Жизнь в современном обществе
Список претендентов на актерские награды 88-й премии «Оскар», в котором не оказалось афроамериканцев, расколол общество на два лагеря. Пока одни обвиняют киноакадемию в расизме, другие недоумевают: разве справедливо номинировать кого бы то ни было на приз, исходя лишь из его цвета кожи? Не является ли это дискриминацией — пусть и положительной? Мария Смирнова разобралась, что такое позитивная дискриминация и как она проявляется в повседневной жизни
Прямо передо мной в торговом центре идут две девушки и о чем-то весело болтают. Точнее, одна — идет, вторая — едет на невероятно навороченной инвалидной коляске, больше похожей на маленький автомобиль. В «багажнике» — несколько пакетов из магазинов модной молодежной одежды, вместо номера — табличка с именем «Минна». Видимо, так зовут владелицу транспортного средства. Люди не оборачиваются ей вслед, не качают сочувственно головами и не одаривают ободряющими улыбками. С недавних пор я живу в Хельсинки, и здесь не принято оказывать знаки повышенного внимания ни инвалидам, ни обладателям другого цвета кожи, ни мужчинам в юбках — словом, тем, кто чем-то отличается от спортивного, голубоглазого финского большинства.
Диагноз той девушки, скорее всего, звучит как «несовершенный остеогенез» — или «хрустальная болезнь», при которой кости обладают повышенной хрупкостью. Аналогичное генетическое нарушение было у Стеллы Янг — австралийского комика и журналиста. Именно она одной из первых публично заявила, что, щедро рассыпая людям с инвалидностью похвалы за одно то, что они просто встали с постели и вышли на улицу, мы оскорбляем и ущемляем их в правах не меньше, чем когда относимся к ним с отвращением и пренебрежением.
Мотивирующие картинки, на которых юноши на беговых протезах преодолевают марафонскую дистанцию, а безрукие девочки рисуют, зажав карандаш в зубах, Янг назвала «вдохновляющим порно», поскольку они объективизируют людей с инвалидностью ради блага людей без оной: мол, соберись, тряпка, хватит ныть, калеки могут, а ты чем хуже? «Вдохновляющее порно» — одно из последствий позитивной дискриминации, о которой впервые заговорили в западных странах примерно в середине прошлого века.
ПОД ПОЗИТИВНОЙ ДИСКРИМИНАЦИЕЙ ОБЫЧНО ПОДРАЗУМЕВАЕТСЯ КОМПЛЕКС МЕР ПО ПРЕДОСТАВЛЕНИЮ ОСОБЫХ ПРИВИЛЕГИЙ МЕНЕЕ ЗАЩИЩЕННЫМ ГРУППАМ НАСЕЛЕНИЯ
Под позитивной дискриминацией обычно подразумевается комплекс мер по предоставлению особых привилегий менее защищенным группам населения —инвалидам, представителям национальных, конфессиональных и сексуальных меньшинств, малоимущим, беженцам, ветеранам войны, бывшим заключенным. Женщинам. Основная задача позитивной дискриминации — уравнять в правах все социальные слои. В Канаде и Австралии, например, представители коренного населения имеют преимущества при поступлении в высшие учебные заведения. В Индии государственные и частные предприятия обязаны предоставлять некоторое количество рабочих мест инвалидам.
В токийском метро есть «розовый вагон», предназначенный только для женщин, чтобы те в час пик могли избежать домогательств со стороны незнакомцев. Собственно, и осуществляемая в России программа «Доступная среда» отчасти тоже является позитивной дискриминацией: строительство пандусов для людей, вынужденных передвигаться на инвалидной коляске, порой сокращает количество парковочных мест во дворе. Даже распространенная присказка о том, что среди героев современного американского фильма обязательно должны быть женщина, чернокожий и гей, тоже имеет прямое отношение к позитивной дискриминации.
Впрочем, всем известно, куда ведет дорога, выстланная благими намерениями: в той же Америке уже говорят о том, что какая бы то ни было система преференций противоречит Конституции. Более того, в публичных дискуссиях все чаще на первый план выходит этический аспект проблемы: если человек получает работу, по сути, только из-за своего цвета кожи, пола или диагноза, разве это не унижает его достоинства? Не обесценивает его достижений? Разве проникновение позитивной дискриминации из профессиональных сфер в бытовую жизнь не привело к появлению новых оскорбительных стереотипов?
