Великая история искусств от Бернара Арно

«Мы не даем ответы — мы ставим вопросы, — говорит на пресс-конференции артистический директор Louis Vuitton Fondation и главный куратор выставки Сюзан Паже и добавляет, заметно волнуясь: — Я писала эту речь сегодня ночью». Речь у нее, впрочем, получилась отличная — четкая, концептуальная и вполне программная. Что значит смотреть на произведение искусства? Кто формирует историю искусства сегодня, в очень агрессивной маркетинговой среде? Как восприятие зрителя меняет произведение? «Я, — говорит мадам Паже, — не знаю ответа на эти вопросы».

Это, конечно, отчасти хорошая французская риторика, потому что если бы она не знала ответов, то не смогла бы организовать выставку той же четкости, что и ее речь. Но только отчасти — тут явно есть критический взгляд на каноническую историю первой половины XX века и попытка увидеть за учебником живую жизнь великих картин. Причем сделать это считаными средствами на четко ограниченном пространстве.

Louis Vuitton Fondation занимается современным искусством, и эта выставка была задумана не просто как собрание всемирно узнаваемых картин (и демонстрация неограниченных возможностей фонда Бернара Арно), но как ответ на вопрос, откуда растут ноги у этого самого современного искусства. И это, пожалуй, самый эффектный ответ, представленный публике с начала этого века.

И если в результате пиара я и сотни тысяч других смогут, наконец, понять и уложить в голове, как в XX веке все взорвалось и взлетело в воздух, а потом сложилось в нечто совершенно новое, — это вполне гуманистический пиар

Компактный ответ в 4 частях и 6 залах. И это ключевой момент. Здесь нет ничего хронологического, никаких академических переходов от стиля к стилю, от классика к классику, никакого «кубизма», «немецкого экспрессионизма», «супрематизма» и прочего, к чему мы привыкли на подобного рода ретроспективах. Да это и не ретроспектива ни разу. Это настоящий просветительский проект: концептуальная история возникновения современного искусства, увиденная глазами лучших французских арт-кураторов. Его компактность и обозримость вкупе с возможностью фотографировать и тут же все вешать в Instagram (тут свободный Wi-Fi) делают его максимально современным и максимально демократичным.

Буквально за час мы последовательно видим, как одиночество, страдания и вообще сложно устроенная душевная жизнь становятся основным содержанием искусства и меняют его форму. И тут в центре зала висит мунковский «Крик», как произведение, определившее модернизм и известное буквально каждому. Как постепенно фигуративная живопись распадается на геометрические и цветовые плоскости — с фантастической подборкой из Моне, Малевича, Мондриана, Пикассо и Ротко. Как фактически начинается современная жизнь с мегаполисами, индустрией, рекламой и медиа, где радостные механические женщины Фернана Леже встречают глянцевых красоток в стиле Mad Men саркастического Франсиса Пикабиа. Ну и как живопись адаптирует музыкальные законы, где над всем доминирует фантастический «Танец» Матисса, хедлайнер выставки, отлично тут повешенный и освещенный, — самый условный с точки зрения концепции, но самый яркий с точки зрения цвета зал выставки.

В итоге всем, от простых филистеров до любителей искусства, видна связь между «Нимфеями» Моне и абстрактными пейзажами Мондриана и даже видно, почему эти невинные «Нимфеи» и буквально просверливающие мозг цветовые поля Ротко — звенья одной цепи. И что динамичный орфизм Робера Делоне связан с футуристическими штудиями движения Джино Северини больше, чем со статичным кубизмом.

Понятно, что соединение вместе картин из разных частей света и есть то, чем завлекает такого рода выставка. Так же как понятно, что развеска — это важнейший кураторский инструмент. Но тут все это использовано с настоящим блеском: соединить на одной стене Фрэнсиса Бэкона из Мельбурнской национальной галереи штата Виктория и Фрэнсиса Бэкона из Чикагского музея современного искусства, которые выглядят как диптих, — это очень классно. А повесить напротив такие же серо-коричневые портреты Альберто Джакометти (и поставить тут же его знаменитого «Шагающего человека») и убедительно показать таким образом, какой всеобщей была идея экзистенциального отчаяния, — это и есть отличная кураторская работа.

Как на выставках старых мастеров скрупулезно собирают разрозненные алтарные доски и их пределлы, так и тут кураторы (а вместе с Сюзан Паже работали Беатрис Парен и Изабель Монод-Фонтен) соединили на одной стене работы с общей идеей. Можно только представить, сколько сил и времени ушло на то, чтобы привезти цикл из пяти автопортретов Хелены Шерфбек, финской художницы, которая почти 30 лет, с 1915 по 1944 год, маниакально фиксировала все свои возрастные изменения: седину, мимические морщины, гравитационный птоз, — превращая свой страх старости и смерти в материал для мощнейшего искусства. Каждая из пяти приехала сюда из разных музеев и частных собраний — и это исключительный опыт еще и потому, что Хелена Шерфбек не особенно известна за пределами Финляндии.

Так же как Франтишек Кубка — за пределами бывшей Австро-Венгерской империи, и увидеть два его огромных абстрактных полотна из Праги и Вашингтона вместе — настоящая удача. Это вообще принцип выставки Les Clefs d'une passion — имена первого ряда и шедевры тут соединяют с именами второго и третьего и малоизвестными работами. А также избегают клише — например, в зале, посвященном новому мегаполису, среди попистов есть Пикабиа, но нет даже намека на раннего Энди Уорхола.

В чем была цель Бернара Арно? На этот вопрос сейчас будут отвечать в жанре маркетинг-конспирологии — «все пиар и на всем делают деньги». Возможно, и так — даже, скорее всего, так. Но пиар пиару рознь. И если с помощью пиара мне (а вместе со мной сотням тысяч людей, которые попадут на эту выставку за 3 месяца ее работы) дадут увидеть великие картины, до которых можно не добраться за всю жизнь (попробуй, например, слетай в Мельбурн) — это прекрасный пиар, очень полезный и нужный обществу. Если в результате пиара я и сотни тысяч других смогут, наконец, понять и уложить в голове, как в XX веке все взорвалось и взлетело в воздух, а потом сложилось в нечто совершенно новое, — это вполне гуманистический пиар. И пусть его будет больше.

Мне же лично кажется, что этой выставкой Бернар Арно хотел окончательно утвердиться как филантроп и просветитель. И это ему удалось безусловно — с попутной демонстрацией того, что такое общественно ориентированный капитализм.

Кроме всего прочего, проходя сквозь эти шесть комнат, я испытала давно забытое чувство восторга перед великой русской культурой — потому что в каждой были либо картины русских художников, либо картины, купленные в свое время Сергеем Ивановичем Щукиным и Иваном Абрамовичем Морозовым. И вот за этот патриотический момент, подаренный мне Бернаром Арно, отдельное ему персональное «спасибо».