Перемен: как белорусы следят за революцией из-за границы

В последние дни на BURO. выходили эмоциональные тексты о том, что происходит в соседнем государстве. Ведущий «Дождя» Денис Катаев написал, как бело-красная революция выглядит из Москвы. Дизайнеры Ольга Новик, Наталья Цуран и Дарья Лебедева и визажистка Ксения Тырсикова сообщали об обстановке, находясь в Беларуси. Наконец журналистка  Лиза Захарова, которая учится в Антверпене, пишет нам, каково следить за полицейским насилием и все разрастающимся протестом в своей стране из Европы.

Меня зовут Лиза, и теперь я гордо заявляю, что я беларуска. Я долго думала, стоит ли рассказывать о том, как я отношусь к происходящему в Беларуси, и наконец-то пишу этот текст. Пишу и, честно говоря, не знаю, смогу ли я после его публикации вернуться в страну, в которой родилась и выросла. Многим может показаться, что я драматизирую, но поверьте: до недавнего времени в «демократическом социальном и правовом» государстве абсолютно никто не имел права открыто высказывать свое мнение. Кроме действующего президента, конечно. Сказал правду или дал оценку происходящему — тут же штраф, увольнение, в худшем случае — тюрьма. У меня всегда было обостренное чувство справедливости, я прямолинейный человек, поэтому жить в стране, где от свободы осталось только слово, мне не хотелось. Не потому, что не люблю Беларусь, а потому что я хочу говорить, делать и жить, как хочется мне, а не какому-то типу с телеэкранов, который зовется «главой государства». С ужасами его режима в последние дни столкнулись моя семья, друзья и знакомые. Когда я вспоминаю о случившемся, по спине пробегают неприятные мурашки, а руки невольно сжимаются в кулаки от злости и бессилия.

Сколько себя помню, всегда хотела уехать. У меня получилось: я поступила в Варшавский университет, потом переехала в Антверпен, в планах — магистратура в Риме. Можно сказать, я стала «человеком мира»: в Беларусь меня не тянуло, я не лила слезы по дому и даже не особо скучала. Так бы и было, пока не наступил 2020-й и выборы в моей стране.

Все закрутилось со сбора подписей кандидатов в президенты: белорусы стояли в огромных очередях, чтобы дать возможность оппозиционерам хотя бы принять участие в выборах. Уже тогда я поняла, что эта гонка не будет похожа на предыдущие. Сначала власти заявляли, что очереди — фарс, «карусели» и оппозиция так создает иллюзию вовлеченности. Как только в телеграм-каналах появились фотографии километровых очередей, власти не на шутку испугались. Начались несправедливые задержания самых популярных кандидатов — Сергея Тихановского и Виктора Бабарико, которые до сих пор в заключении. Жена Тихановского Светлана пыталась зарегистрировать мужа в ЦИК, когда Сергей был задержан, — ей отказали. Недолго думая, она сама зарегистрировалась, а Сергей, которого, как ни странно, отпустили, стал руководителем ее инициативной группы. На одном из митингов Тихановского снова арестовали, после чего штаб Светланы объединился с другими кандидатами — задержанного Виктора Бабарико и «не собравшего достаточное количество подписей» Валерия Цепкало. Как только оппозиция проявила такую солидарность, президент начал публично поливать оппонентов грязью и бросаться сексистскими высказываниями: «Мне ее (Тихановскую) просто жаль» или «У нас общество не созрело для того, чтобы голосовать за женщину». Тихановская проводила пикеты, общалась с избирателями — за считаные месяцы из домохозяйки она превратилась в лицо назревающей революции, в белорусскую сойку-пересмешницу. Ее сторонники предложили складывать бюллетени гармошкой и класть в урну, чтобы сразу было понятно, что за нее проголосовало больше, чем за Лукашенко. Белорусы снова терпеливо стояли в бесконечно длинных очередях по всему миру, чтобы выбрать своего президента. Мне удалось проголосовать только благодаря моим героическим подругам, занявшим очередь возле единственного избирательного участка в посольстве в Варшаве. Хочу поблагодарить — это сарказм — работников дипкорпуса по всему миру за препятствование осуществлению избирательного права, плохо организованный прием голосов, за испорченные бюллетени. Своими глазами я видела, как люди стояли в надежде, что их голос что-то изменит. Почему я и тысячи иммигрировавших белорусов решили проголосовать, возможно, не планируя возвращаться на Родину? Я понимала, что, скорее всего, Александр Григорьевич нарисует себе 55–60%, но рассчитывала, что эти гармошки помогут мне, нашим родным и друзьям увидеть, что наш голос имеет значение. Не тут-то было: ЦИК озвучил результаты, согласно которым Лукашенко набрал 80,23% голосов, Тихановская — 9,9%. Сказать, что меня такой результат разозлил — ничего не сказать. Если бы мой выбор просто не совпал с мнением большинства, я бы погрустила день-два и успокоилась. Возмущение определило то, что среди моих politically engaged знакомых не было ни единого человека, проголосовавшего за действующего президента, — во всех опросах, которым можно было бы доверять, выигрывала Тихановская.

Первые три ночи после выборов я почти не спала: безостановочно скроллила новостные сводки, смотрела фотографии и ролики с мест столкновения протестующих с силовиками. Страшно было найти знакомую фамилию в списках задержанных или раненных. Я не переношу громкие звуки, будь то хлопок или треск, — что уж говорить о чудовищных взрывах; у меня паника от вида крови, ран, царапин. Даже от изображений на экране хотелось сжаться и спрятаться куда подальше. Против дубинки, щита и пуль вышли люди с белыми лентами, красно-белыми флагами и символами протеста — сердечком-кулачком-знаком V. Сотни протестующих и обычных прохожих были задержаны без повода и причины. Ты выглядишь необычно, спускаешься в метро в неподходящее время, сидишь вечером на лавочке во дворе? Получи по почкам, и в автозак! Люди в растерянности пытались найти пропавших родных — в ответ получали безразличное «ищите в РОВД». Зазвучали нагло-циничные высказывания городской администрации, глупые оправдания МВД, пошла ложь от журналистов, пишущих статьи для государственных изданий; все это подливало масла в огонь всеобщего возмущения. Вышедшие из изоляторов продолжают рассказывать жуткие истории, как пятьдесят человек набивали в камеры, рассчитанные на четверых, как людей складывали в несколько рядов на полу и избивали, как давали одну буханку на всех и не разрешали сходить в туалет. Я редко плачу, но за последние дни прослезилась раз сорок.