«В коллекциях стало больше теплых искренних чувств». Катя Дарма — о Неделе моды в Милане

Моей первой «живой» неделей стала Неделя моды в Милане. Символично, что в прошлом сезоне она же была, по сути, последней, которую можно было назвать нормальной, привычной. Тогда, в феврале, все только начиналось, и коронавирус казался чем-то далеким, не совсем реальным. Хотя на самом деле вовсю захватывал новые территории. В Милане было неспокойно: ходили слухи, что кого-то по возвращении домой тут же отправят на карантин, пустых мест даже в первых рядах с каждым днем становилось больше. Но все же вряд ли кто-то мог точно представить, как все развернется. Февральский показ Giorgio Armani, который дизайнер первым среди коллег отменил, сделал закрытым для публики, уже тогда называли историческим. И сегодня, спустя почти год, он и впрямь воспринимается как история.

Новую коллекцию Армани тоже представлял в диджитал-формате. Его шоу в живом режиме транслировали не только в Сети, но и на итальянском ТВ. И он был на этот раз далеко не единственным. В онлайн, хотя устраивать шоу уже разрешили, ушли многие. В том числе и самые крупные игроки. Самой ожидаемой в этом сезоне была совместная коллекция Миуччи Прады и Рафа Симонса — и ее представляли онлайн. Самой трогательной частью этой диджитал-презентации был Q&A Миуччи и Рафа, на котором они отвечали на вопросы, заданные им через инстаграм. Не профессиональными журналистами и фэшн-критиками — обычными людьми, даже школьниками. И если раньше разговоры про «моду для всех» и свою открытость самой широкой публике были для многих брендов чем-то вроде аттракциона, то сегодня это реальность, которую не оспоришь. Доступ к моде и у профессионалов индустрии, и у интересующихся на одном уровне: все смотрим онлайн-трансляции, все рассматриваем лукбуки — наступило равенство.

Все это может звучать грустно — я и сама, перечитывая свои же слова, испытываю похожие чувства. Но парадоксальным образом грустным все это не было. Несмотря на ограничения, несмотря на строгость новых правил, главным чувством, которое всем участникам подарила эта неделя, стала все же надежда. Все было не так, как мы привыкли, — и пока неясно, когда станет так и станет ли вообще. Все теперь совсем по-другому, жизнь изменилась, но она продолжается. И мода стала другой — она всегда реагировала на изменения, происходившие в мире, всегда говорила о проблемах, которые беспокоят создающих ее людей. Просто теперь для всех эти проблемы вдруг стали одинаковы — все, независимо от статуса и дохода, оказались в одной лодке. И сделали похожие выводы.

Мы встретились во время этой недели с Джузеппе Занотти. Он представлял свою новую коллекцию. За время пандемии Занотти закрыл 23 бутика. С одной стороны, это трагедия, ведь над своим делом, его развитием и ростом он работал всю жизнь. Но с другой, это позволило ему по-новому взглянуть на свою жизнь. Он рассказывал, что научился заново получать от нее удовольствие — от самых маленьких вещей: работы в саду, готовки, времени, проведенном с близкими людьми. На время карантина к нему переехала его команда. И с ними он сделал свою новую коллекцию. «Я, — рассказал мне он, — выписал все ключевые для моего бренда слова: аксессуары, шелк, животные принты, золото, серебро. Вспомнил свою основу. И эти слова стали базой для моей новой коллекции». И этот период, несмотря на всю его сложность, обернулся для дизайнера возможностью вернуться к истокам, вернуться к себе.

Пьерпаоло Пиччоли тоже вернулся к себе. Буквально: впервые за долгие годы шоу Valentino прошло не в Париже, а в родном Милане. И он тоже рассказывал, что решил вернуться к началу — к тому, что лежит в основе подопечного ему дома. Не в эстетике, а в идентичности. Главным словом его коллекции стал романтизм — причем, как говорит Пиччоли, радикальный. И самым романтичным поступком он назвал борьбу за свои идеалы: не столько модные, сколько человеческие. И одежда, показанная им, была не столько традиционно романтичной, — то есть без оборок, воланов и прочих нежных деталей, — сколько жизненной: простой и удобной.