Когда я была маленькой, на лето меня отправляли к бабушке, в провинциальный городок в Орловской области. Через пару домов от нас жил мальчик с синдромом Дауна. Ну как, мальчик: скорее молодой мужчина. Было ему лет двадцать с небольшим, и звали его Коля-дурачок. По паспорту он, конечно, был просто Колей, но приставка «дурачок» прилепилась к нему намертво. Колину маму считали женщиной смелой и даже бесстыдной: сын ее обычно гулял во дворе один, без сопровождения взрослых, и за ним по пятам носилась ватага малышей, которые то ли играли с ним, то ли задирали его — теперь уже сложно сказать.
Зато девочек постарше мамы и бабушки загоняли домой, стоило Коле только высунуть нос на улицу: почему-то считалось, что «дурачок» обязательно кого-нибудь изнасилует. Мне тогда было лет восемь, и значения слова «изнасилует» я толком не знала, но произносили его обычно таким страшным голосом, что одна мысль о том, чтобы пойти поиграть в Колин двор, повергала меня в состояние паники.
В память о Советском Союзе нам остались не только сталинские высотки, ковры на стенах и анекдоты про Хрущева, но и широко распространенное убеждение, будто люди с особенностями развития — это уродливые, пускающие слюни монстры, призванные в этот мир лишь затем, чтобы наказать родителей за неведомые прегрешения. Человека с нарушениями интеллекта стремились поскорее, не разобравшись толком в диагнозе, спрятать в стенах «желтого дома» — чтобы не мешал строить светлое социалистическое будущее.
Откуда родителям было знать, что их дети с синдромами поддаются обучению, а некоторые даже смогут впоследствии жить самостоятельно, работать, путешествовать? Информация была товаром более дефицитным, чем консервированные крабы. Теперь же, когда каждый год появляются новые образовательные организации по работе с детьми с особенностями развития, в интернете можно найти гигабайты данных о том или ином генетическом заболевании, а чиновники наконец-то заговорили об инклюзивном образовании, в общественном мнении наметился перегиб уже в обратную сторону: стало принято считать, будто дети с синдромом Дауна — самые добрые создания на земле, а дети с аутизмом — непременно талантливые художники. И это, опять же, есть не что иное, как позитивная дискриминация на бытовом уровне.
«Люди с синдромом Дауна — тоже все разные, — говорит Алена Легостаева, психолог РБОО «Центр лечебной педагогики», где обучаются особые дети и взрослые. — Да, они действительно часто бывают веселыми, ласковыми, любят обниматься. Но если одному человеку без синдрома такое внимание принесет удовольствие, то другому вполне может показаться нарушением границ. Задача семьи и педагогов — выстроить эти границы. Разрешать юноше с синдромом Дауна обнимать всех подряд девушек и трогать их за попу просто потому, что он такой солнечный, неправильно. Люди с нарушениями интеллекта поддаются обучению. Проявить к ним уважение — значит научить их правильно вести себя в обществе, найти способ объяснить им, как мужчина должен относиться к женщине, а женщина — к мужчине. Уважение к любому человеку, с любыми особенностями развития — первично, и это принципиальная позиция ЦЛП».
В мультсериале Family Guy, который на самом деле можно считать не только кладезем цинизма, но и своеобразной энциклопедией кейсов на тему равенства, есть показательный эпизод, в котором Крис, непривлекательный подросток, явно не пользующийся популярностью у противоположного пола, начинает ухаживать за девушкой с синдромом Дауна и ждет от нее ангельской кротости, тепла и нежности, а она в итоге оказывается такой же стервой, как и все остальные. Завышенные ожидания не менее унизительны, чем подчеркнутое снисхождение.
«В нашем центре есть специальная программа для взрослых с нарушениями развития, которая дает им возможность заняться каким-нибудь делом: например, сварить варенье, — продолжает Алена. — В ее реализации нам помогают волонтеры, и они порой сюсюкаются со своими подопечными: «Зайчик, открой ротик, давай поедим». При этом «зайчику» может быть 25 лет. Ну да, он в памперсе и вообще не разговаривает, но что с того? Общаться в таком тоне со взрослым человеком — неуважение, как, впрочем, и начинать с ходу ему «тыкать». Конечно, юношам и девушкам, которые приходят заниматься в ЦЛП, как будто бы безразлично, как к ним обращаются — на «ты» или на «вы», но я всегда пытаюсь поставить себя на их место. Если со мной вдруг что-нибудь случится и я потеряю подвижность или еще какие-то функции, мне бы хотелось, чтобы меня все равно воспринимали как взрослого человека, а не как младенца».
