День начинается с того, что меня будит пес. Потом, как обычный здоровый работающий человек, варю кофе, еду на работу. Хотя назвать работой то, чем занимаюсь, не могу — это скорее путь. Сейчас, например, примерно с 10:00 до 17:00 репетирую в «Сатириконе» — материал взяли очень непростой, но глубоко интересный. Это, кстати, достаточно долгий отрезок времени для репетиции — обычно она длится часа три. Вечером спектакль. Иногда я приезжаю на свои постановки, смотрю, как они живут — это очень важно на начальном этапе. Первые 10-15 спектаклей наблюдаешь и отстраиваешь в зависимости от зала.
Для меня закон очень простой — нужно работать. Когда выпускался из ГИТИСа, понял, что никто не поможет мне просто так, не будет открывать дверь, ждать. Это очень важно понять на выпуске. Да и вообще, когда идешь в профессию режиссера, все делаешь сам. Заражаешь людей идеей, придумываешь замысел с художником. Мне кажется, что пока ты молод, здоров и у тебя есть силы и идеи, нужно просто работать — и работать много. В таком случае рано или поздно тебя заметят.
В каком-то смысле не я этот материал выбирал, а он меня. Была читка, театр предложил несколько пьес на выбор, и одна из них была о Габриеле. Мне все так понятно стало, притом откликнулось даже не сюжетом. Итальянская комедия или commedia dell'arte — специфический для театра термин. Мне самому стало интересно ею заняться, да и для Театра Маяковского это новый воздух. Получился спектакль, в котором все зависит не только от артистов, но и от зрителей — случится у них интерес или нет. Мы, конечно, делаем все для того, чтобы случился, но как пойдет — никто не знает. Будет либо полный провал, либо, наоборот, взлет. Мне кажется, это очень смело.
Да, это одна из тех вещей, которые ты почти постоянно делаешь, — ищешь (и находишь) тексты, которые хочется поставить. Еще, кстати, очень интересно работает время: читаешь, например, Чехова и видишь совсем другое содержание, нежели два года назад. По-новому материал раскрывается. Но такое происходит только с хорошими авторами. Постоянно ищу новое, что-то, чего не знаю.
Что-то нам и правда очень близко. Хотя в Италии другая система театров — почти нет репертуарных, в отличие от России. Но у нас и актеров безработных больше, и студентов каждый год выпускается тысячу человек точно — это колоссальные цифры. Каждый московский театр может взять человек трех максимум. В итоге каждый год сотням артистов приходится как-то находить себя, чтобы остаться в профессии. Придумывать свои театры, сниматься в кино, идти в антрепризу. Кто-то понимает, что эта профессия вообще не для него, и уходит в IT, например. В нашей пьесе герои — это такие романтики, которые очень горят актерской профессией. Хотят, несмотря ни на что, заниматься театром, но их беда в том, что они молоды. Это и счастье тоже, потому что есть энергия. Непонятно только, как с ней быть.
Все великие мастера говорят, что правильно искать в трагедии комедию, а в комедии трагедию. Я пошел таким путем. Не скажу, что у нас получилась какая-то трагичная история. Мне было важно немножко бухнуться в комедийный жанр — это очень сложно, поскольку рассмешить людей нужно уметь. А как сделать так, чтобы все сработало? Держать внимание. Поэтому зритель нам невероятно необходим, чтобы понимать «ага, вот это работает, а это нужно докрутить». Материал очень живой, поэтому мне было интересно за него взяться с точки зрения эксперимента.
По Чехову я делал два спектакля («Моя жизнь» и «Цветы запоздалые». — Прим. BURO.) и через призму этих постановок чуточку приблизился к Антону Павловичу. Пусть крупицу, но чувствую. Норвежцев прекрасных — Юна Фоссе, Кнута Гамсуна — тоже своего рода сумел прочувствовать. А пьеса Фаусто Паравидино и Джампьеро Раппы, которую я взялся поставить, интересна, потому что непонятно: а как это сделать? За чем мы следим — за сюжетом? Нет. Мы его понимаем, но не грузим себя драматическими переживаниями. Они необходимы, но должны идти в контрапункт.
Мне кажется, это относится больше ко внутренней кухне, а не к зрителю: то есть не значит, что ему обязательно надо знать, ситком это или комедия дель арте. Традиционная комедия дель арте гораздо сложнее, и здесь ее нет. В таком ключе работал Джорджо Стрелер, и в театре Пикколо ди Милано, который он создал, до сих пор есть персонажи традиционной комедии масок, которые по сюжету могут возникнуть в современной истории. Поэтому, мне кажется, нужно идти легким, открытым, с абсолютно свободной головой, не относиться к происходящему всерьез и не задумываться: а что бы я хотел испытать? Мне кажется, в нашей культуре это есть — относиться серьезно ко многим вещам. Это замечательно, но иногда нужно давать компенсацию, мол, сейчас сижу отдыхаю, смотрю спектакль, в котором артисты играют, классная музыка звучит. Не хочу обесценить режиссуру, но в настоящее время так редко можно просто понаблюдать за актерами, их проявлением, движением мыслей, взглядом на жизнь. Вот это, наверное, и есть комедия — не рассмешить, а показать, как герои смотрят на жизнь. Потому что «Вишневый сад» ведь тоже комедия. И в ней вся прелесть как раз в том, как люди чувствуют этот созданный Чеховым мир.
Конечно, у каждого театра своя, очень особенная, атмосфера. У Маяковки есть свои черты, абсолютно точно. Сто лет не проходят даром. И с одной стороны, тут очень важно понимать это, а с другой — когда вам становится сто лет, вы можете делать все что угодно. То есть это немножко освобождает от ответственности этих ста лет. Я бы хотел пожелать этого Театру Маяковского. Не того, чтобы двигаться в какие-то новые дали, но хулиганить, как я не знаю кто. Человек, которому двадцать лет, не сможет хулиганить, сорок — не сможет. Чем старше ты становишься, тем больше у тебя свободы, легкости. И хочется, чтобы театр в этом направление рос.
Думаю, да, могу себя таким назвать. По крайней мере, хотел бы таким человеком быть и стараюсь над этим трудиться. Сейчас удивляюсь своему псу, он не так давно у меня появился. Мне кажется, это одновременно прививка любви и воспитание твоего терпения. Приходишь домой, а там взрыв на карамельной фабрике, и нужно быть милосердным либо не заводить собаку. Смотрю, как он спит, как рад видеть меня — это совершенно неподдельные эмоции. Пожалуй, одно из самых сильных моих впечатлений за последнее время. И, конечно, репетиции в «Сатириконе». Сейчас я этим живу.