Или из чего состоит первый курс Философского клуба ЦСИ «Винзавод» о новейших философских течениях
Философию чаще всего воспринимают как дисциплину статичную и практически не имеющую отношения к современности. Или даже не как дисциплину, а вовсе как некую мудрость веков. Но время не стоит на месте, и философия уже давно представляет собой не только кантовский критицизм (и даже не деконструкцию Деррида). Сегодня философия — это целая сеть исследовательских проектов, направленных на то, чтобы осмыслить настоящий момент в новых категориях. Современная философия амбициозно претендует на то, что раньше философии и вовсе не было, она была вечно отягощена какими-то изъянами и искажениями. Чтобы разобраться в том, что произошло в философии за последние два-три десятилетия, Философский клуб ЦСИ «Винзавод» запускает курс «Назад к вещам!» о самых важных интеллектуальных трендах, а также опросил спикеров этого курса и своих друзей о том, чем живет сегодня философское сообщество.
«Назад к вещам!» — первый курс Философского клуба ЦСИ «Винзавод» о новейших философских течениях после «спекулятивного поворота», который даст развернутое представление о главных тенденциях последних лет: темной экологии, аксерационизме, киберфеминизме, спекулятивном реализме, теории новых медиа и многом другом.
Полина Ханова, преподаватель философского факультета МГУ имени М. В. Ломоносова, исследователь, переводчик
Темная экология — это проект Тимоти Мортона по переосмыслению отношений между человеком и природой в ситуации антропоцена, т.е. когда наше мышление о среде (и, соответственно, то, что мы с ней делаем) оказывает обратным ходом непосредственное влияние на наше существование в этой среде. Поэтому темная экология предлагает говорить об «экологии без Природы», то есть без концепта Природы как чего-то внешнего, и создать концептуальный аппарат для способа отношения, который погружал бы наблюдателя в среду, сняв разрыв между ними. Это необходимо, чтобы построить другой способ отношения с всевозможными «нечеловеками» — живыми и неживыми существами, собственным биологическим видом и даже планетой в целом — и в первую очередь осознать, что мы постоянно сосуществуем с нечеловеческими агентами — биологически, социально и даже на уровне самих структур мысли, некоторыми из них мы пронизаны или даже являемся их составной частью. Темная экология объединяет подходы философии, экологии, искусства, этики, чтобы, грубо говоря, перестать пользоваться «нечеловеками» и научиться с ними сосуществовать.
Арсений Жиляев, теоретик искусства, художник, куратор
Для меня, как для художника, безусловно, одной из главных идей, с которой я работаю, можно назвать философское обоснование возможности технологического обеспечения бессмертия и воскрешения. Основной вклад здесь принадлежит плеяде мыслителей начала XX века, ассоциируемых с «русским космизмом», течением в отечественной мысли, соединившим некоторые выводы из марксизма, теории биологической эволюции и необходимости технологической трансформации жизни, а также довольно еретического (читай секулярного) прочтения христианской теологии. Космизм часто атакуют за неадекватность его языка и методологии по отношению к нормам, принятым в современном интеллектуальном производстве. Однако близкие к нему интуиции можно найти у Квентина Мейясу, философствующего теоретика Маккензи Варка, теоретиков постгуманизма, акселерационизма, технооптимистов и, конечно же, Бориса Гройса.
(способы существования и производства человека)
Александр Писарев, исследователь, переводчик, научный редактор
Неизменным и иногда неявным горизонтом интеллектуально-художественных дискуссий вокруг судьбы и значения нечеловеческого (от бактерий и насосов до Геи), превращения человека/науки/капитала в преобразующую силу планетарного масштаба, а также поисков того, как охватить все это в мышлении и искусстве, остается человек как специфический способ существования. Речь не идет о том, чтобы измыслить и вменить действительности идеал человека или исследовать мир в кадрах его опыта, представлениях или языке. Мысль вынуждена погрузиться в мир и следовать за человеком всюду, где он рождается, трудится, вступает в отношения с вещами, технологиями и живыми организмами, познает, наслаждается, сталкивается со своим бессилием или умирает. Отныне мысль меньше и медленнее, чем человек во всем многообразии его существования, а человек — меньше и медленнее, чем формирующие и пронизывающие его процессы.
Осмысление такой конечности человека сопрягается, с одной стороны, с исследованием социальных, экономических и научных практик, в которых он формируется, с другой — с поисками новых форм понимания и этики сожительства, борьбы и взаимодействия со всем тем сонмом организмов, институтов, вещей и структур, с которыми он делит среду обитания. Множественность таких практик означает множественность способов существования в качестве «человека», а их изменчивость — настоятельность имени «постчеловеческого».