Завышенные ожидания не менее унизительны, чем подчеркнутое снисхождение
Разумеется, глупо утверждать, будто люди с нарушениями физического или интеллектуального развития вообще не нуждаются в помощи. Нуждаются: некоторые из них без помощи не выживут. Но оказывать эту помощь нужно адекватно потребности в ней. То же касается и знаков внимания. Не стоит хвалить человека со spina bifida — расщеплением позвоночника — за то, что он смог самостоятельно донести до рта ложку: в конце концов, у него поражены нижние конечности, а не верхние. Солисту британской инди-группы Mystery Jets Блэйну Харрисону этот порок развития не мешает записывать альбомы, давать концерты и путешествовать по миру. Ну, или почти не мешает.
«У моего младшего брата синдром Аспергера, который внешне никак не проявляется, — рассказывает моя знакомая Даша. — Если к человеку с синдромом Дауна или ДЦП особое отношение формируется еще до того, как с ними успели пообщаться, то в случае с моим братом это не работает. В общественных местах его часто принимают просто за избалованного ребенка и относятся к нему соответствующе, без всякой позитивной дискриминации. С другой стороны, сейчас он учится в инклюзивной школе ОРТ, и, насколько мне известно, там никто не получает серьезных поблажек: учителя обращают внимание на способности, а не на диагноз. Мой брат отлично справляется с математикой, а вот литература ему дается тяжело, и на литературе к нему не пристают: именно потому, что он не силен в предмете, а не потому, что он аспергик.
В целом в этой школе на детей смотрят с позиции: «Неважно, что ты странненький, главное, что ты умный». Да, у моего брата есть инвалидность, и, по-моему, при поступлении в вуз она может дать ему какую-то фору, но у него очень развит интеллект, и фора ему вряд ли понадобится. Поэтому, если в будущем он придет устраиваться на работу и его возьмут только из-за того, что компанию обязали отдавать определенное количество мест людям с особенностями, это очевидно будет пренебрежением его умственными способностями».
Нельзя грести всех инвалидов под одну гребенку. Ребенок с тем же синдромом Дауна может и не заметить, если сверстники по наущению взрослых нарочно уступят ему победу в игре. Ребенка же с сохранным интеллектом это почти наверняка обидит. Между фразами «Ты сегодня отлично выглядишь» и «Ты такая молодец, что вышла из дома» пролегает пропасть: второе исподволь намекает, что с твоим диагнозом вообще-то положено пожизненно сидеть в четырех стенах.
«Я в инвалидной коляске с рождения, и меня всю сознательную жизнь не покидает ощущение, будто малознакомые люди разговаривают не со мной, а с зеленой металлической бандурой на колесах, — говорит Саша, переводчик и литературный рецензент. — До сих пор помню случай, который произошел, когда я учился в университете. Ко мне тогда подбежала первокурсница с тортиком: «Это тебе! Ой, сейчас обмажешься же!» Ага, спасибо. Но нет, не обмажусь, и нет, не надо меня кормить тортиками. Познакомиться можно, а вот сюсюкаться — не стоит. Ужасно неприятно, когда от тебя ждут какой-то особенной душевной чистоты или чего-то еще в таком роде. Не то чтобы ее нет, этой душевной чистоты, но то, что есть, к здоровью имеет мало отношения».
Вместе с тем, как уже было сказано выше, инвалиды — далеко не единственная категория населения, которая подвергается позитивной дискриминации, в том числе в быту. Когда мужчина называет женщину «представительницей слабого пола», ему кажется, будто он делает ей комплимент: мол, вот она вся такая нежная, воздушная, хрупкая. На самом же деле этот пошлейший речевой оборот — тоже унизителен. Как и вечная готовность спутника подать тебе пальто, вне зависимости от того, нужна тебе помощь или нет.
«Позитивная дискриминация в России — это в лучшем случае разовые мероприятия для женщин. Я, например, где-то видела анонс бесплатного семинара по самообороне, — говорит Анастасия Каримова, создательница паблика о гендерных стереотипах «Не Марс и не Венера». — Допустим, при найме на работу в некоторых сферах женщинам действительно отдают предпочтение. Но что это за сферы? Воспитательницы в детсадах, уборщицы, ресепшионистки. Неужели кто-то всерьез будет утверждать, что работа на низкооплачиваемых должностях может быть привилегией? Давайте не будем шутить про уборщицу из Газпрома — это один случай на сто тысяч.
