Поиск

Эксклюзив Buro 24/7: Андрей Звягинцев

Эксклюзив Buro 24/7: Андрей Звягинцев

"Эта Елена не прекрасная, это Елена ужасная"

Недавно вышедший на широкие экраны новый фильм Андрея Звягинцева "Елена" был отмечен специальным призом жюри на Каннском фестивале. На кинофестивале в Смоленске, представляя картину, режиссер на всякий случай предупредил: "Эта Елена не прекрасная, это Елена ужасная". И с таким напутствием оставил публику наедине с фильмом, но не ушел из зала, а потихоньку присел на ступенях и внимательно смотрел фильм вместе со зрителями. Следил, достаточно ли качественное изображение, не подвел ли звук, замечал, как втягивается публика в неспешный ритм его картины. В финале были аплодисменты и серьезные, сосредоточенные лица. Теперь Звягинцев готов рассказать, как создавался фильм.

Вашему фильму больше подошло бы название "Деньги". Вы не рассматривали такого варианта? 

Одна из версий названия картины, после того, как она уже была смонтирована, была "Нашествие варваров". Но, во-первых, в 2003 году вышла картина режиссера Дени Аркана с таким же названием, и это меня отпугнуло. Вторая идея была — назвать фильм "Деньги". Но мне показалось, что это уж совсем в лоб. И потом, так же назывался последний фильм Роббера Брессона 1983 года, поставленный по рассказу Льва Толстого "Фальшивый купон". Но я отказался не из-за того, что названия дублируются, а из-за главной героини.

 

Вы не стали мудрствовать лукаво и назвали фильм по имени — "Елена", как "Братья Карамазовы", "Анна Каренина", "Евгений Онегин". Получается так?

Если в голову спонтанно не приходит какое-то емкое название, то, мне кажется, нет ничего лучше и точнее, чем назвать фильм именем. Изначально этот проект должен был быть англоязычным, и мы должны были его снимать либо в Британии, либо в Америке — таковы были условия проекта. Поэтому, когда мы нашли имя Хелен, нам показалось, что оно такое хлесткое, как удар плети, мы просто в него влюбились. Но история с Британией накрылась, поскольку продюсер Оливер Данги сказал, что ему надо иметь портфель из четырех готовых сценариев, с которыми он сможет пойти к продюсерам. И я понял: пока он найдет остальных троих, пока он с ними договорится, пока они расскажут про свою занятость, пока они напишут сценарии, мы просидим зря. Я забрал проект и стал в России искать деньги. Таким образом, история эта перекочевала на нашу территорию, чему я очень рад, потому что мне это близко, я тут родился и всю жизнь прожил. Хелен превратилась в Елену, Ричард стал Владимиром, Кэтрин стала Катериной, а Денис стал Сережей…

 

Подобно Достоевскому и его Раскольникову, вы сделали Елену симпатичной, несмотря на то, что она совершает жестокое убийство. Почему?

Я помню 9-й класс, когда по программе надо было читать Достоевского. Я приехал к родственникам и показал, вот мне нужно прочесть Достоевского. И мне мой родственник тогда дал такую рекомендацию "Преступления и наказания": "Вот тут на 80-й странице он убивает старушку, а остальные 400 ходит и мучается". Но я, прочитав Достоевского, насладился этой книгой. Я понял, что Достоевский — это мой автор. При том, что я часто слышу про связь героев моего фильма с Родионом Раскольниковым, разница здесь существенна. Что касается Раскольникова, то это осознанный жест, промысленный и продуманный. Это идея, которая его посетила и полностью увлекла. Елена действует спонтанно. Она действует как животное — это не мужской, идейный поступок, а инстинктивный, спасительный и, как она думает, материнский.

