Домашнее чтение: отрывок из книги "Аристотель для всех"

Обычно мы думаем о рождении живого организма как о воз­никновении того, чего не было раньше. И мы часто говорим о смерти человека как о его исчезновении.

С точки зрения Аристотеля, изменения, которые он назы­вает возникновением и исчезновением, отличаются от всех прочих искусственных и естественных изменений (места, качества или количества).

Этот особый вид изменения в природе является наиболее трудным для понимания. Почему? Чтобы выяснить это, да­вайте начнем с самого легкого — создания или разрушения вещей людьми.

Когда люди перемещают вещь или увеличивают ее, то она остается все той же вещью. Она продолжает существовать как та самая уникальная вещь, меняясь только с точки зрения своих характеристик: местонахождения, цвета или размера.

Мы можем понять постоянство отдельной изменяющейся вещи благодаря тому, что ее сущность выражается одним и тем же названием как до, так и после произошедшего изменения: этот мяч, тот стул. Это не другой мяч или другой стул.

Когда кто­-то берет материал, например деревянные бру­ски, и трансформирует его в стул, возникает искусственная вещь, которой раньше не существовало. Деревянные бруски, ставшие стулом, — это, конечно, не то же самое, что зеле­ный стул, ставший красным. Причина в том, что, когда стул появился, несколько отдельных деревянных брусков прекра­тили свое существование в виде нескольких отдельных бру­сков, в то время как этот стул остается именно этим стулом, меняясь в цвете.

Чтобы лучше понять это, давайте разберемся со значениями четырех слов, упомянутых в предыдущей главе: «материя», «форма», «возможность» и «действительность». Несмотря на то что их значения нетрудно вывести, опираясь на общий опыт и здравый смысл, они не относятся к часто употреби­тельным в повседневной речи.

Деревянные бруски, которые не были стулом, стали дере­вянными брусками, являющимися стулом. Если деревянные бруски — не стул, это говорит о недостатке в них «стульно­сти»: они лишены формы стула. Давайте использовать тер­мин «отсутствие» для определения недостатка какой­-либо формы.

Но если бы в этих деревянных брусках только отсутствова­ла «стульность», они бы никогда не смогли стать стулом. Они должны обладать способностью приобретать «стульность». Эта способность приобретать форму неразрывно связана с отсут­ствием формы: если в брусках нет нехватки формы стула, они не могут приобрести ее, ведь если им ее хватает — они ее уже имеют. Только тогда, когда каким­-то материалам не хва­тает какой-­то формы, у них есть способность приобрести ее.

Давайте назовем эту способность потенцией рассматривае­мых материалов. Другими словами для ее обозначения вы­ступают «возможность» и «может быть». Когда деревянные бруски не являются стулом, они могут им быть. Если они были стулом, они не могут им стать.

Но было бы неправильным сказать, что, если некоторые материалы не имеют определенной формы, у них всегда есть потенция для ее приобретения. Например, вода и воз­дух не обладают формой стула, но, в отличие от дерева, они не имеют возможности для ее принятия.

Когда деревянные бруски, не имеющие форму стула, но име­ющие потенцию для ее приобретения, получают ее благода­ря мастерству и усилиям плотника, мы говорим, что дере­вянные бруски, у которых была возможность стать стулом, теперь действительно стали им. На протяжении всего про­цесса становления, до самого момента, когда стул наконец приобрел свою окончательную форму, деревянные бруски, проходящие трансформацию, будут стулом все еще только потенциально. Пока их трансформация не пол­ностью завершена, они не есть в действительности стул.

Когда деревянные бруски в действительности становятся стулом, их возможность стать стулом реализовывается. Это значит, что у них больше нет этой потенции. Форма, кото­рую приобрело дерево, является действительностью, устра­няющей возможность, которая сопровождается отсутствием формы у деревянных брусков, но не сопровождается отсут­ствием формы у воздуха или воды.

Мы видим, как материя, форма, потенция и действи­тельность связаны между собой. Материя может иметь или не иметь определенную форму. Не имея ее, она при этом может иметь способность для ее приобрете­ния — потенцию иметь эту форму. Но не всегда, когда материи не хватает определенной формы, она обладает этой потенцией. Когда материя при­обретает потенциальную форму, это значит, что возможность была реализована. Получение фор­мы трансформирует материю от возможного стула до действительного.

Я использую слова «материя» и «материалы» как синонимы. Но когда мы говорим о древесине и воде, то мы ведем речь о разных видах материи. Древесина — это не просто мате­рия, а ее определенный вид: это материя с формой древеси­ны, что отличает ее от материи в форме воды. Форма мате­рии делает ее определенным видом материи (древесиной) и дает ей определенную потенцию (стать стулом). Материя в форме воды ее не имеет.

Материя может иметь или не иметь определенную форму. Не имея ее, она при этом может иметь способность для ее приобрете­ния — потенцию иметь эту форму. 

Если мы понимаем эту простую идею, то с помощью неслож­ных рассуждений осознаем еще один важный момент.