Да, в России, например, длинные декретные отпуска. Это было бы позитивной дискриминацией, если бы мужчины были обязаны брать декретный отпуск наравне с женщинами — такая традиция существует в Швеции. У нас с ее помощью можно было бы сломать устоявшуюся социокультурную систему, в которой от женщины ожидается, что она откажется от карьеры и целиком посвятит себя ребенку. Согласно шведской статистике, декретные отпуска для отцов позитивно влияют не только на женскую карьеру, но и на мужское здоровье, на отношения мужчин со своими детьми. России до этого далеко: здесь самые продвинутые либеральные экономисты выступают против подъема пенсионного возраста для женщин, аргументируя это тем, что женщинам старшего поколения надо раньше заканчивать свою карьеру, чтобы сидеть с внуками».
Даже если в России рано или поздно будет принята практика априорного предоставления женщинам пропорционального количества рабочих мест, это почти наверняка вызовет бурные словесные баталии. Чиновники, принимающие соответствующие законы, знают статистику и отдают себе отчет в том, что пока уравнять мужчин и женщин в правах на получение должности и соразмерную оплату труда можно только в том случае, если этот процесс будет контролироваться государством и профсоюзами. Для российской общественности же введение преференций станет поводом лишний раз покричать о том, что бабы у нас якобы и так в шоколаде, чего им еще нужно?
«В России часто путают позитивную дискриминацию и так называемый «доброжелательный сексизм», к которому можно отнести все ту же пресловутую подачу пальто, — продолжает Анастасия. — Как быть галантным и не быть сексистом, пусть даже доброжелательным? Соблюдайте три простых правила: прежде чем оказать помощь, спросите свою подругу, не против ли она; будьте готовы в следующий раз принять помощь от нее; помогайте не только женщинам, но и вообще всем, кто в этом нуждается. Я, например, всегда придерживаю дверь перед мужчинами, у которых руки заняты тяжелыми сумками».
«В России часто путают позитивную дискриминацию и так называемый "доброжелательный сексизм"»
Вроде бы лестное представление о женщине как о существе трепетном, ранимом и постоянно нуждающемся в опеке на самом деле не менее оскорбительно, чем уверенность в том, что выходцы из стран Африки — сплошь музыкальны, что представителям коренных народов Севера с блеском удается сохранять свою этническую идентичность, что геи стремятся исключительно к стабильному моногамному браку, а дети с аутизмом непременно становятся великими художниками.
Вместе с тем проблема позитивной дискриминации значительно сложнее дихотомии хорошо — плохо. Допустим, в Британии введение системы квот в пользу одной группы людей вполне справедливо считается ущемлением прав другой группы. Однако британское, да и в целом западное общество на пути к равенству продвинулось значительно дальше российского. В нашей стране почти любая «инакость» по-прежнему вызывает недоверие, отторжение, агрессию. Пожалуй, в последние годы появление в московском метро чернокожего студента уже не является поводом для напряженных смешков, но если вдруг выяснится, что этот самый студент только из-за своего происхождения получил в университете место, которое могло достаться русскому, последствия могут быть весьма плачевными.
Да, родители детей с аутизмом, ДЦП, синдромом Дауна стали выступать по радио и телевидению и рассказывать о радостях и сложностях, с которыми им приходится сталкиваться, а на улице можно все чаще увидеть инвалида-колясочника. Но значит ли это, что людей с особенностями стали меньше бояться или относиться к ним как к равным? И значит ли это, что позитивная дискриминация в любых ее проявлениях им только навредит? Увы, нет.
«Бытовая позитивная дискриминация — побочный эффект процесса, через который проходит наша страна на пути к толерантности, — считает Алена Легостаева. — Не бывает так, что вчера все делали вид, будто инвалидов не существует, а сегодня вдруг наступило тотальное равенство. В современных российских реалиях стереотип о том, что люди с синдромом Дауна — добрые и солнечные, не так уж и плох. Он убирает страх, который раньше возникал у любого человека, когда он слышал о каком-то синдроме. Уже после того, как мы победим этот страх с помощью позитивного мифа, можно будет говорить о том, что не все дети с особенностями развития добрые, одаренные, прекрасные. Что все — разные. Но пока пусть лучше перед глазами женщины, беременной ребенком с синдромом Дауна, будет положительный пример. Пусть она знает, что у нее родится радостный солнечный младенец, а не овощ, от которого ей предложат отказаться в роддоме».