Психология, капитализм и Бог — почему нужно послушать альбом Канье Уэста Donda прямо сейчас и чего от него не стоит ожидать

27 песен, больше полутора часов звучания. Очевидно, мегаломания: «Большие альбомы должны быть большими». Сквозные темы альбома — умершая мама, отношения с женщинами (в качестве модельного примера Ким Кардашьян), успех, ностальгия и толика страданий по всем этим поводам.

Дослушать до конца вполне реально — так что крупные по нынешним меркам масштабы это не какая-то там пощечина общественному стриминговому вкусу. Не стоит воспринимать «Donda» как авангардистское высказывание без оглядки на потребителя и индустрию. Нет, это совершенно конвенциональная, крайне удобно слушаемая поп-музыка, просто ее многовато: где-то с «New Again» и по «No Child Left Behind» внимание совершенно размывается.

В остальном — ну да, это демо музыкальных достижений имени Канье. Хотите автотюнового минимализма а-ля «808s & Heartbreak» — вот вам «24» или «Johan» с перкуссионным синтом, как в «Say You Will», хотите трещоточного триольного хэта — вот «Hurricane», хотите госпелового хаммонда — пожалуйста, «Praise God». Все испробованные ранее методы используются, плодятся и размножаются. Кроме, пожалуй, заигрывания с рок-музыкой и вообще экспериментальным саундом на «Yeezus».

Собственного узнаваемого звука «Donda» не имеет вообще. Тут повторяется история с рок-группами, записывающими свои неподъемные magnum opus, набранные из самых-самых ожидаемых самоцитат и самоштампов. Хотя работа с семплингом все равно крутая и по-уэстовски неочевидная — чего стоит хотя бы перегруженный вопль из песни «Bell Head» ноу-вейв-группы Liquid Liquid на «God Breathed».

«Donda» Канье хочется сравнить с «Borderline» Земфиры: чуть ли не главным мерилом оценки этих релизов выступает психологизация неизвестных нам людей.

Мы на самом деле мало что знаем об отношениях Канье или Земфиры со своими умершими мамами. Мы можем моделировать эти отношения на основе наших собственных, или на основе интервью музыкантов, или на основе каких-то общекультурных штампов, но понять их полностью не сможем никогда.

Эти альбомы хотят работать именно на сентиментальности, и это как будто бы освящает их: чего все-таки, кажется, быть не должно. Потому что богатые тоже плачут, но плачут далеко не только богатые — да и если хочется пикантного чувства сопереживания более успешным людям, можно отправиться на бандитские кладбища 90-х, там есть настоящие шедевры погребального арта от безвестных мастеров.

Поэтому психологию и сочувствие к исполнителям, как бы ни хотелось, но во многом придется выносить за скобки. Если «Donda» — это психотерапевтический альбом, призванный помочь Канье смириться с давней потерей, то только сам Канье и может оценивать успешность такой стадионной психотерапии, не так ли? Остается надеяться, что критерием ее успеха служит не количество проданных мерчевых худи от Balenciaga, на которых изображен материнский дом.

Для звукорежиссера «Donda» психотерапия получилась, судя по всему, не очень удачной: Майк Дин за пару недель до завершения проекта покинул его из-за токсичной атмосферы (верится в это без труда).

Канье — это «большой художник», «настоящий артист», «Творец», занимающийся «настоящим искусством». Что значат все эти фразы и как вообще Канье добивается таких статусов-ярлыков?

Концепцию постмодернизма хоронят уже лет двадцать, но все окончательно не похоронят — и одним из ее постулатов является как раз размывание иерархий и упразднение так называемых больших проектов. Применительно к литературе и музыке это стало означать крушение таких конструктов, как «великая рок-группа», «великий поэт» и, само собой, восторженного «Творец». Поэт перестал быть больше чем поэтом, последняя великая группа — Radiohead 90-х годов и так далее.

