Кутюр осень-зима 2024: все самое красивое с Недели высокой моды в Париже

В заметках к коллекции, которая в этот раз вышла менее сюрреалистичной и однозначно более женственной, дизайнер рассказал, откуда берет начало мысль о птице феникс. Так называли Эльзу Скиапарелли за феноменальную способность перерождаться заново и переизобретать вместе с собой моду. Собственно, поэтому увидели на подиуме (в лучших традициях старого доброго кутюра, без трансляции, в камерной обстановке, где модели медленно и даже вальяжно перемещались по залу) кейп в виде крыльев (похожий в 30-х годах накидывала на плечи Скиап в память о музе балерине Анне Павловой) и легендарную пару туфель — результат творчества Эльзы и Дали Роузберри сделал частью корсета. Здесь же появилось черное платье с юбкой-бантом как оммаж изделию 1952 года и драпированное платье-кокон — с отсылкой к плиссированному из 1951-ого, юбка которого легко превращалась в накидку.

Минималист и футурист Ди Феличе нащупал точки соприкосновения с архивами одного из главных бунтарей мира моды Жан-Поля Готье, а следом в очередной раз убедил индустрию в том, что находится на своем месте в Courrèges. Перед шоу дизайнер поделился, что был совсем мальчиком, когда впервые увидел конусное бра Готье для Мадонны. «Для меня и многих странных, разных людей из сельской местности — со всего мира — он (Готье) представлял Париж, город, где возможно все». И это еще одна теория, которую Ди Феличе доказал на практике: в Париже правда можно все. Для каждого из 33 образов он выбрал по одному референсу, а объединяющим элементом сделал крючок. С его помощью он собирал в драпировки газар и тафту, которыми украшал платья из денима, кожи и стеганых комбинезонов. Ему определенно пришлась по душе возможность трансформации и функциональности кутюра. Корсет Готье он искусно «опускал», превращая в часть юбки с карманом (деталь, к которой он прибегал на осенне-зимнем шоу Courrèges), а затем нарочито демонстрировал тот же корсет, снимая платье-комбинацию. Предпоследний выход — и кольчуга из 40 000 соединенных между собой крючков и петель.

Жемчужина как символ чистоты и мудрости стала отправной точкой в кутюрной коллекции Джорджо Армани, который уже 11 июля отметит 90-летие, а в следующем году — 50 лет в индустрии. Признание в любви жемчужине началось скорее фигурально, чем буквально — с жакетов всех мастей (укороченных, плечистых, с рукавами три четверти) и перламутровых брюк. А следом шаг за шагом Армани добавлял по одной (крупной и не очень) бусине к каждому образу — всего 90 вместе с финальным выходом самого Армани (совпадение? не думаю). Он украшал увесистыми жемчужинами бархатные береты, рассыпал их по корсету платья бюстье и собирал в настоящие полотна звездного неба.

Чтобы продемонстрировать тесную связь с искусством, Chanel (с 6 июня без Виржини Виар в качестве худрука) выбрал Оперу Гарнье — одну из самых значимых и ключевых для Франции локаций. Шоу открыла Виттория Черетти в черном театральном кейпе поверх расшитого бусинами топа. Следом на импровизированном подиуме ателье бренда оттачивало работу с важным для дома материалом — твидом. Из него шили лаконичные костюмы с юбкой в насыщенном сиреневом и с позолоченной вышивкой, но уже в черном. Этот кутюр был своего рода миксом наследия трех креативных директоров: самой Коко Шанель, Карла Лагерфельда и Виар. По уже сложившейся традиции финализирован высказывание свадебный образ — платья с юбкой из тафты, с пышными рукавами и с расшитым цветами корсетом.

В кутюре осень-зима 2024 Мария Грация продолжает гнуть тему фемповестки и активизма. На этот раз с помощью работ афроамериканской художницы Фейт Рингголд, которые дизайнер использовала в сет-дизайне. На этих самых работах увидели атлетов — таким образом Кьюри связала картины с основной мыслью шоу и непосредственно вещами. А приближающаяся Олимпиада в Париже сыграла ей на руку. Мария Грация обратилась к Играм и Древней Греции, развернув диалог о невозможности женщин на протяжении долгого времени принимать участие в соревнованиях. Но позже, в том числе благодаря Элис Миллиат (одной из первых гребчих, способствовавшей включению женских соревнований по легкой атлетике в Олимпийские игры 1928 года), задача разрешилась. Женщины не только стали полноправными спортсменами, но и обзавелись хитонами. Последние, а еще платья ампир, кейпы и борцовки, расшитые стеклярусом и задрапированные, Кьюри и вывела на подиум.

Показ Balenciaga в бутике на авеню Георга V, 10 начался с медитации — Гвасалия сам практикует познание себя и мира каждое утро. Гостям предложили сконцентрироваться, вдохнуть свежий воздух и всю положительную энергию, чтобы наконец-то выйти на «путь более счастливой жизни». В этой счастливой жизни, по мнению креативного директора бренда, нет формальностей и условностей. Их же не было и в четвертой по счету коллекции высокой моды. Все, что сигнализировало о haute couture, — силуэты, напоминающие архивы Кристобаля Баленсиаги, рукава три четверти и сложносочиненные головные уборы. Вместо газара, органзы, шелка и других кутюрных тканей Гвасалия взял в руки то, с чем любит работать в ready-to-wear: деним и кожу, спортивные костюмы и аутдор. Так получился своего рода гибрид, в котором нынешнего креативного директора было на порядок больше, а оверсайз-футболки, джинсы, рубашки и куртки сочетались со шляпами-блюдцами в перьях и оперными перчатками.

Хорстинг и Снорен решили повернуть время вспять и вернуться на 26 лет назад, когда показали свою вторую кутюрную коллекцию широкой публике. В тот момент их привлекала абсурдность всего, что происходит в мире, и, вероятно, эта же абсурдность, но уже в настоящем, подвигла привести в действие маховик времени. Коллекция состояла из геометрических фигур: прямоугольников, треугольников, сферических и трапециевидных. Плечи пиджака задирались так высоко, что рисовали треугольник, а мини-платье с рукавами-буфами, надетое поверх блузона в горох, отчетливо напоминало окружность, которая становилась каркасом для брюк-шароваров, но уже в другом образе. «Кутюр для нас — это лаборатория экспериментов и изобретений, — поделились дизайнеры, которые ни на минуту не задумывались, кто и как будет носить их творения. — Зритель может позволить своему разуму гадать, создавать свободные ассоциации. Нам это нравится. Мы предлагаем то, что является отправной точкой для чьего-то собственного хода мыслей. (…) Смысл? Мы можем построить его сами».