От лишних украшательств отказались Max Mara и Giorgio Armani, Salvatore Ferragamo и Fendi. Все они показали вещи, более приближенные к жизни, чистых силуэтов и минималистичных форм, — и все говорили о том, как новая реальность повлияла на них. Кто-то — буквально. Например, Сильвия Вентурини-Фенди использовала для принтов фотографии, которые сделала сама во время локдауна, глядя в окно собственной спальни. Эта коллекция, непривычно минималистичная, очень чистая и красивая, для нее стала последней. Со следующего сезона женскую линию Fendi берет в свои руки Ким Джонс — во время показа он сидел в первом ряду и фотографировал Сильвию на телефон, когда она выходила на поклон в финале. И это тоже вроде бы мелочь, но трогательно и по-своему красиво. В моде — и в самих коллекциях, и на показах — стало больше и сомнений, и теплых, искренних чувств, которые теперь охотнее выражают открыто.

Dolce & Gabbana и Versace тоже вернулись к корням, но вовсе не к минимализму — это было бы совсем не в их духе. Все было в лучших традициях — пестро, ярко, оптимистично, а этого оптимизма нам всем в последнее время и не хватало. Ну а в коллекции Prada — первой, над которой работал Раф Симонс, — сплелись корни сразу двух больших творческих единиц. Здесь встретились и минимализм 1990-х, и отсылки к униформе, кусочки наследия Симонса времен Jil Sander, его любимой графики, ставшей важной частью стилистики Raf Simons, и прадовского ugly chic 1996 года. Принты из букетов, похожие на отпечатки крови или ягодного сока, дырки на водолазках, запахнутые, как одеяла, жакеты, пышные юбки, лямки рюкзаков поверх конфетных шелковых платьев — все, кажется, из совсем разных историй, но все совершенно гармонично. А главным высказыванием стало само объединение Симонса и Прады. Сотрудничество, а не конкуренция; поддержка, а не подколы — вот что помогает не просто выжить, а расцвести в этой новой реальности.

Конечно, от Недели моды, как и от всех прочих форматов жизни индустрии, нам остались рожки да ножки. Потому что когда у тебя условно 5 полноценных показов вместо 45, это, по сути дела, не Неделя моды. Тем более, когда в городе тихо и пусто, как в самый глухой несезон. Все твердили последние годы, что недели моды давно не те и ездить на них нет смысла — и вот сейчас, когда они действительно стали «не те», совершенно очевидно, сколько в них было смысла, какую картину они давали, какую создавали атмосферу и какую роль играли для индустрии. Этой картины сейчас нет — и ее отсутствие остро ощущается. Мода не реагирует напрямую на социальные потрясения, но она тесно связана с культурой и через нее — со всем остальным. Нынешние коллекции задумывались и по большой части делались еще до коронавируса и локдауна. То, как изменится социокультурная ситуация и как внутри нее изменится мода, мы увидим через сезон, а пока все, что мы видим, — это растерянность и робкая надежда. Что можно сказать уже сейчас, так это то, насколько важна цельность стиля и структурированность видения — именно они и становятся той опорной конструкцией, на которой все сейчас и удерживается. От Dolce & Gabbana мы привыкли получать фиесту и феерию — и, увидев все это на своих местах и даже в усиленном виде, были искренне рады. На другом полюсе миланской моды то же самое сделали Миучча Прада и Раф Симонс — обратились к сути стиля и видения, каждый своего собственного, и к тому, что у них есть общего, и сделали сильную коллекцию, одну из главных в этом сезоне, вне всякого сомнения. Все будут держаться корней, как обычно и бывает в смутное время, и хорошо, чтобы они, эти корни, были.