С этими построениями можно не соглашаться и даже бороться. Несмотря на то что они могут быть освобождающими (любая идея «великого певца» или «первого поэта» по сути своей тоталитарна), в целом общество победившего постмодернизма aka позднего капитализма оказалось достаточно безнадежной «скучной дистопией». Бороться с ними можно минимум двумя способами. Или предлагать новые (действительно новые) рабочие большие или не очень большие проекты, которые покажут нам, что эпоха постмодернизма закончилась. Или цепляться за старые отжившие конструкции — применительно к искусству ими будет как раз модернистское или даже более раннее представление о великих артистах и их иерархиях. Проблема в том, что такая форма борьбы оказывается фикцией: все эти статусы-штампы наша культура и экономика уже вобрала в себя и переварила, они стали частью того самого позднего капитализма и употребляются в лучшем случае в виде метафор без какого-либо внятного содержания.

Можно назначить Канье главным певцом современности, можно собрать огромную кассу со стримингов, можно устроить фейковую медиавойну с каким-нибудь 50 Cent, можно зарабатывать миллиарды, можно сжечь не домик на стадионе, а весь стадион. Ничего не поменяется — по крайней мере, модель потребления культуры и модель ее промышленного производства. То, что ты Великий Артист, тебе нужно постоянно доказывать себе самому: и это вызывает фрустрацию, потому что, как это доказать, кроме как максимальной интенсификацией своих же методов, непонятно. Вот Канье и доказывает, причем иногда не очень красивыми способами, например, совершенно отказываясь от указания на стриминговых сервисах имен своих многочисленных коллаборантов.

«Donda» выглядит альбомом большой фрустрации, альбомом неуверенности и экстенсивного наращивания музыкального капитала. Не 12 песен (как, например, на «808s and Heartbreak»), а 27, не одна презентация, а три стадионных, не 10 фитов, а черт знает сколько, не одна слезинка, а целое ведро, не «Бог», а прямо-таки «БОГ1111». Ничего из этого (кроме, быть может, длительности) принципиально не выходит за рамки мейнстримного «большого» хип-хопа, который во многом и создан усилиями самого Уэста. Вопрос остается в том, что дальше: доказал ли Канье себе и остальным, что он именно тот олдскульный Творец, что он — Большой Страдающий Американский Артист, как в старые добрые? Или же он гораздо более успешно доказывал это ранее, пока переделывал хип-хоп в престижную для белых и черных музыку, а в тупик зашел именно сейчас, на мегаломанском проекте на глиняных ногах?

Упомянутая группа Radiohead тоже попадала в такую ситуацию — ну, записали вы очень лично-йорковский «Moon Shaped Pool», ну, песни красивые, ну, аранжировано и сведено все прекрасно — окей, как это все может подтвердить ваш статус?

Над Канье принято посмеиваться — в религию ударился, Трампа поддержал, в президенты захотел. За всеми этими смешками стоят именно представления о Большом Артисте, которому не то что позволено озвучивать непопулярные идеи, но и даже желательно делать это — «для усложнения». Это представления об искусстве в духе нашумевшего текста Константина Богомолова — мол, именно разорванность и «темнота» натуры делают Творца Творцом. Поэтому те, кто еще вчера возмущались гомофобными заявлениями DaBaby и поддерживали его кэнселинг, сегодня уже вполне комплиментарно пишут о его фите с Канье и даже возмущаются стримингами, которые на какое-то время убрали из эфира песню с DaBaby «Jail Pt.2». В США негодование по поводу «сложного» поведения Канье достаточно слышимо, для российской же критики это поведение оказалось вообще не проблемой.

Для оценки хип-хоп-альбома нужна какая-то экспертность в сфере хип-хопа. А как быть с альбомом религиозным, даже так: с альбомом, который озвучивает новую версию религии? Канье ведь предлагает нам не просто христианство, а некую свою его версию. Правил этой религии мы не очень понимаем. Корнями она уходит в телепроповедничество, коучинг и прочие смежные явления, давайте не будем об этом забывать: таких чуваков с личной религией успеха на американском TV сотни и тысячи. Кроме того, что вот такой вот Бог сделал Канье успешным и стоически терпит все его выходки — что мы еще можем сказать? Что этот Бог может сделать для нас, чтобы мы за ним пошли, должны ли мы уверовать в личного Бога — друга Канье, который спасает в первую очередь его, который выплачивает залоги за его друзей, а не за нас?