Автор мемуаров «Strange Tribe» — о том, как книга помогла ему простить отца
В начале сентября в Россию на Московскую международную книжную выставку-ярмарку по приглашению бренда Montegrappa приезжал внук Эрнеста Хемингуэя Джон Хемингуэй. На ММКВЯ он представил российской публике свою книгу «Strange Tribe» — семейные мемуары о непростых отношениях отца Джона Грегори с его знаменитым дедом. У Грегори Хемингуэя было биполярное расстройство, сам он был врачом, а в середине 1990-х решил поменять пол, поскольку давно ощущал себя женщиной, а не мужчиной. Грегори сменил имя на Глорию и перенес несколько операций, но так и не завершил трансформацию из-за смерти, настигшей его в женской тюрьме в 2001 году. Buro 24/7 встретился с Джоном Хемингуэем, чтобы поговорить о его книге, биполярном расстройстве личности и трудных отношениях между его отцом и дедом.
Я предпочитаю думать, что моя книга — это биография моего отца. Я не хотел писать про моего деда, потому что о нем и так написано много книг и их продолжают писать. Уже почти невозможно найти что-то совсем новое об Эрнесте Хемингуэе. Хотя, я думаю, моя книга привносит кое-что новое в его образ. Дело в том, что, когда я писал о своем отце, я находил новую информацию и о его отце тоже. Я читал о нем пару книг, когда был подростком, но я никогда не думал, что мои отец и дедушка были похожи. У моего отца было много трудностей в его подростковый период, а позже он сделал операцию по смене пола. Я любил своего отца и считал своего дедушку отличным человеком, но я никогда не думал, что у них есть что-то общее. Меня удивило, что сходства все же нашлись.
Они оба были очень умными и веселыми. Мой отец был хорошим охотником — даже лучше, чем мой дед. Когда ему было 12 лет, он выиграл взрослые соревнования по стрельбе. Более того, это были национальные соревнования. Мой дедушка бурно на это отреагировал, потому что охота была чем-то вроде семейной религии. Моему дедушке эту идею передал еще его отец, и охота была важной частью поддержания семейных отношений по мужской линии. Мой дедушка был врачом и писателем, мой отец тоже, а я только писатель. Есть много подобных сходств.
Моя первая жена получала различные стипендии под исследовательские работы, и одна из них была для исследования о Хемингуэе, но я сам тогда еще не думал о таком направлении для себя. Думаю, я немного боялся заниматься этим. Меня пугала мысль, что мои отец и дед были в чем-то похожи. В конце концов я понял, что если я хочу написать историю своего отца, то мне нужно понять, что случилось до него, добавить туда информацию о поколении моего деда. Это открыло мне глаза, и так я стал читать о дедушкином поколении и нашел интересные связи. Я начал понимать, что творилось вокруг моего отца, и осознал, что за конфликт произошел между моим отцом и его отцом.
Когда я читал произведения моего деда, написанные в 1920-х, я нашел кое-что, что меня поразило: там была история об обрученной паре и их играх, в которых они раздвигали гендерные рамки. Он пытался понять, как связаны мужчина и женщина, пытался найти ту точку, в которой начинается мужское и кончается женское. У него было много таких рассказов. Так вот, моя книга изучает, что он писал, и пытается предположить, что за этим стояло. Он писал об этом, потому что ему было это интересно. Он видел в этом какой-то потенциал, и это было частью его личности, и я подумал, что это интересно.
Так что я решил заняться изучением этого аспекта. Два разных поколения мужчин интересовались связью гендерной идентичности и сексуальности, но у них были на это два разных взгляда. Первый был писателем, а второй — врачом. Они оба изучали этот вопрос, но второй смог взглянуть на него глубже, сменив пол с мужского на женский юридически и физически. И после того как мой отец прошел через операции, какая-то часть его сознания говорила ему, что это лучшее, что он сделал, а другая часть — что он стал всего лишь фриком. И я никогда не мог найти точку, которая бы объединяла оба эти взгляда.