Эксклюзив Buro 24/7: Андрей Звягинцев (фото 1)

В трельяже Елена видит себя в трех ипостасях — женщина-мать, женщина-содержанка и женщина-убийца. И потом взять хотя бы три поколения, которые вы показываете в фильме. Есть все-таки какая-то тройственность в вашем фильме…

Три поколения — мне это показалось очень сильным, и я осмыслил это только на этапе подготовки режиссерского сценария. И даже где-то записал себе, что Владимир и Елена — одно поколение. Я наблюдал падение и деградацию от взрослых через детей к внукам — к миру Саши, вот к этой адской воронке, к этой трубе ТЭЦ — для меня это как круги ада. Потемки, морок, черти — меня это вдохновляло. Я бы никому не хотел навязывать свои человеческие идеи и хотел бы сохранить нейтралитет...

 

Почему вы выбрали для своей героини именно такой способ убийства и как вы к нему пришли?

Вы имеете в виду "Виагру"? Мы очень подробно изучили этот вопрос. Я даже по этому случаю встречался с компанией "Пфайзер". Было два юриста, коммерческий директор и я. Я думал, что буду всю встречу молчать, ну знаете, типа, пришел режиссер, который хочет снять вашу "Виагру". А пришлось говорить только мне. И я каким-то чудом сумел убедить их в том, что для них это будет даже выгодно, если мы расскажем людям правду. Дело в том, что сценарист Олег Негин нашел в интернете много отзывов и всяких страшных случаев, связанных с "Виагрой". Там дело вот в чем: человеку, пережившему инфаркт, в ста процентах случаев прописывают лекарство, содержащее в себе вещество — нитраты. Действующее вещество "Виагры" используется как средство для сердечников, но побочный эффект — смерть. Компанию-производителя я попытался убедить, что тут идея, упреждающая эту жуткую опасность. Они только попросили нас об одном — чтобы мы сделали так, что Елена превысила дозу, чтобы это была вторая таблетка. Мы на это пошли, потому что другого выбора не было. Нам надо было бы изобретать другое лекарство, но мы хотели, чтобы это была именно "Виагра".

 

Многие актеры мечтают у вас сниматься, но звезд вы снимаете редко. Что для вас актер? Какие задачи вы ставите актеру?

К актеру одно требование — работать по возможности правдиво, органично, точно в обстоятельствах каждой конкретной сцены. Открою вам такой секрет — в фильме "Елена" только исполнители главных ролей, Владимир Смирнов (он, кстати, не знал этого финала и увидел его только на экране) и Надежда Маркина, читали сценарий полностью. Все остальные актеры сценария целиком не видели. Но это был не эксперимент. Я сам актер, поэтому знаю, что актер всегда тянет сверхзадачу. Он тянет свое отношение в этом моменте, как бы держит финальную сцену, потому что знает замысел полностью. А мне бы хотелось от актера, чтобы он был в конкретной сцене максимально органичен — и все. И главное условие в поиске, которое для меня является важным в определении, тот актер или не тот, — это общение с ним. Когда мы общаемся с ним, я понимаю, например, что я с этим человеком на одной волне, и я авансом влюбляюсь в него, просто потому, что мне нравится этот человек. Дальше мы делаем пробы, он удачно или неудачно их проходит, и мне остается принять решение. Но контакт человеческий — лично для меня — это крайне необходимая вещь. Кшиштоф Кесьлевский как-то сказал: "Пятьдесят процентов успеха фильма — это правильный кастинг". Вот если актеры правильно выбраны, с ними уже даже работать не нужно. С Андреем Смирновым работать не нужно. С Надеждой Маркиной работать не нужно. Ей нужно просто создать среду, чтобы она могла как-то "дышать", знать, что у нее пленки не на один дубль, а сколько хочешь — свободно существовать и органично реализовывать то, что необходимо. Мы, конечно, что-то поправляем. Я подсказываю по ритму, где какие акценты в тексте сделать, и не более того. Актеры сами все делают. Я трачу очень много времени на поиск актеров, а дальше это уже их работа, их талант, их дарование.

 

По образованию вы актер, у вас большой актерский опыт. Не хотелось бы вернуться в эту профессию?

