивали, когда, по их мнению, начинается старость как жизненный период. Участники от 18 до 29 лет ответили, что старость приходит в 60, люди среднего возраста — что в 70. Опрошенные в возрасте около 60 назвали цифру 74. Более подробные вопросы выявили, что стариков больше интересуют разговоры о будущем, путешествиях и окружающем их эйджизме, чем, как кажется многим, о болезнях и прошлом. Старики жалуются на эйджизм примерно так же, как женщины — на сексизм, только если у женщин сексизмом являются высказывания в их адрес, то старики называют дискриминацией исключение их из активной жизни обществом или, наоборот, чрезмерную показную заботу как о больных.

Мама в детстве мне говорила, что нельзя смеяться над больными, а над стариками можно — в конце концов, мы смеемся над собственным будущим

Почему такое отношение к старости неправильно или, вернее, неправильно по отношению ко всем людям за 70? Потому что мы привыкли думать о жизни только в категориях прогресса и распада, будущего и прошлого. Но жизнь гораздо интереснее формул. Точно так же, как, например, не бывает двух одинаковых подростков, уж тем более не бывает двух одинаковых стариков, особенно учитывая приобретенный ими опыт и воспитанную в процессе жизни индивидуальность. В массовом сознании сегодняшней молодежи или людей среднего возраста, которые и определяют медийное представление о старости, есть несколько неистребимых стереотипов, которые мы постоянно видим на экране: «старый брюзга», вечно жалующийся на то, что раньше было лучше, «эксцентричная старушка» и еще несколько — не так много. Гораздо удачнее получается показывать старость у артхаусных европейских режиссеров вроде Михаэля Ханеке («Любовь») или Эндрю Хэя (совсем свежие «45 лет» с Шарлоттой Рэмплинг и Томом Кортни). В Америке прошлогоднюю драму «Эльза и Фред», в которой пожилые герои Ширли МакЛейн и Кристофера Пламмера даже занимаются сексом(!), почти никто не смотрел, потому что такая тема не кажется продюсерам коммерческой и они не вкладываются в рекламное продвижение фильма.

Жизнь гораздо интереснее формул. Точно так же, как, например, не бывает двух одинаковых подростков, уж тем более не бывает двух одинаковых стариков, особенно учитывая приобретенный ими опыт и воспитанную в процессе жизни индивидуальность
Частично последние десятилетия жизни выглядят одинаково для молодых, потому что они их пока не пережили, а сама старость говорит тихо и просто, без наносной ерунды, поэтому не может докричаться до широких масс, и в общем, возможно, ей это и не нужно. Если в молодости люди тянутся друг к другу, познавая мир из сексуального интереса, а в зрелом возрасте все больше обособляются в своих семьях и домах и перестают быть общей массой, интересной обществу потребления, потому что их интересы становятся все более индивидуальными, то старость — логическое продолжение этого ухода человека от крикливого центра потребления в гораздо более интересные сферы. Поэтому ее так сложно охватить и описать — потому что старость еще более индивидуальна, чем предыдущие периоды человеческой жизни. Можно состариться как Бетт Дэвис, и это одна старость. Можно — как Джоан Коллинз, и это совсем противоположная. А можно по-третьему, по-четвертому и так далее до бесконечности. Любопытно же разбираться в каждом отдельном случае, и, когда у кого-то это получается хорошо, как у Ханеке или Хэя, результат обычно ценят не только старики, чью жизнь показывают адекватно и реалистично, но и все зрители, узнавшие о своем будущем нюансы, о которых интересно думать, чтобы прийти к старости с максимально разнообразным багажом.