Думаю, мы все объединяем в своей личности мужские и женские черты, но мы не осознаем этого большую часть времени. Для моего отца было важно найти этот баланс. В его случае это был скорее физиологический баланс. И я думаю, это совсем другое измерение, если сравнивать с работой моего деда. Он однозначно был мачо. Он любил женщин, участвовал в Первой мировой войне, он был четырежды женат, ему нравились алкоголь, охота и рыбалка. Но у него была и другая сторона. Он был сложным человеком, состоявшим из множества измерений. И чем больше измерений вы видели, тем лучше понимали его. Думаю, то измерение Эрнеста Хемингуэя, о котором я говорю, я и сам не ожидал обнаружить. Я думал, что просто напишу историю моего отца, а она оказалась историей прощения, любви, трудностей и проблем в общении с родителями.
У моего отца было биполярное расстройство. Все годы, что я говорю об этом, ко мне подходят много людей и рассказывают о своем биполярном расстройстве или расстройстве кого-то из своих родственников. И я могу понять, что они чувствуют, и я счастлив, что эта история помогает людям с такой проблемой и дает им осознание, что выход есть, они могут рассчитывать на понимание и что их примут такими, какие они есть. И это не очень легко, особенно во время обострений. Им нужны другие люди, и, конечно, это больше вопрос прощения, чем чего-то еще. То, как жил и умер мой отец, — трагедия. Он винил в своем состоянии свою жену, что было неверно. Ей было тяжело, и она умерла в тот же день после очередной их ссоры. Кстати, мой отец умер в тот же день и в тот же час, только 50 лет спустя. И эта кольцевая структура есть и в моей книге. Мой редактор говорил, что многие не поймут мою книгу из-за такой структуры, но мне она кажется чем-то естественным.
У меня было письмо, которое мой отец отправил Эрнесту. Это письмо уже публиковали, но никто не мог понять контекст, ту боль, то отчаяние, а также чувство вины, которые были у моего отца. Мой дедушка всегда был с ним, когда отец становился недееспособен из-за биполярного расстройства, и отвозил его в клиники. Для моего деда это имело значение. Он заботился о своих детях, и особенно о моем отце, потому что, когда родитель видит, как страдает его ребенок, он хочет как-то ему помочь. И я не могу понять, что чувствовал мой дед, ведь он не мог найти решения для проблемы своего сына. Это происходило до того, как литий был открыт как лекарство, помогающее людям с биполярным расстройством. Мне было очень важно прочитать это письмо и одновременно болезненно, потому что мне хотелось ему помочь, и я подумал, что все, что я могу сделать, — написать об этом.
Каждому, у кого в семье есть кто-то с биполярным расстройством, я бы хотел сказать, что этому человеку очень важна поддержка семьи. В своем роде у них есть особый дар. Во всяком случае те, у кого есть биполярное расстройство, обычно говорят, что не хотели бы быть иными. Лишиться его для них все равно что лишиться руки. Это часть их личности. То, через что они определяют себя. Они феноменальные, их мозг работает на совершенно другом уровне. Но когда человек не может контролировать свое биполярное расстройство, оно может превратиться в серьезную болезнь, стать клинической депрессией. И вот тут начинаются проблемы. Люди совершают самоубийства в таком состоянии, поэтому их надо защищать. О них нужно заботиться, их нужно понимать. Я осознаю, что это трудно.
Раньше казалось, что биполярное расстройство невозможно контролировать, но сейчас на определенном уровне это возможно, для этого есть лекарства. Так что с ним можно вести нормальную жизнь. Я помню, когда мой отец принимал литий, он ненавидел его, потому что, как он говорил, это лекарство заставляло его чувствовать себя коровой и лишало его половины спектра эмоций. Но теперь лекарства работают мягче, и люди не становятся такими безэмоциональными и могут жить полной жизнью.
На самом деле мне было очень страшно, потому что я знал, что мои отец и дед были очень похожи, и что же можно сказать обо мне? Я знал, что у меня нет биполярного расстройства, потому что у меня уже было бы много симптомов. Но, может быть, мои дети будут такими. И это болезненная мысль. Я задумываюсь об этом на каждой презентации моей книги. Сейчас я испытываю гораздо больше сочувствия к своим отцу и деду, потому что понимаю, как тяжело Эрнесту давалось отцовство. Я также понял, как тяжело было моему отцу, которому нужно было заботиться о своих детях и одновременно справляться со своей болезнью. Возможно, мой отец хотел, чтобы его дети о нем позаботились, но его дети хотели, чтобы он заботился о них. Мне нужно было написать книгу обо всем этом, чтобы понять.
Выбор редактора
Подборка Buro 24/7