Дерево может стать стулом, но не электрической лампочкой; вода может стать фонтаном, но не стулом. Материя с опре­деленной формой имеет ограниченную потенцию на приоб­ретение других форм. Это верно для любого вида материи, всех различных видов материалов, с которыми могут рабо­тать люди для производства вещей: стульев, электрических лампочек и фонтанов.

Теперь представьте материю, полностью лишенную формы. В действительности она не относится ни к какому виду ма­терии. Но она также имеет возможность стать любым видом материи. У нее нет никакой формы, но есть потенция приоб­рести любую форму. Она обладает неограниченной возмож­ностью для приобретения любой формы.

Предполагаю, что вы думаете так: «Подождите, материя без формы имеет неограниченную потенцию для приобретения формы, но при отсутствии любой формы она в действи­тельности будет ничем. То, что в действительности ничем не является, не существует. Поэтому, говоря о бесформенной материи, мы ведем речь о том, чего не может существовать». Тогда почему, спросите вы, я потрудился упомянуть бесформенную материю?

Аристотель сказал бы, что вы правы, считая, что чистая бес­форменная материя является ничем и не существует. Но он добавил бы, что при этом она также потенциально являет­ся всем: любым возможным видом вещей, которые могут существовать.

Тем не менее вы задаетесь вопросом: какой смысл думать о бесформенной материи, если ее нет? Аристотель отвечает, что никакого, если мы ограничиваемся попытками понять искусственно созданные и разрушенные объекты. Но с ро­ждением и смертью животных все сложнее.

Аристотель сказал бы, что вы правы, считая, что чистая бес­форменная материя является ничем и не существует. Но он добавил бы, что при этом она также потенциально являет­ся всем

Давайте сначала рассмотрим смерть животного. Наш домашний кролик умирает: его тело гниет, распадается и в итоге исчезает. Материя, которая имела форму кролика, больше не имеет ее. Сейчас она приобрела другую форму, как случается, когда кролика убивает и съедает волк. Это была материя объекта одного вида (кролика), а стала материей объекта другого вида (волка).

Происходящее в данном случае отличается от трансформа­ции дерева в стул. Став стулом, материя не перестает быть деревом. Определенный вид материи сохранился, пройдя через предмет изменения. Деревянные бруски, которые в одно время не были стулом в действительности, теперь им стали.

Но в трансформации, происходящей, когда волк уби­вает и съедает кролика, определенный вид материи не сохраняется. Материя объекта определенного вида (в форме кролика) становится материей объекта друго­го вида (в форме волка). Единственный идентифици­руемый объект этого изменения — это материя, но не материя определенного вида, так как она, изменяясь, не сохраняется.

Теперь рассмотрим рождение. Кролик появляется на свет в результате полового размножения. Как и все мы, Аристо­тель тоже знал эту правду жизни. Процесс, приводящий к рождению живого кролика, начинается с того, что яйце­клетка крольчихи оплодотворяется спермой кроля.

Новый организм развивается с момента оплодотворения, несмотря на то что в это время он, не будучи отдельным жи­вым существом, по-­прежнему живет в матке самки кролика. Рождение кролика — это просто этап в процессе его разви­тия. Он развивался внутри крольчихи перед рождением, и он продолжает делать это после, до тех пор пока полно­стью не вырастет.

Рождение — это отделение одного живого организ­ма от другого: крольчонка от мамы­крольчихи. Оно является локальным перемещением: перемещением крольчонка из пребывания в одном месте (внутри ма­мы-крольчихи) — в другое (вне ее тела).
Теперь давайте вернемся к началу существования кролика — к его зачатию. До этого момента яйцеклетка самки кролика и сперма самца не были фактически кроликом, но вместе у них имелась потенция стать им. Реализация этой возмож­ности произошла во время оплодотворения, когда материя спермы объединилась с материей яйцеклетки.
Можно ли считать, что материя яйцеклетки и материя спермы отдельно друг от друга также относятся к материи крольчонка после момента оплодотворения, как материя
кролика относится к материи волка после съедения кролика волком? Если ответ «да», то бесформенная материя есть объект изменения в процессе возникновения и исчезнове­ния живых организмов. Мы определяем ее как сохранение, или стабильность, в этом особенном виде изменения.

Если вы считаете, что Аристотель зашел слишком далеко, объясняя естественное возникновение таким же образом, как и искусственное, то рассмотрите еще один пример.

К нему обращался сам Аристотель. Он говорил, что природа шаг за шагом переходит от безжизненных объектов к жи­вым существам таким образом, что невозможно определить точную грань разделения. Можем ли мы, например, рассма­тривать неживую материю, из которой трансформировались первые на земле живые организмы, как материю определен­ного вида? Разве она остается тем же видом материи как до, так и после появления на свет первых живых организмов?

Вероятно, вы не назовете ее бесформенной материей. Но вам кажется трудным обозначить ее как материю определенного вида, сохраняющую ту или иную форму. Если вы рассуж­даете подобным образом, то понимаете, почему Аристо­тель считал естественное возникновение более сложным для объяснения, чем искусственное создание, и почему он упоминал чистую, или бесформенную, материю, которой, конечно же, не существует.