(как способ говорить о философии позднего капитализма и главных конфликтах в нем)
Борис Клюшников, теоретик искусства, преподаватель кафедры кино и современного искусства РГГУ, института «БАЗА», Школы имени Родченко
Что такое киберготическое? Под готическим Марк Фишер вслед за Делезом, Гваттари и Воррингером понимал конкретно «оживление того, что мертво» или присутствие «неорганического» в самом нутре жизни. Безусловно, здесь будут уместны и ссылки на романтическую готическую литературу — и Франкенштейн Мэри Шелли, и Голем Майринка раскрывают перед нами попытку оживления неорганического. Во всех этих случаях готического на первое место выходит также мотив контроля извне, что, по определению Норберта Виннера, составляет суть кибернетики. Если мы возьмем пантеон готической культуры, то увидим, что он построен на противоречии между контролем и неорганическим. Марк Фишер идет дальше, в область критики мысли, и рассматривает «Капитал» Маркса как готический роман, вспоминая сравнение рабочего с «живым мертвецом», а капиталиста — с вампиром. Готика оказывается способом говорить о реальности в индустриальном капитализме, она становится реализмом капитализма.
В киберготическом контексте иначе можно увидеть тему космизма, которой занимаются многие художники и теоретики. Идея бессмертия для всех, получающая все более расширенные политические интерпретации, является как раз ставкой «жизни» против мрачной линии смерти.
Концепт-мем киберготического интересен еще и потому, что он привносит возможности развитой литературной критики в поле современной философии. Он позволяет увидеть соотношение разных линий в философии как давно обозначенный конфликт между научной фантастикой (science fiction) и хоррором (horror fiction). Это противопоставление впервые заострил Дарко Сувин, марксистский теоретик научной фантастики. Он связывал метод научной фантастики с практикой когнитивного отстранения (Урсула Ле Гуин, Артур Кларк). В то время как хоррор взывает к эффекту неизведанного и мифологического (Лавкрафт). В этой системе координат «киберготическое» безусловно продолжает линию хоррора в философии, эта философия доводит рациональность до предела, за которым — ее собственный ужас.
Однако самым интересным, как и всегда, окажется диагональный шаг, который решит это обостряющееся противоречие между живым и мертвым — и создаст систему мысли, в которой этот конфликт не будет играть никакой роли. Жизнь и смерть перестанут быть точками сингулярности друг друга и наконец покинут трансцендентную зону запрета, которая так заряжает мысль, и станут повседневной постживой данностью. Но как сделать этот диагональный шаг — большой вопрос.
Александр Ветушинский, преподаватель философского факультета МГУ, сотрудник Московского центра исследования видеоигр
Наиболее захватывающей и чарующей сегодня является идея плоских онтологий. Это новый, четвертый тип ответа на вопрос «Что же существует на самом деле?». Долгое время в традиции доминировали два наиболее общих ответа на этот вопрос: либо на самом деле существует то, что все охватывает (то есть то, что превыше всего, некое предельное недостижимое единство), либо существует то, что лежит во всеобщем основании (вроде демокритовских атомов, из которых складывается мироздание). Эти ответы живы до сих пор.
Первый доминирует в религиозных картинах мира, а также в новом спиритуализме в духе нью-эйдж, второй представляет собой классическую научную картину мира. Философия уже давно заклеймила такие подходы как метафизические, предложив третий тип ответа на этот вопрос: на самом деле существует не верхний предел, из которого все охватывается, и не нижний предел, лежащий в основании всего, на самом деле существует лишь середина, из которой эти верх и низ полагаются. Этой серединой, конечно же, стал человек. Так на место метафизики пришла критическая традиция. И, хотя корреляционизм уже с Нового времени стал позицией по умолчанию в философии, новая онтология попыталась показать, что между первыми тремя типами ответа на вопрос о том, что есть, не так уж и мало общего. Все они — онтологии вертикали. Первые две рассматривали вертикаль как важнейшую характеристику самого бытия, третья отдала предпочтение единому центру, из которого эта вертикаль выстраивается. Плоская же онтология заявляет: таких центров бесчисленное множество и человек — лишь один из них. Конечно, все объекты разные (ведь каждый объект создает свою собственную вертикаль) и тем не менее они равны — равны в той мере, в какой существуют.
Игорь Чубаров, доктор философских наук, директор Института социально-гуманитарных наук Тюменского государственного университета
Наиболее перспективным направлением в философии последних 10 лет представляются усилия спекулятивных реалистов и радикальных материалистов, пытающих пробиться к миру до, после и помимо «человека», преодолевая привилегированную корреляцию, которая традиционно установлена между его бытием и его же сознанием в осмыслении отношений объектов всего остального мира. Разумеется, при этом возникает целый ряд трудностей с онтологическим статусом гибридных объектов, отмеченных вторжением человека в геологические и экологические процессы, с ролью языка и новых медиа в смыслообразовании, наконец, природой самого «человека» вне и помимо отмеченной корреляции.
Выйти из антропологического круга, мыслить о человеке без подсказок-костылей антропоцентризма, не впадая при этом в натуралистический редукционизм и экстернализм — задача почти теологическая. Ее спекулятивный характер обоснован, правда, не сверх-существованием мыслимого объекта, а пределами самого мышления — «мыслью о немыслимом», например, несуществованием как таковым, трансгуманистическими перспективами человечества, развитием искусственного интеллекта и т.д. Соответственно, направления развития новой философии будут связаны с осмыслением постчеловечества, археологией и футурологией медиа, новыми цифровыми технологиями и проблематикой искусственных нейронных сетей, а также с ответами на вызовы развития нейронаук и наук о жизни, «естественных» и гибридных, натуркультурных наук.
Впервые этот материал был опубликован
27 сентября 2018 года
Выбор редактора
Подборка Buro 24/7