Как только режиссерская работа меня поглотила целиком и полностью, у меня нет никакого желания пробовать себя как актера и, не дай бог, сниматься в своих собственных фильмах!

 

Предполагали ли вы успех своего фильма "Возвращение"?

Сложно ответить однозначно, ждали мы чего-то или нет, но я могу вам рассказать одну байку. На съемочной площадке (мне уже потом напомнили, что я так шутил) я говорил 13-летнему Ване Добронравову: "Вань, ты сейчас не очень хорошо сыграл. Если ты и дальше так будешь играть эту сцену, по Каннской лестнице не пойдешь!" Это была такая фигура речи, шутка, мы ее эксплуатировали на площадке как само собой разумеющееся. В том смысле, что мы туда обязательно попадем. Шутка прижилась. И потом я был убежден, что, если ты выкладываешься по полной, если ты отдаешь всю свою кровь, всю свою любовь, всю свою силу, если ты готов все отдать на этот алтарь общего труда, то фильм неизбежно попадет на фестиваль и станет победителем. В этом я не сомневался. А потом я вдруг посчитал: в России ежегодно снимается где-то 180 фильмов, а во всем мире — так и просто несметное количество. И от трех до пяти тысяч фильмов попадают на рассмотрение фестивалей, а в конкурс — всего двадцать! И вот тогда я понял, какое же это огромное море людей, ожиданий, слез, огромного труда, такого же, какой вложили мы в наш проект, лежит на рассмотрении отборочной фестивальной комиссии, чтобы попасть туда... Но когда нашу картину взяли в конкурс, внутри меня вдруг что-то екнуло: "Что-то должно быть". А на конкурсном показе 3 сентября в Венеции показали фильм и после фильма были аплодисменты, каких я ни разу не слышал за всю свою актерскую карьеру — так это было бесконечно долго. Тут у меня второй раз появилось ощущение — не буду скрывать и лукавить, что что-то будет. Но, к сожалению, мы узнали о победе заранее. Наверное, к сожалению, хотя сейчас уже назад отыграть невозможно. За несколько часов до церемонии награждения эта новость о победителях облетела всю Италию. Помню, мы с Костей Лавроненко и Ваней Добронравовым выбрали час за все время нашего пребывания, чтобы прогуляться по Венеции. Скажу вам, что Венеции я так и не видел. Мы сидели на острове Лидо, потому что фестиваль там происходит. И вот мы ходим по переулочкам, каналы, гондолы — и у меня раздается звонок. Звонит наш мировой дистрибьютор Раиса Фомина: "Андрей!!! Вы стоите или сидите? Сядьте куда-нибудь!" И тут она мне сообщает, что, дескать, кубок Вольпи "светит" лучшему исполнителю мужской роли — Ивану Добронравову, "Золотой лев будущего" — за лучший режиссерский дебют, и главный приз фестиваля — "Золотой лев". Вот так за несколько часов до церемонии мы узнали, что с нами будет. Но нас сразу предупредили, что в Венеции не любят, когда все призы сосредотачиваются в одних руках, и, когда кубок Вольпи вручили какому-то итальянскому актеру, я сжал руку Вани Добронравова (он сидел со мной рядом и знал, что он претендент на Вольпи) и сказал: "Ваня, ты все равно лучший".

 

Но Ваня, конечно, расстроился…

Но виду не подал. К тому же он быстро завладел ситуацией — после награждения нас увели за кулисы сперва на пресс-конференцию, а потом отправили в какой-то уголок, где фотографируют всех победителей фестиваля. И стоит там Шон Пенн, который в том году какой-то приз получил. Ванька говорит: мол, обожаю Шона Пенна, он гениальный актер. И вот что происходит: в сторонке курит Шон Пенн со своим кубком в руках, а Ванька — худощавый подросток в пиджаке — берет двух "Золотых львов" и, помахивая ими, подходит к Шону Пенну и говорит: "Ну что, мистер Шон, конгратьюлейшенс!" Надо было видеть лицо Шона Пенна в тот момент!